Р. Почекаев - Цари ордынские. Биографии ханов и правителей Золотой Орды
Каково бы ни было отношение к Ногаю у Берке к концу его правления, смерть покровителя весьма существенно отразилась на дальнейшей судьбе Ногая. Будучи одним из приближенных Берке, он принял активное участие в придворных интригах после его смерти, стремясь поставить во главе Золотой Орды удобного для себя правителя.
Кого именно поддерживал Ногай, неизвестно, несомненно одно: он сделал неверную ставку, отказавшись сразу признать новым правителем Менгу-Тимура, внука Бату. Менгу-Тимур же, выйдя к 1267 г. победителем в борьбе за власть, немедленно отстранил Ногая от командования войсками и повелел ему отправляться в родовые владения на Дунае. Впрочем, Менгу-Тимур прекрасно понимал, что Ногай сохранил влияние и в семейной иерархии, и особенно в войсках, а потому, отправив его в ссылку, сам благоразумно не стал вмешиваться во внутренние дела его улуса, фактически предоставив опальному темнику полную свободу действий во внутренней и внешней политике. {104}Таким образом, Ногай в течение всего правления Менгу-Тимура не участвовал в общеордынских делах: не бывал при дворе, не командовал войсками, не принимал участия в событиях 1269 г., в результате которых Менгу-Тимур стал первым ханом Золотой Орды. Несомненно, удаление от сарайского двора стало сильным ударом для энергичного и амбициозного царевича. Однако Ногай вовсе не собирался ставить крест на своей карьере и тихо доживать век в придунайских владениях. Напротив, он активизировал свою деятельность, лихорадочно пытаясь найти свое место на международной арене и доказать как золотоордынским властителям, так и иностранным государям, что его еще рано списывать со счетов.
К счастью для Ногая, монгольские правители, как правило, старались «не выносить сор из избы» и не делали свои внутренние конфликты достоянием международной общественности. Поэтому иностранные государи в течение всего срока опалы Ногая даже не подозревали, что этот темник, столь влиятельный при Берке, теперь находится в немилости и играет далеко не первую роль при ордынском дворе. Естественно, и сам Ногай старался создать у них представление об обратном. В результате в течение всего правления Менгу-Тимура арабские правители, отправляя послов в Золотую Орду, присылали дары не только хану, его женам и братьям, но и Ногаю. {105}
Пользуясь тем, что Менгу-Тимур никак не вмешивается в дела его улуса, Ногай развернул широкую дипломатическую деятельность, бесцеремонно присвоив себе право самостоятельных внешних сношений, являвшееся прерогативой только независимых государей. Без какого-либо согласования с ханским двором он обменивался посольствами и заключал союзы с государями Востока и Запада.
Так, в 669 г. х. (1270 г.) он направил собственное посольство к египетскому султану Рукн ад-Дину Бейбарсу, предложив ему союз. Чтобы в большей степени расположить к себе султана, Ногай поведал ему в своем послании, что принял ислам (возможно, темник это действительно сделал, поскольку в арабских источниках он фигурирует под мусульманским именем Иса). Бейбарс немедленно отреагировал на инициативу темника, и с этого времени между ними завязалась дружественная переписка. Ногай наслаждался своим положением практически самостоятельного государя, обменивавшегося посланиями с одним из могущественнейших правителей в мире. И лгал. Лгал самым беспардонным образом, обещая султану, что непременно посодействует в развязывании новой войны с Ираном, прекрасно зная, что ничего не сможет сделать, пока Менгу-Тимур жив и находится у власти. {106}Как ни странно, но султан Бейбарс, сам опытный политик и прожженный интриган, охотно верил обещаниям Ногая. Может быть, потому что хотел верить? Однако ожидания султана не сбылись: он умер в 1277 г., так и не дождавшись войны Золотой Орды с Ираном, которую обещал Ногай. Однако преемники Бейбарса унаследовали, помимо всего прочего, и хорошие отношения с Ногаем, которому и впоследствии постоянно направляли послания и богатые дары. В конце концов, Ногаю удалось выполнить обещание, данное Бейбарсу, и развязать войну с хулагуидским Ираном – правда, это случилось, когда трон Золотой Орды занял Тула-Буга, второй по счету преемник Менгу-Тимура, а во главе Египта стоял султан Калаун, третий преемник Бейбарса. Впрочем, как ни странно, Ногай даже вынужденный мир с Ираном сумел использовать в своих интересах: он направил к ильхану Абаге в качестве посланца своего сына Тури, который женился на дочери ильхана. {107}Дружеские связи Ногая с египетским султаном не могли не отразиться на положении темника в глазах других государей, которые были вынуждены соотносить свою внешнюю политику с позицией Египта. Одним из таких государей был Михаил VIII Палеолог – император Византии, некоторое время тому назад едва не угодивший в плен к Ногаю и его союзнику, болгарскому царю Константину. Стремясь оградить себя от новых нападений со стороны могущественного темника, император пошел на беспрецедентный шаг: он выдал замуж за Ногая свою внебрачную дочь Евфросинию. Так дикий неграмотный кочевник стал зятем византийского базилевса и даже получил в византийской имперской иерархии титул архонта – правителя провинции! {108}Породнившись с императором, Ногай и в самом деле стал проводить гораздо более дружественную политику по отношению к Византии, правителя которой он не без иронии именовал своим «отцом». Естественно, базилевс мог считаться «отцом» Ногая только в «семейном» отношении, а не в политическом: темник не мог признавать его верховенства, являясь (пусть и фактически номинально) подданным золотоордынского хана.
То, что Ногай не испытывал никакого пиетета к своему «отцу», он откровенно демонстрировал, принимая его посольства, которые Михаил VIII направлял к новоявленному зятю с богатыми дарами – целыми бочками знаменитых ромейских вин, золотой и серебряной посудой, роскошными драгоценными одеждами и головными уборами, приличествующими византийской знати. Принимая вина и щедро воздавая им должное, Ногай с изрядной долей презрения относился к византийским одеяниям. Беря в руки расшитые жемчугом головные уборы, он спрашивал: «Полезна ли эта калиптра для головы, чтобы она не болела, или эти рассеянные по ней жемчужины и другие камни имеют ли силу защищать голову от молнии и ударов грома, так чтобы человек под такою калиптрою был непоразим?» Примеряя драгоценные златотканые одежды, темник задавал аналогичные вопросы: «А эти драгоценные платья избавят ли члены моего тела от утомления?» И когда византийские дипломаты со смущением были вынуждены отвечать отрицательно, Ногай с отвращением сбрасывал чуждые ему одеяния (а иногда даже и рвал их на глазах у императорских посланцев) и демонстративно облачался в привычный ему армяк. {109}
Но император сквозь пальцы смотрел на «дипломатические шалости» Ногая, поскольку на деле темник нередко доказывал союз с Византией. В первую очередь, это отразилось на византийско-болгарских отношениях: став зятем императора, Ногай не только сам прекратил набеги на византийские области, но и запретил совершать их своему прежнему союзнику и вассалу – болгарскому царю Константину Тиху. В 1277 и 1278 гг. войска Ногая совместно с армией императора действовали против болгар, а в 1282 г. – против фессалийского правителя Иоанна, и в это время – удивительное дело! – монголы находились на территории Византии в качестве союзников. {110}
Карта 2. Орда Ногая и Саранская Орда в 1265-1300 гг. (автор – Астайкин А. А.).
1 Владения Дании, 2 Польские княжества, 3 Видинское княжество, 4 Тырновское царство, 5 Княжество Феодоро, 6 Владения Генуи, 7 Трапезундская империя, 8 Государство мамлюков, 9 Западное Грузинское царство, 10 Восточное Грузинское царство. Границы государств нанесены на 1290 г.
В 1277 г. царь Константин Асен был свергнут и убит в результате народного восстания, и трон Болгарии занял «крестьянский царь» Ивайло, женившийся на вдове Константина. Новый царь сразу начал боевые действия против монголов, которых однажды сумел даже разгромить в сражении. Но всего год спустя против него выступил ставленник византийского императора Иван Асен III (также зять Михаила VIII), и Ивайло не нашел ничего лучше, как обратиться за помощью к Ногаю. Он прибыл в лагерь темника, который поначалу принял его с честью: свергнутый царь был для него орудием влияния на политику Болгарии и Византии. Еще год спустя был свергнут и Иван Асен III, который также прибыл к Ногаю. Темнику, безусловно, льстило, что от его решения зависят судьбы двух царей Болгарии. Однако он прекрасно понимал, что долго такая неопределенность длиться не может, а потому принял решение, обосновав его интересами своего тестя. В 1280 г. на пиру, на котором присутствовали оба свергнутых болгарских монарха, он заявил, указав на Ивайло: «Этот человек – враг моего отца, императора, и достоин никак не жизни, а смерти». Свергнутый царь был тут же на месте умерщвлен. Иван Асен III, со дня на день ожидавший такой же участи, в конце концов, по настоянию Ефросинии, супруги Ногая, был отослан в свои прежние владения в сербской Мачве. {111} Новый царь, Георгий Тертер, поначалу плативший ордынцам дань (подобно русским вассалам Золотой Орды), с 1285 г. был вынужден признать себя фактическим подданным – причем даже не хана, а самого Ногая, и чеканил монеты с соответствующей символикой. {112}Отказавшись от набегов на Византию, Ногай обратил свой взор на другие страны Центральной Европы. В 1275-1279 гг. он совершил ряд набегов на территории Польши и Литвы. Эти походы оказались полезны для Ногая не только с точки зрения поживы, хотя ему и удавалось награбить достаточно добычи и увести в рабство множество местных жителей Гораздо важнее было то, что во время этих походов темник сблизился с южнорусскими князьями – Львом Галицким и Романом Брянским, которые в большей мере стали подчиняться ему, а не сарайскому хану. А самое главное, его соратником по набегам стал царевич Тула-Буга, являвшийся баскаком в Южной Руси и, вместе с тем, одним из наиболее вероятных претендентов на ханский трон: он был сыном Тарбу, старшего брата Менгу-Тимура. Несколько позднее, в 1283 и 1285 гг., Ногай и Тула-Буга вместе с галицко-волынскими князьями совершили успешные набеги на Венгрию и Польшу, и эти удачные кампании еще больше сблизили двух Джучидов. {113} Союз со столь влиятельным родичем открывал перед Ногаем весьма заманчивые перспективы в будущем.
