К. Воложанин - История Сибири: Хрестоматия
Казаки и воеводские были в Сургуте и Нарыме уже в 1596 г., Томск основали в 1604-м, а там – Енисейск (1619), Красноярск (1628). Оттуда пошли в Чечуй, в 1630-м заложили Якутск. Огромные пространства от Енисея до Лены первым из русаков исходил вольный человек Пантелей Пенда. Летом 1639 г. атаман Дмитрий Копылов, прошедший с отрядом по Лене и Алдану, выслал далее Ивана Москвитина с людьми. Последний с трудностями немалыми достиг хребта Джугджур, откуда сплавился по реке к самому Охотскому морю, то есть к Тихому океану…
Примерно в то же время русские узнали о реке Амур, на которой стоит сказочная гора из серебра. Однако выход на Амур никак не давался: то путь не тот выбирали, то мор, то иное. В 1643 г. якутский воевода П. Головин снарядил на Амур, в Даурию, экспедицию Василия Пояркова. Во время этого похода вызнавались географические особенности региона, рудные места, связи с Китаем и прочее. Поход этот был долог и тяжел – горами, плоскогорьями, трудными реками – Алданом, Учуром, Гонамом, Зеей. Приходилось ставить промежуточные базы, оставлять там людей, бедствовать нескончаемо, отбиваться от дауров, голодать.
На Амуре уговорили в российское подчинение нивхов. Объясачили собольим оброком – обычное дело. Те и рады были, терпя притеснения от маньчжуров и рассчитывая на помощь русского царя. Весной 1645 г. – после двух зимовок – поплыли из устья Амура на север. Через три месяца подошли к устью речки, по которой спускался к Охотскому Москвитин. Зазимовали и в третий раз – а там, москвитинским путем, вернулись в Якутск.
Окончательно Амур стал российским в 1858 г. – после подписания Айгунского трактата. Между тем было время, когда Николай I считал, что Амур России не нужен. Потом одумался.
В середине же XVII в. совершил свой подвиг и Семен Дежнев. В его походе по «восточным северам» обнаружилось, что Сибирь не смыкается с Америкой, а разделена проливом. Снарядил тот поход на кочах Федот Попов, но море разметало кораблики, и тот, кому должна была достаться слава, сгинул ли, достиг ли Камчатки – в общем, исчез… Дежнев же, перезимовав в Анадыре, вернулся и поведал якутским властям о печальном походе.
Вскоре после Пояркова в Даурию пошел Ярко Хабаров, промышленник из Сольвычегодска. С 1647 по 1652 г. он прошел по Амуру и поставил несколько крепостей и город Албазин, ставший на долгие годы форпостом России у маньчжурских рубежей. Нынешний Хабаровск не зря носит его имя.
В 1656 г. в Сибирь был сослан протопоп Аввакум – самый яркий образ русского раскольничества. К этому времени Сибирь уже становится синонимом политической ссылки и каторги.
В конце XIX в. В. К. Андриевичем была опубликована «История Сибири», в которой утверждалось, что 300-летние попытки заселить Сибирь не увенчались успехом. Утверждение тенденциозное – и в общем неверное, ведь уже через век от Ермака русское население Сибири превысило население коренных народов. А коренных там было двести тысяч. В 1766 г. в Сибири новоприбывшего населения уже числилось 295 тыс. душ, в 1785-м – без сотни тысяч миллион. А в 1880 г. население Азиатской России составляло 5870 тыс. душ.
Посольство в Пекин и крепостное правоКоренных народов и этнических групп в Сибири было немало, но они были по большей части немногочисленны и невоинственны. К тому же россияне находили ненасильственные средства убеждать остяцких и вогульских князьков, тунгусских, корякских, мунгальских тайшей и прочих в необходимости и благах подчинения великой державе.
Доходило, впрочем, и до казусов. В 1670 г. из Нерчинска к богдыхану в Пекин было направлено посольство боярского сына Милованова – склонить к вступлению в русское подданство… Хотя – чего ж не помечтать? Вот была бы сверхдержава!
Сибирь поднимали разные люди. Были Атласов, Беринг, Невельской, были заводчики Демидовы, был Ползунов – тоже первооткрыватель, были государевы слуги, а еще многие сотни и тысячи казаков, служилых, ссыльных и вольных, староверов и безбожников, чьи имена не стали хрестоматийными, но чью жизнь можно без натяжки назвать подвигом. Подвигом покорения и служения Сибири. Восхищаться их именами – удел немногих, главным образом историков. Так уж оно все устроено в наш информационный век – всеми не перевосхищаешься…
Но, во-первых, история не терпит сослагательного наклонения. Во-вторых, о грубости наших нравов толковали и до XVII столетия. В-третьих, был «пассионарный перегрев» – естественная экспансия. В-четвертых, хотелось взять под единую хозяйскую руку все, что кочевало, враждовало и обречено было когда-нибудь покориться – если не тем, так этим. А в-пятых, еще задолго до Ломоносова каким-то неведомым глубинным материковым чувством Россия знала, что богатство ее будет прирастать Сибирью. Сначала везли соболей, потом негниющую лиственницу, потом открыли западносибирские черноземы, потом руды, потом заводы, потом связали все это единым Транссибом, а всего-то сорок лет назад обрели ценнейшее богатство – углеводороды…
Но главное, здесь был сформирован новый исторический субэтнос – «человек сибирский». Сибирь так волновала, изумляла, закаляла и меняла людей, как никакая иная география в мире. А ее природа так потрясала, что даже Ленин стал писать стихи в шушенской ссылке.
А вот что говорил генерал-губернатор Сибири князь П. Д. Горчаков: «Здешние поселяне, взросшие в полной независимости, мало знакомы с нуждой». Губернатор Енисейской губернии А. П. Степанов свидетельствовал, что хозяйства, в которых «до трех лошадей – относят к бедноте». Еще Екатерина II отмечала в сибиряках ум, любознательность, предприимчивость.
В Сибири не знали лаптей и крепостного права, не было в ней и сословия, которое монополизировало бы культурную жизнь. Вот свидетельство Ядринцева: «Сибирский крестьянин чувствует себя равноправным, он смело входит в комнату, подает вам руку…» Но Сибирь была и местом каторги, символом страданий. В общем – многое намешано… Так возник homo sibiricus, человек сибирский, который немало сделал для России, открывая новые земли и спасая ее от внешних врагов.
За океаном периодически появляются авторы (например, Ф. Хилл и К. Гедди – «Сибирское проклятье»), говорящие о сверхзатратности освоения Сибири, о необходимости сжатия ее экономического пространства и сокращения сибирского населения втрое. В самих этих мыслях не столько оригинального, сколько злонамеренного. Они позаимствованы из «Отечественных записок»: еще в 1841–1842 гг. некто Герсеванов писал о бесперспективности Сибири, где капиталы, ум и предприимчивость будут только растрачены понапрасну. Этот человек ничего не знал о Сибири, видимо вообще был из породы демагогов.
Есть и другой подход – о Сибири знают. Но очень часто не больше того, что хочет знать о дойной корове беспечный горожанин, любитель сливок и свежего творожка. Или медведь о пчеловодстве.
(Старостенко Г. За край света // Неизвестная Сибирь. Все пути ведут в Сибирь. 2009. № 1. С. 107–113)
Кого считать коренным сибиряком?
Каждый слышал о сибирском характере, сибирском здоровье и т. п. Но попробуйте нарисовать портрет среднестатистического жителя Сибири. Буряты и татары, немцы и ненцы, белорусы и азербайджанцы, украинцы и русские – на обширных просторах Зауралья всем есть место. И при всем многообразии национального спектра – практически полное отсутствие национальных проблем. Во многом это заслуга царской империи, которая отнюдь не была тюрьмой народов. Любопытно, что отношения с инородцами в России строились по схеме, заимствованной у Золотой Орды, – минимальное вмешательство во внутренние дела и полная веротерпимость. За всю историю покорения Сибири было, по сути, всего два случая реальных вооруженных столкновений: Ермака с ханом сибирских татар Кучумом и позже – с енисейскими кыргызами.
Но подавляющее большинство сибиряков все-таки люди пришлые. На две трети – русские, на треть – остальные национальности бывшего СССР – нынешнего СНГ.
Мигранты принесли с собой на новые земли свою культуру, свой язык, свою веру. Сегодня уже далеко не все сибиряки представляют себе, откуда родом были их деды и прадеды. Любопытно, что процесс переселения не носил случайный и статистический характер. По крайней мере, так считают сотрудники Института истории СО РАН.
Самые первые переселенцы, «коренные сибиряки», – это, пожалуй, чалдоны и кержаки. Считается, что эти названия образовались от имен рек их малой родины – Дон и Керженъ (приток Волги). Чалдоны считали себя потомками служилых людей – донских казаков и войска Ермака и резко выделяли себя из среды крестьян. Кержаки были староверами Нижегородской губернии. В основном это выходцы из СевероВосточной России – Пермской, Вятской и Тобольской губерний. «Лесные люди» кержаки часто селились в отдаленных районах гор и тайги.
Почему одна из групп переселенцев назвала себя курганами – неясно. Но корни курганов в Среднем Поволжье – Самарской и Пензенской губерниях. Вятские – мужики хватские – старались селиться наособицу. Мигранты, осевшие в верховьях Оми, на реке Таре, были настоящими западниками (Виленская, Витебская губернии). Мужчин называли москалями, а женщин – московками.