Вольдемар Балязин - Эпоха Павла I
Что касается судьбы Марии Федоровны, то она стала помехой на пути к безоблачному счастью императора с княгиней Гагариной, которую он, по упорным слухам, хотел возвести на престол, отослав Марию Федоровну в ссылку, что было вторым шагом к пропасти.
Шаг последний – поход в Индию
Историки, изучавшие последние месяцы царствования Павла, согласны с тем, что самой непопулярной акцией императора был безумный, самоубийственный поход донских казаков в Индию, в одночасье замышленный Павлом и столь же стремительно осуществленный.
Резкий поворот императора от Англии и Австрии к Франции, только что бывшей главным врагом России, объяснялся недовольством Павла вчерашними союз-никами. Австрийцы оставили на произвол судьбы
Суворова, выказав крайнюю скаредность и недруже-любие, англичане повели себя точно так же по отношению к русским солдатам в Голландии, а затем в Англии.
В ноябре 1799 года Бонапарт, произведя государственный переворот, стал искать сближения с Павлом. Одним из его первых шагов на этом пути был демонстративно дружеский поступок. Он велел одеть в новые мундиры из лучшего, тончайшего сукна в точном соответствии с российской военной формой и без всякого выкупа отпустил в Россию десять тысяч русских солдат, оказавшихся в плену у французов после неудачной кампании в Голландии. Этот благородный поступок ошеломил Павла, и он, отказавшись от союза с Англией, немедленно решил стать союзником Франции.
Сближение России с Францией оказалось стремительным и произошло на основе общей антиангликанской политики, за что Павел потребовал вознаграждения за счет Турции. Желая поставить Англию в затруднительное положение, Павел послал через Среднюю Азию, тогда еще не принадлежавшую России и очень плохо изученную, экспедиционный казачий корпус в Индию. Во главе корпуса поставил пятидесятилетнего донского атамана Матвея Ивановича Платова.
Когда эта мысль пришла Павлу в голову, Платов уже четвертый год сидел в Петропавловской крепости. Но мало ли генералов, мгновенно попавших в опалу, столь же стремительно возносились на высоты почета и славы? В середине января 1801 года Платов совершенно неожиданно был вывезен из крепости и доставлен в Михайловский замок.
Традиционно его встреча с Павлом описывается в слащаво-пасторальных тонах: атамана якобы привезли в новом, с иголочки, генеральском мундире, император расцеловался с несчастным узником, попросил прощения за три с лишним года заточения в тюрьме и, прощаясь, наградил орденом Иоанна Иерусалимского.
А вот что об этом рассказывал сам М. И. Платов графу П. А. Строганову в 1812 году на Соловьевой переправе: «Я с персидской войны за то, что не допустил персиян отрезать голову графу Валерьяну Александровичу Зубову, брошен был в каземат Петропавловской крепости, вот там-то, в каземате, и вылезли мои кудри. Я каждый день в зимнее время угорал в проклятой хате, чад глаза ел, как от хрена, мышь, крыса бегала по мне, дали мне затрапезный халат и закрыли железную дверь, и с того времени дверь эта не отворялась. Я дням и счет забыл, свет проходил в каземат сквозь окошечко величиною с лазейку для кошек, какие прорубают в дверях житниц.
Вдруг услыхал я в коридоре гам и говор и услышал скрип ключа в замке. Сотворил я крестное знамение и решил: «Видно, пришел мой час положить голову на плаху». Вижу свет фонарей, вижу коменданта крепости князя Сергея Николаевича Долгорукого и слышу, как говорит он мне:
– Матвей Иванович! Государь-император повелеть соизволил, чтобы вы как можно скорее явились к Его Величеству во дворец!
Я сначала подумал, что это дьявольское наваждение, и перекрестился еще трижды, а Долгоруков и еще четверо офицеров, что были с ним, стоят живые. И понял я, что все это – на самом деле.
– Да как же мне во дворец, – сказал я, – на мне вся свитка истлела.
Тут же отвели меня в покой к коменданту, побрили у цирюльника, помыли, дали чистое и вернули мою казацкую одежду. А минут через десять стоял я уже в царском чертоге.
На длинном столе был раскатан длинный плант, и государь, подозвав меня, изволил спросить:
– Видишь эту дорогу на планте? Это прямой путь от Оренбурга в Индию.
– Вижу, великий государь, – отвечал я.
– Ты знаешь эту дорогу? Она знакома тебе?
И вспомнил я каземат, и подумал: «Лучше в ад, чем обратно в крепость», – и сказал:
– Знаю.
И государь велел мне ехать на Дон, а там посадить на коней всех, кого только можно, и вести в Индию.
Вышел я от государя ночью и не знал, куда деться. Я спросил слугу, не знает ли тот квартиры, где можно было бы переночевать?
– Да вот, за канавой трактир Демута, там и возьмете номер.
– А где твой Демут? – спросил я его.
– Как! Вы и Демута не знаете? Да ведь его в Петербурге всяк знает – и стар и млад. Видно, издалека вы приехали, – сказал слуга.
Я подумал: «Вот ведь и близко жил, а ничего не знаю». Слуге же ответил:
– Да, издалека. Видишь, я – казак. Проводи меня к твоему Демуту.
И тогда слуга передал меня истопнику, и тот проводил к Демуту, и там заснул я, не раздеваясь, богатырским сном на матрасе».
В конце января 1801 года сорок тысяч дончан пустились в путь, имея запас провианта на полтора месяца и дорогу в три тысячи верст, по пустынным, неизведанным землям. Скрыть такое предприятие было невозможно, оценивали безумный поход однозначно, и потому крайне низкий престиж и авторитет Павла рухнул окончательно.
Английский посол и Ольга Жеребцова
В создавшейся ситуации единомышленником и единственным союзником всех недовольных Павлом должен был стать английский посланник. И взоры заговорщиков обратились к нему, но нужно было найти посредника, который, не вызывая подозрений тайной полиции, мог бы войти в контакт с высокопоставленным дипломатом. Идеальным кандидатом могла бы стать женщина.
Князь П. В. Лопухин, близкий родственник Зубовых, хорошо знавший всю их семью, но особенно Ольгу Александровну Зубову, в замужестве Жеребцову, писал, что она стала деятельнейшей участницей заговора и вовлекла в него английского посланника лорда Уитворда. Существует достаточно хорошо обоснованная точка зрения, что убийство Павла было осуществлено на английские деньги, а точнее – в случае удачи исполнителям акции гарантировалась оплата в два миллиона рублей. Сумма, конечно, громадная, но война с Россией, несомненно, обошлась бы в гораздо более крупную сумму.
Забегая чуть вперед, расскажем о следующем. Лопухин писал: «За несколько дней до 11 марта Жеребцова нашла более безопасным для себя уехать за границу и в Берлине ожидала исхода событий. Как только известие о кончине императора Павла дошло до Берлина, Жеребцова отправилась дальше, в Лондон. Там она получила от английского правительства сумму, соответствовавшую двум миллионам рублей. Эти деньги должны были быть распределены между заговорщиками, в особенности между теми, которые принимали наиболее деятельное участие в убийстве. Но Жеребцова предпочла удержать всю сумму за собою, будучи уверена, что никто не отважится требовать заслуженного вознаграждения».
Так оно и случилось, ибо за спиной Жеребцовой стояли могущественные братья Зубовы, а кто посмел бы оспаривать у них хоть какую-нибудь долю?
Итак, заговорщики твердо решили убрать Павла, но дату переворота до начала марта 1801 года не назначали. Ускорить осуществление своих намерений их заставило непредвиденное обстоятельство.
Роковой визит Палена к императору
7 марта в семь часов утра Пален, как обычно, вошел в кабинет Павла для доклада обо всем случившемся в столице за минувшую ночь. Не успел он приступить к докладу, как Павел спросил:
– Господин Пален, были вы здесь в 1762 году?
Пален мгновенно сообразил, что императора почему-то заинтересовал последний дворцовый переворот.
– Почему вы, Ваше Величество, задаете мне этот вопрос? – спросил насторожившийся Пален, выигрывая время на обдумывание ответа и одновременно проясняя ситуацию.
– Да потому, что хотят повторить 1762 год, – сказал Павел.
Пален тотчас же овладел собой и спокойно ответил:
– Да, государь, этого хотят. Я это знаю и тоже состою в заговоре, чтобы выведать планы заговорщиков и сосредоточить нити заговора в своих руках.
Не зная, насколько Павел осведомлен о составе заговорщиков, Пален назвал и Александра и тут же попросил императора дать ему ордер на арест цесаревича. Павел одобрил его предусмотрительность и выдал ему документ, подписав его, но не поставив даты.
Пален взял ордер и с ним прошел в апартаменты Александра, решительно потребовав назначить как можно более близкую дату переворота, так как иначе и Александра, и Константина ждет Петропавловская крепость.
Александр очень испугался, но он любил отца, не хотел его смерти и потому попросил ограничиться арестом Павла, объявив о его душевной болезни и невозможности оставлять за ним трон.
