Джон Аллен - Opus Dei
ХУЛИАН ЭРРАНС
Негативные воспоминания уравновешиваются воспоминаниями друзей и сотрудников, настойчиво подчеркивающих добрый нрав, сострадание и духовную глубину Эскрива.
Кардинал Хулиан Эрранс, испанец, член Opus Dei с 1950 года, рассказал мне, как он в первый раз встретился с Эскрива, недавно вернувшимся в Мадрид. Умер молодой человек, только что ставший членом Opus Dei, и Эскрива приехал на траурную церемонию в центр, где жил Эрранс.
Было видно, что он очень страдает, как отец, потерявший сына. Он спросил: «Где, где?» Мы внесли покойного в часовню и положили перед дарохранительницей. Эскрива вошел, прошел вперед, опустился на колени перед дарохранительницей, потом встал и начал петь респонсорий за упокой души… Когда мы пришли в общую комнату, перед нами был другой человек. Он очень ласково улыбался, почти сиял. Это меня удивило, поскольку я только что видел его страдающим, а сейчас он выглядел совершенно иным. Мы начали беседу, и он сказал: «Это грустный день, но одновременно и счастливый». Умерший молодой человек очень страдал, потому что родители были против его призвания. Святой Хосемария сказал: «Он выиграл последнюю битву, он до последнего дыхания был верен Божьей воле. Это великая жизнь — всегда соблюдать Божью волю, никогда не говорить Господу «нет»… Я счастлив, что у меня был такой сын. Вы должны быть счастливы, что у вас был такой брат».
В этот момент я понял, что этот человек — святой. Он знал, как объяснить двойное измерение — человеческое и сверхъестественное — Христа. Он был очень человечный человек, отец, который страдал и боролся. В то же время он был великим священником. Он был христианином, весь смысл его жизни сосредоточился на Христе.
ХАВЬЕР ЭЧЕВЕРРИЯ
Эчеверрия, преемник Портильо на посту главы Opus Dei, встретился с Эскрива в первый раз, когда ему было шестнадцать, а Эскрива был зрелым мужчиной сорока шести лет. Он говорит, что был поражен «необычайным чувством юмора» Эскрива и одновременно тем, что тот «воспринимал всех очень серьезно», включая себя. Однажды, когда Эчеверрия заканчивал высшую школу, Эскрива заявил, что хочет с ним поговорить. Он пригласил Эчеверрия поехать с ним вместе в центр Opus Dei, где должен был с кем-то встретиться. Эчеверрия очень не хотел ехать из-за того, что его укачивало в долгих поездках. Тем не менее он согласился. Естественно, его стошнило, и он все вокруг испачкал. В самом расцвете клерикальной Испании до периода Второго Ватиканского собора испачкать машину монсеньора было очень серьезным прегрешением, и Эчеверрия обуял ужас. Однако Эскрива не выразил никакого отвращения или раздражения. Вместо этого он остановил машину, достал бумажные полотенца, помог молодому человеку все вытереть и как ни в чем не бывало продолжал поездку. «Это помогло мне понять человека, — сказал Эчеверрия. — Именно человека, а не священника».
«Он был человеком огромного терпения, — сказал Эчеверрия. — Это не значит, что он не мог рассердиться. Иногда он огорчался и показывал это. Он умел очень-очень четко говорить разные вещи. Но всегда после этого он произносил: «Если я говорил не тем тоном, простите меня. То, что я вам сказал, я считаю истиной перед Богом и поэтому и сказал вам. Я должен быть с вами искренним. Но если мой тон был слишком строгим, простите меня, потому что я только хотел, чтобы вы поняли, что можете обрести святость».
Обозреватели утверждают, что существует демаркационная линия между экс-членами, которые стали критиками, и такими, как Эчеверрия, которые упорно продолжают быть членами. Критики воспринимают строгие замечания Эскрива как свидетельства гнева или даже душевной болезни, в то время как сторонники принимают их за свидетельства отцовской любви и заботы.
ДРУГИЕ ВОСПОМИНАНИЯ
Покойный венский кардинал Франц Кениг — один из либеральных защитников Второго Ватиканского собора и в целом не считающийся сторонником церковного консерватизма, тем не менее был совершенно потрясен личностью Эскрива. В интервью 2001 года Кениг сказал: «С блаженным Эскрива де Балагером я познакомился в дни собора. Мне говорили, что он способствует развитию роли мирян в повседневной жизни и в работе. Он не изображал из себя человека церкви: никаких римских воротников или епископских регалий. По моему мнению, он был человеком с большой душой. Мы много говорили о том, что происходит в мире, и вскоре я понял, что в нем я увидел живую церковь… Я хотел бы сказать, что Святой Дух обрел в нем очень восприимчивый человеческий плацдарм».
Похвалы приходили и из других неожиданных церковных источников. Кардинал Карло Мария Мартини, бывший архиепископ Милана, долгое время считавшийся «великой белой надеждой» либерального крыла церкви на роль следующего папы, сказал: «Духовное плодородие монсеньора Эскрива невероятно. Тот, кто говорит и пишет, как он, ясно показывает всем окружающим подлинную святость».
Эскрива был также лично знаком с архиепископом Сальвадора Оскаром Ромеро, ныне глубоко чтимым мучеником и поборником либерализации теологического движения. 12 июля 1975 года после смерти Эскрива Ромеро обратился к Павлу VI с просьбой «во славу Божью и во спасение душ» начать процесс беатификации Эскрива. Ромеро выразил «глубокую благодарность священникам Opus Dei, которым я с удовлетворением и весьма плодотворно вверял руководство собственной жизнью и жизнями своих священников… Монсеньор Эскрива, которого я лично знал, мог вступать в продолжительный диалог с Господом с огромным человеколюбием. Становилось сразу же ясно, что он Божий человек, что его поведение исполнено деликатности, любви и доброго настроя». Историки, однако, замечают, что это письмо было написано до убийства в 1977 году в Сальвадоре отца Рутилио Гранде, события, которое «радикализировало» Ромеро и изменило его ранние консервативные взгляды.
Эскрива вызывал положительные реакции даже вне католических кругов. Венский психиатр Виктор Франкл, уцелевший во время Холокоста, автор Man’s Search for Meaning, однажды во время приезда с женой в Рим побеседовал с Эскрива. После этого разговора Франкл суммировал свои впечатления: «Что меня особенно очаровало в его личности, так это прежде всего живительное спокойствие, исходящее от него и согревающее весь разговор. Кроме того, невероятный ритм его мыслительного процесса и, наконец, поразительная способность немедленно войти в контакт с собеседником… Совершенно очевидно, что монсеньор Эскрива полностью живет настоящим моментом, он ему открыт абсолютно и отдает себя целиком».
Что же можно извлечь из этих противоречащих друг другу свидетельств? Когда я был в Барбастро, городе, где Эскрива родился, я расспрашивал жителей об их известном земляке. Многие из них с гордостью говорили, что Эскрива был типичным сыном Арагона: прямым, горячим, остроязычным, хитрым и гордым и при этом также сердечным, жалостливым, добродушным, в нем совершенно отсутствовали неуверенность и жалость к себе. Если он правда был таким, то, возможно, эти качества действительно сосуществовали в его характере. Как это определил католический писатель Роберт Ройал в рецензии на книгу Тапиа в 1999 году, некоторые критики Эскрива, «кажется, исходят из того, что истинно святые люди должны быть без недостатков, несмотря на всю историю святых, начиная с апостолов Петра и Павла и по сегодняшний день».
ИМЯ ЭСКРИВА
Определенные обвинения в тщеславии связаны и с различными формами имени Эскрива. Первое — Эскрива часто подчеркивал «де Балагер», обозначая город в Каталонии, из которого происходила его семья. Физак обвинял его в наличии комплекса низкого происхождения и стремления к испанской знати: по его мнению, это была попытка искусственно возвысить свой социальный статус. В 1934 году Эскрива был назначен ректором Real Patronato de Santa Isabel, включавшего в себя школу сестер конгрегации Успения Богоматери и монастырь августинок. Он сохранил эту должность (за исключением периода гражданской войны) до 1946 года — своего переезда в Рим. Это послужило причиной пребывания в Мадриде, несмотря на принадлежность к епархии Сарагосы. Физак пишет, что однажды монахини монастыря Святой Изабеллы представили Эскрива группе испанских дворян, которые поинтересовались, не происходит ли он от Эскрива де Романи, очень известной аристократической семьи. Когда он ответил отрицательно, аристократы отреагировали крайне недоброжелательно, что произвело на Эскрива сильное впечатление. Физак утверждает, что Эскрива рассказал ему об этом случае, объясняя, почему он хочет подчеркнуть «де Балагер».
Второй виток событий произошел в 1968 году, когда Эскрива подал прошение в испанское министерство юстиции вернуть ему дворянский титул маркиза Перальта, пожалованный семье эрцгерцогом Австрии в 1718 году. Согласно генеалогическим изысканиям, родственник Эскрива по материнской линии был у эрцгерцога военным министром и министром юстиции. 24 июля 1968 года министерство юстиции удовлетворило просьбу Эскрива. Некоторые критики Эскрива полагали, что, добиваясь этого титула, он руководствовался политическими мотивами. В 1968 году Франко готовился объявить своим преемником принца Хуана Карлоса, и некоторые думали, что Эскрива стремится занять ключевой пост в правительстве, считая, что его публичный статус вместе с дворянским происхождением сделает его идеальной фигурой для этого назначения. Или, возможно, предполагали другие, Opus Dei планирует поглотить Мальтийский орден — престижнейшую католическую организацию, образованную в Средние века, конституция которой требует от великого магистра целибата и аристократического происхождения. На самом деле ни одна из этих версий не была реализована.
