Элоиза Энгл - СОВЕТСКО-ФИНСКАЯ ВОЙНА
Мрачная драма противостояния человека танку разворачивалась по всей заснеженной границе. Начиналась она с доклада о появлении танков, и истребители танков заползали в заранее отрытые по обочинам дорог щели и окопы. Окопы тщательно маскировались еловыми ветками или ветками других вечнозеленых деревьев и обильно присыпались снегом, потому что находящиеся в башнях танков русские постоянно ожидали подвоха.
Вскоре генерал Эстерман смог доложить, что танки русских больше не являются хозяевами положения. Пока истребители танков на дорогах вели с ними схватку, солдаты других частей финской армии тоже включались в борьбу с этими смертоносными чудовищами. Повара, интенданты, саперы и стрелки вскоре обнаружили, что можно втолкнуть бревно или лом в гусеницы наступающего танка и тем самым лишить его возможности двигаться. Стоило экипажу танка вылезти для проведения ремонта, их встречал огонь финских пулеметчиков.
Экипажи танков, пытавшиеся передвигаться по льду замерзших озер, вскоре поняли, что до наступления морозов противник установил ряды мин под водой, приспособив к их взрывателям с обоих концов веревки. В этих водонепроницаемых минах, лишь частично снабженных взрывчаткой, оставалось достаточно воздуха, и они вмерзали в лед. Плавучие металлические контейнеры также помогали сохранять минам положение, при котором они наносили наибольший урон. Мины взрывали, когда танки находились непосредственно над ними или когда они уже прошли, чтобы отрезать им путь к отступлению.
Русские также наталкивались на противотанковые заграждения на льду, в тех местах, где финны проделывали полыньи. На тех участках, где они не могли сохранить «водяные рвы» из-за сильных морозов, они укладывали широкие полосы целлофана на поверхности заснеженных озер, надеясь таким образом ввести в заблуждение воздушную разведку русских, которые могли посчитать, что озеро не замерзло и танки там не пройдут. Устраивались и ложные противотанковые укрепления, изготавливаемые из картона, в которых даже размещали сплетенные из соломы чучела людей и лошадей, с тем чтобы бомбардировщики русских тратили свой боезапас на эти «скопления» финнов. Изобретательность финнов казалась неисчерпаемой, но для каждого «трюка» требовался человек, обладающий незаурядным мужеством, и потому даже штабные офицеры, лишь кивком головы одобрявшие эффективность столь грубых и неординарных методов борьбы, с уважением относились к солдатам, опровергающим поговорку «один в поле не воин».
Направляющийся к линии фронта истребитель танков Каарло Эрхо слышал гул артиллерийских залпов и задавал себе вопрос: каково же там на самом деле? Он знал, что на этом участке силы противника превосходят финнов в десять раз и многие солдаты из его взвода погибнут. Кто из них станет первым?
Подразделение Эрхо расположилось вблизи линии фронта; людей уже развели по палаткам, подали кофе, и все выглядело достаточно спокойным. Внезапно у входа в палатку прозвучал голос часового: «Истребители танков, готовьте свои бутылки и боеприпасы. У вас две минуты!»
«Эй, сосед! Смерть стучится в твою дверь».
Художник Юсси Аарнио
Эрхо и его товарищи выскочили из палатки и присоединились к группе из 10 человек. Командир группы, сержант Оути Хелас, приказал им окопаться по обочинам дороги в пяти местах: солдаты с «коктейлем Молотова» — по одну сторону, а с взрывчаткой — по другую.
«Вот мы и готовы, — подумал Эрхо, — теперь пусть идут».
Юному финну сообщили, что 10 русских танков прорвались через линию фронта и приближаются к его участку. Со своей замаскированной позиции он видел, как лейтенант распределял по местам пулеметчиков, которым предстояло позаботиться о том, чтобы экипажи русских танков не смогли скрыться.
В поле зрения появилось первое чудовище, стреляющее во всех направлениях; оно так уверенно приближалось, что, казалось, ничто не в силах его остановить. Вслед за ним следовали остальные, ведя ураганный огонь. И Эрхо подумал: «Неужели мы должны сражаться с этими стальными чудовищами при помощи пары бутылок с бензином и нескольких ручных гранат?» Мысль эта казалась абсурдной. Намного разумнее было бы сейчас осторожно встать и, отступив, покинуть это безумное столпотворение.
Три танка уже миновали его позицию, но приказа атаковать все еще не было. Наконец прозвучал сигнал. Эрхо освободил запал, досчитал до трех и бросил мешок с динамитом под днище третьего танка. От нескольких громких взрывов земля заходила ходуном, но когда он поднял глаза, то заметил, как его танк вместе с остальными медленно поворачивает туда, откуда пришел. Испытав горькое разочарование от того, что танк не лежит беспомощно на боку, он ткнул локтем своего приятеля, Кививирта, и сказал, что у него вышли все боеприпасы.
«Давай угостим их вот этой последней бутылкой», — сказал юный воин. С этими словами он спокойно поджег запал и швырнул бутылку в идущий последним танк. Она попала прямо в щель для забора воздуха и тут же воспламенилась, освещая все вокруг желтоватым пламенем. Вскоре весь танк был объят пламенем, и Кививирта произнес: «Мы наверняка поджарили русских».
Тем временем лейтенант Каарто, связав две трехкилограммовые тротиловые шашки, метнул их под гусеницы второго танка, который остановился. Вскоре запылал и третий танк, подожженный самим командиром отряда; остальные танки были уже вне пределов досягаемости. Экипаж второго танка пытался скрыться в лесу, но стал легкой добычей автоматчиков[20].
ГЛАВА 6
ЛЕДОВЫЙ АД ЗИМНЕЙ ВОЙНЫ
Поначалу русский солдат ничего не имел против холода. Он полз в атаку на животе, и его боевой дух поддерживала мысль о скорой победе. У него было мощное новое оружие, частенько прямо с завода, а летняя форма доставляла лишь легкие неудобства. Но все изменилось, когда температура упала сначала до 10, а потом до 20, 30, 40 градусов ниже нуля; вот тогда-то и начался настоящий ад, ад Зимней войны.
В такие морозы оружие солдата Красной армии замерзало, замерзали продукты питания, мерзли руки и ноги. Если он слишком обильно смазывал оружие, оно становилось бесполезным. Стоило ему прикоснуться к стволу винтовки голыми руками, а потом убрать руки, на металле оставались следы его крови. Водители танков и автомашин заметили, что, если не прогревать двигатели в течение 15 минут каждые два часа, аккумуляторы выходят из строя. Войскам требовалось больше, чем обычно, продуктов питания; чтобы выжить и сражаться, солдатам был нужен обильный и сытный рацион, а не черствый хлеб и чай без сахара.
В лютые морозы человеческая кровь остывала, и ее плазма переставала выполнять свои функции. Да, холод способствовал остановке крови у раненых, но если человек долго оставался на морозе без перевязки, то его истерзанная и окровавленная плоть вскоре начинала темнеть, из нее сочилась зеленоватая жидкость, свидетельствующая о начинающейся гангрене. Финские санитары, отправляясь на помощь раненым, набивали рот ампулами морфия, чтобы он оттаивал. У русских, похоже, ничего подобного не делалось, так как военных медиков у них было мало, а частенько они вообще отсутствовали. Большинство раненых солдат Красной армии замерзали, напоминая собой статуи, сохранившие позы, в которых их настигла смерть.
Финнам также приходилось жить в эти морозы, и им было отнюдь не легко, особенно когда, вместо того чтобы греться вокруг костра в лагере, они совершали ночью многокилометровые круговые марши. Но мало кто из них жаловался на погоду; они привыкли к ней, и более того, подчас мороз спасал им жизнь.
Энсио Никула рассказывает о случае, произошедшем у местечка Сумма в морозный январский день после массированного артиллерийского обстрела русских. Он вдруг заметил, как на нейтральной полосе с земли поднялся человек без головного убора и без оружия и побрел к финским позициям. На плечах у этого человека виднелись обрывки белой маскировочной формы, поэтому командир роты отдал приказ не стрелять, но прежде чем солдат успел добраться до окопов, русские открыли по нему ураганный огонь.
— Мы расстегнули его форменную куртку и увидели под ней овчину… Мы насчитали шесть бескровных отверстий от пуль у него в груди.
Кто-то сказал:
— Отнесите его в палатку к убитым. Он наверняка мертв. Санитары через пару часов заберут его.
Солдата оставили в обогреваемой палатке, а часа в два в палатку вернулись сменившиеся часовые, расселись, закурили и собрались выпить горячего кофе. Внезапно послышался голос:
— Эй, дайте-ка мне сигарету.
Мы поняли, что говорит «мертвец». Я прикурил для него сигарету, и он стал курить, бормоча себе под нос: «Похоже, ноги у меня целы…»
— Да, но у тебя шесть дырок в груди, — сказал я ему.
