Владимир Бешанов - "Кроваво-Красная" Армия. По чьей вине?
«Если мы провозгласим одни законы для лидеров, а другие для «простого народа» в партии, то у нас не останется ничего ни от партии, ни от партийной дисциплины».
Из всего состава Политбюро ЦК РКП(б), упомянутого в ленинском завещании, на политическом Олимпе удержался лишь один человек. Троцкий писал:
«Серая фигура неожиданно отделилась в известный момент от кремлевской стены ― и мир впервые узнал Сталина, как готового диктатора».
Неожиданность состояла лишь в том, что этим диктатором оказался именно Сталин. Все остальное ― закономерность, которую молодой Лев, ярый противник большевизма, вывел еще в 1904 году ― партия насилия способна эволюционировать только в одном направлении:
«Аппарат партии замещает партию, Центральный Комитет замещает аппарат, и, наконец, диктатор замещает Центральный Комитет».
В партии и стране установился террористический режим партийного аппарата во главе с единоличным руководителем ― товарищем Сталиным, вождем мирового пролетариата, гениальным стратегом, лучшим другом ученых, детей и физкультурников.
Вот теперь можно всерьез заняться созданием «базы мировой революции». Всю свою энергию, всю волю Сталин направил на создание своей, невиданной доселе, по определению Авторханова, идеократической Империи.
Введение новой экономической политики позволило в кратчайшие сроки восстановить экономический потенциал страны. В 1923 году промышленное производство более чем в два раза превысило по своему объему уровень 1921 года, составив 39% по отношению к 1913–му. Сельское хозяйство, освобожденное от прелестей продразверстки, составило 75% довоенного уровня. Снятие внешней блокады позволило начать экономические контакты с европейскими странами, хотя они так и не стали прочными. Кризис сбыта 1923 года удалось благополучно преодолеть, и в 1924 году экономические показатели медленно, но верно росли.
В 1926 году Сталин объявил, что страна вступила
«в новый период новой экономической политики, в период прямой индустриализации»
и что
«необходимо иметь развитую индустрию, ибо индустрия есть основа, есть начало и конец социализма, социалистического строительства…».
13 апреля, читая доклад ленинградскому активу, генсек провозгласил курс на индустриализацию:
«Стало быть, очередная и основная задача состоит в том, чтобы ускорить темп развития нашей страны, двинуть вперед вовсю нашу индустрию, используя имеющиеся ресурсы, и ускорить тем самым развитие хозяйства в целом… Но для того, чтобы обновить нашу промышленность на основе новой техники, для этого требуются, товарищи, большие и очень большие капиталы. А капиталов у нас мало, как это всем вам известно… Нам нужно превратить нашу страну из страны аграрной в страну индустриальную, и чем скорее ― тем лучше. Но для всего этого требуются большие капиталы».
С капиталами и вправду было проблематично. Денег в долг Советам никто давать не хотел. Ну еще бы. Ленин и его правительство, захватившие власть на немецкие деньги и не без помощи германского генштаба, самостоятельно вышли из войны, заключили с кайзером сепаратный мир, снабжали его хлебом и золотом, отпустили на родину почти два миллиона пленных солдат, тем самым обозначив себя как фактических союзников Германии. Кроме того, большевики отказались от всех довоенных договоров и обязательств, то есть в первую очередь от необходимости возвращать миллиардные долги по займам, а заодно прикарманили золотой запас Румынии. После этого гордо обижались на Антанту, стремившуюся «задушить Советскую власть».
Кому на международной арене интересно иметь дело с беспределыциками, финансирующими подрывные организации по всему свету с целью разрушить «мир капитала». Как раз в мае 1927 года Великобритания разорвала дипломатические отношения с СССР, когда выяснилось, что всеобщую забастовку английских шахтеров финансируют коминтерновские агенты. Скандал получился грандиозный. (Интересно, как сегодня отреагирует Запад, если российский президент откажется выплачивать ельцинские долги, начнет поставлять оружие в Иран, Палестину, Северную Корею, финансировать «Аль Джихад» и при этом у того же Запада будет просить новые кредиты на развитие военно–промышленного комплекса?)
Выступая на собрании московского партийного актива 13 апреля 1928 года, Сталин подтвердил, что капиталистические страны готовы нормализовать отношения с Советским Союзом при условии выплаты царских долгов и отказа от политики «поддержки освободительного движения рабочего класса других стран». Но тут дело принципа:
«…мы не можем пойти на эти и подобные им уступки, не отказавшись от самих себя, ― именно поэтому мы должны быть готовы к тому, что международный капитал будет нам устраивать и впредь все и всякие пакости…» А мы должны продолжать «вести освободительную внешнюю политику».
Невозможность получения инвестиций на Западе вынудила советское руководство принять идею экономической автаркии с опорой на собственные силы. Впрочем, собиравшийся воевать со всем миром вечно живой Ильич эту идею выдвинул еще весной 1918 года в наброске плана научно–технических работ:
«Наибольшее обеспечение теперешней Российской Советской республике возможности самостоятельно снабдить себя всеми главнейшими видами сырья и промышленности».
Но для всего этого требовались «большие капиталы». Где их взять? Сталин разъяснял: мы не имеем колоний, мы никого не собираемся грабить, мы не можем пойти на кабальные концессии с иностранными фирмами. Остается
«четвертый путь индустриализации, путь собственных сбережений для дела промышленности, путь социалистического накопления».
Более того, Иосиф Виссарионович категорически отвергал предложение левых революционеров в качестве «колоний» эксплуатировать деревню:
«Эта политика не имеет ничего общего с политикой партии, строящей дело индустриализации на основе экономического сотрудничества между пролетариатом и крестьянством».
Он долбил в каждом публичном выступлении об опасности разжигания классовой борьбы в деревне и настаивал на использовании исключительно экономических методов давления на кулака:
«Может показаться, что лозунг разжигания классовой борьбы вполне применим к условиям борьбы на этом фронте. Но это неверно. Ибо мы здесь не заинтересованы в разжигании классовой борьбы. Ибо мы вполне можем и должны обойтись здесь без разжигания борьбы и связанных с ней осложнений… лозунг разжигания классовой борьбы на этом втором фронте не является нашим лозунгом».
Восстановление промышленности велось в основном за счет экспорта сырья. Импортировали паровозы и промышленное оборудование. Ради приобретения валюты распродавали сокровища Эрмитажа, Кремля, музейные коллекции. На недоуменные вопросы западных покупателей, для которых прямо со стен снимали и заворачивали шедевры Боттичелли или Тициана: «Вам не жалко?» ― улыбчивый Анастас Микоян (1895―1978) отвечал: «Ничего, после победы мировой революции все это будет наше» (как известно, Ленин в 1923 году предлагал продать японцам советскую часть Сахалина. Не сговорились в цене).
Возможности индивидуального примитивного крестьянского хозяйства не могли обеспечить задуманных темпов реконструкции. На XV съезде партии, состоявшемся в декабре 1927 года, Сталин продавил решения об ускоренной индустриализации, «чтобы догнать и перегнать передовые капиталистические страны», и создании в деревне крупных коллективных хозяйств.
О насильственном насаждении колхозов речь пока не идет. Речь пока о том, «чтобы мелкие и мельчайшие хозяйства постепенно, но неуклонно, не в порядке нажима, а в порядке показа и убеждения, объединять в крупные хозяйства на основе общественной, товарищеской, коллективной обработки земли, с применением сельскохозяйственных машин и тракторов, с применением научных приемов интенсификации земледелия».
До поры до времени курс на массовую коллективизацию оставался лишь декларацией: на машины и трактора нужны «большие капиталы», с «показом» у партейцев всегда были трудности, основная масса крестьян–единоличников добровольно объединяться и «товарищески» обрабатывать землю желания не изъявляла. Оставались лишь большевистские методы «убеждения», но генсек, пока он боролся с Троцким, был «не заинтересован в разжигании классовой борьбы».
Еще зимой и весной 1928 года Сталин говорил:
«Разговоры о том, что мы будто бы отменяем нэп, вводим продразверстку, раскулачивание и т.д., являются контрреволюционной болтовней, против которой необходима решительная борьба»,
― и выражал надежду, чтобы через три–четыре года колхозы могли обеспечить хотя бы треть поставок хлеба:
