Нина Молева - Сторожи Москвы
Память мужа – ради нее берется вдовая великая княгиня за необычное для женщины дело: решает поставить в Кремле новую белокаменную церковь во имя праздника, в день которого состоялась Куликовская битва, – Рождества Богородицы.
Теперь не так уж просто было и с деньгами. Как ни считался с матерью сын, а права свои великокняжеские ревниво берег. Все равно изловчилась и место выбрала всей женской половине семьи особенно дорогое. Велела разобрать старую деревянную церковь Воскрешения Лазаря, под которой, как утверждала легенда, находилась усыпальница великих княгинь, пока не построили здесь же, в Кремле, Вознесенский женский монастырь. Новая церковь Рождества Богородицы предназначалась для женской половины семьи, чтобы все княгини и княжны из рода в род молились за свою семью и самих себя в стенах, которые бы служили памятью великому подвигу ее вечно любимого князя.
С 1393 по 1396 год возводили мастера храм из белых каменных блоков с тоненькими шовчиками. Двери с перспективами, в тоненьких колонках, с порталами. Круглые окна с украшениями наподобие морских раковин.
И еще – был храм расписан знаменитым иконописцем Феофаном Греком вместе с Симеоном Черным и учениками.
Так деятельно и успешно занималась великая княгиня Евдокия Дмитриевна мирскими делами, что и этого не простили ей «добрые люди». Поползли по Москве слухи, что «нечестно» жила великая княгиня в своем вдовстве, будто верности великому князю не хранила. Не то что не стали мать защищать – пришли к ней за ответом. И первым тот самый, в недобрый час родившийся Юрий, когда разорили татары Нижегородскую землю.
Тогда княгиня, как повествует историк, раскрыла перед детьми роскошные великокняжеские одежды, которые всегда носила, и показала им суровую посконную рубаху на теле, иссохшую, увешанную веригами грудь. По кончине Дмитрия Ивановича втайне приняла Евдокия Дмитриевна монашеский обет и свято его соблюла.
Только поставив на ноги самых младших детей, уверившись в царившем в семье мире, отошла от дел, открыто постриглась под именем Ефросинии и заторопилась со строительством Вознесенского монастыря.
«…Не слышите ли, господине, бедных моих словес? не смилять (не смягчат ли) ли ти ся моя горкыя слезы? Звери земныя ко ложа своя идуть, и птицы небесныя по гнездом летять, ты же, господине, от дому своего не красно отходиши. Кому уподоблюся? остала (потеряла) бо есмь царя; старые вдовы, тешите мене, молодыя вдовы, поплачите со мною, вдовия бо беда горчее всех людей…»
Церковь не сочла ее ни праведницей, ни угодницей. Но в народной памяти осталось описание чудес, которые происходили, когда шла великая княгиня на пострижение. Слепой нищий прозрел, утерев глаза рукавом оставленной ею сорочки. До тридцати человек, страдавших различными «падучими недугами», получили исцеление во время шествия в монастырь, на которое собралась масса москвичей.
Недостроенной Вознесенской церковью занялась невестка великой княгини, когда получила всю полноту великокняжеской власти. Супруг ее, Василий Дмитриевич, умер, и Софья Витовтовна осталась одна с малолетним сыном на руках. А ему надо было еще получить в Орде ярлык на великое княжение, а пока за него приходилось решать государственные дела, чтобы не упустить полноты власти. При ней церковь была возведена «по кольцо где верху быти», то есть куполу и главе.
Церковь Рождества Богородицы в Кремле. Интерьер.
Вот только пожары следовали один за другим, мешая завершить строительство, – в 1414, 1415, 1422 годах. А самый страшный вспыхнул в 1445 году. К тому же княжеская междоусобица, в ходе которой великий князь Василий II Васильевич был ослеплен собственным двоюродным братом Дмитрием Шемякой, не оставляла времени для благоустройства монастыря.
И снова судьбой храма занялась очередная великая княгиня, теперь уже овдовевшая после смерти Василия II его Марья Тверичанка, которую сама выбрала для сына Софья Витовтовна.
Княгиня Марья решила обгоревший, со сдвинутыми сводами храм полностью разобрать и на его месте соорудить новый. Но, по счастью, находившийся у нее на службе мастер Василий Дмитриевич Ермолин выступил в защиту старой постройки. Он не стал разбирать церковь до основания, переложил только своды, а обгоревшие стены обложил новым камнем и обожженным кирпичом. В начале ноября того же, 1467 года храм был освящен.
Но, кажется, ни один из ансамблей Кремля не страдал так от пожаров, как Вознесенский монастырь. В 1475 году в Кремле обгорело одиннадцать каменных церквей, а у «Вознесения и нутрь выгорел». Храм очень быстро восстановили, но уже в 1482 году в нем сгорела большая икона Одигитрии греческого письма, сооружения «в меру» чудной Цареградской. Погибли краски и оклад, но самая доска уцелела, и тогда на ней Дионисий возобновил тот же образ.
Бесконечная борьба с огненной стихией приводит к тому, что уже в 1514 году отец Ивана Грозного, Василий III Иванович, приказывает церковь разобрать. Новая на ее месте строится, по всей вероятности, знаменитым Алевизом Фрязином уже в 1520-х годах.
И опять продолжались страшные пожары, уничтожавшие и разорявшие монастырь: 1547-й, когда выгорели без остатка все деревянные постройки и погибли в огне десять монахинь, не говоря об образах, церковных сосудах и всяком прочем имуществе, 1571-й – сгорели игуменья со всеми сестрами. Затем шли 1626 год, 1633-й, 1737-й, и каждый раз от деревянного строения не оставалось ничего.
Заказ на строительство в Вознесенском монастыре Алевизу Фрязину исходил от великого князя Московского Василия III Ивановича, причем некоторые современники связывали решение князя со случившимся в обители именно в это время видением.
28 июля 1521 года у Оки неожиданно появился крымский хан Махмет-Гирей со многими полками из низовых татарских орд, к которым присоединились черкесы и Литва. Началось опустошение сначала Коломенских земель, затем отдельные отряды стали двигаться к Москве. Они выжгли монастырь Николы на Угреши и дошли до подмосковного села Остров.
Москва «села в осаду» вместе с собиравшимися со всех сторон пришельцами из уездов и жителями собственных посадов. Великий князь, по существующему обычаю, отправился в Волок «строить» полки. Но в Москве неожиданно началось смятение. Причиной тому стало не только пророчество юродивого Нагоходца Василия, пришедшего к вратам Успенского собора для тайной молитвы. Стоявшие вокруг юродивого горожане вместе с ним услышали шум внутри храма и увидели, как сошла со своего места и подвиглась к дверям икона Владимирской Богоматери. Одновременно раздался голос, что Богоматерь вместе со всеми русскими святителями хочет выйти и из собора, и из самой Москвы, причем вся внутренность церкви осветилась ярким огнем, который вскоре погас.
Еще больший страх и смятение вызвала престарелая и давно уже слепая инокиня Вознесенского монастыря, которая, стоя на молитве, в своей келье увидела «не яко во сне, но яко на яву – идет из града по Фроловския ворота многочисленный световидный собор святолепных мужей в освященных одеждах, многие митрополиты, епископы, из них были познаваемы великие чудотворцы: Петр, Алексей, Иона и Ростовский Леонтий, и иные многие иереи и дьяконы и прочие причетники. С ними же несома была и икона Владимирския Богаматери, и прочие иконы и кресты и Евангелия, и прочие святыни с кадилами, со свещами, с лампадами, с рипидами и хоругвями, и за ними народ в бесчисленном множестве.
И в то же время от великого Торжища Ильинского навстречу шествию, скоро поспешая, двигался Сергий Чудотворец и к нему доспел Варлаам Хутынский Чудотворец. Оба преподобные, встретя святителей, со слезами вопрошают их: «Чего ради исходите из града, и куда уклоняетесь, и кому оставляете паству вашу в это время варварского нашествия?»
Световидные святители также со слезами ответили, что по Господню повелению они идут из града и выносят икону Владимирскую, потому что люди забыли страх Божий и о заповедях Божьих не ведают и не радят; того ради Бог и попустил придти сюда варварскому языку, да накажутся люди и покаянием возвратятся к Богу. Святая двоица преподобных умолила святителей общею молитвою помолиться о грешных людях, дабы праведный Божий гнев на милость претворить. Последовало совокупное торжественное моление, после которого священный ход возвратился в город».
Монахиня рассказала о своем видении духовнику, и оказалось, что подобные видения были многим москвичам в разных частях города.
В тот же день стало известно, что татары безо всяких сражений в панике бежали от Москвы. Объяснялось это тем, что посланный ханом к Москве передовой полк увидел вокруг столицы бесчисленное воинство. Не поверив этому сообщению, хан дважды повторил опыт, но все посланцы подтверждали первое сообщение. Махмет-Гирей отдал приказ своим войскам уйти в степи. Вскоре, как узнали москвичи, он был убит ногайцами.
