Валерий Гуляев - Скифы: расцвет и падение великого царства

«Суммируя все вышесказанное, – писал П.Д. Либеров, – мы можем заключить, что археологические, лингвистические и этнографические источники позволяют рассматривать население Подонья в эпоху раннежелезного века в этническом отношении как финно-угорское, говорящее, по Геродоту, на особом языке как по сравнению с гелонами, выходцами из эллинских городов, так и скифами».

Это было весьма смелое утверждение, отвергающее, по сути дела, взгляды всех его предшественников – А.А. Спицына, Н.Е. Макаренко, М.И. Ростовцева, В.А. Городцова, С.Н. Замятнина и других, которые рассматривали среднедонскую культуру, как скифскую. Но П.Д. Либеров располагал новым обширным материалом (итоги раскопок свыше 100 курганов и десятков поселений), и многие ученые сочли его доводы вполне приемлемыми. К тому же, в 1952 г. его учитель – Б.Н. Граков – принципиально отделил культуру скифской степи от культуры нескифской Лесостепи глухой стеной, и, таким образом, лесостепной Средний Дон автоматически отходил к нескифским племенам, упоминаемым Геродотом.

Надо сказать, и я сам, став с 1960 г. сотрудником экспедиции П.Д. Либерова, принимал участие в целом ряде его раскопок и, к тому же, вполне разделял тогда научные взгляды своего начальника. Опыт этих исследований (это было самое начало моей археологической карьеры) во многом способствовал моему формированию как профессионального ученого-археолога. И чтобы подтвердить свои рассуждения конкретными фактами, сошлюсь на несколько давних наших работ в начале 60-х.

Случилось так, что первый мой опыт по раскопкам скифских курганов Воронежщины в 1961 г. был связан как раз с тем самым с. Мастюгино и его печально известными могильными холмами, которые так часто становились в прошлом жертвами кладоискателей.

Жить нам пришлось в самом селе. И первое время мне трудно было отделаться от одной навязчивой мысли: в каждом мастюгинском жителе мне чудился грабитель или, на худой конец, ближайший его родственник. Здесь, безусловно, давали себя знать прочитанные мною перед поездкой нелицеприятные высказывания о местных мужиках первых исследователей могильника – А.А. Спицына и Н.Е. Макаренко. Даже внешний вид Мастюгино вызывал во мне глухое раздражение. На голом, без единого деревца или кустика, косогоре беспорядочно, вразброс, стояли унылые, серые от облупившейся побелки дома. Нелепо широкая, грязная, вся в глубоких колдобинах дорога, шедшая через село на станцию Мазурки, вдруг внезапно упиралась в стену какого-то бревенчатого сарая и, сделав замысловатое коленце вокруг этой неожиданной преграды, неторопливо тянулась дальше. То, что село было голое, без садов и посадок, как мне казалось тогда, самым прямым образом увязывалось с характером мастюгинцев, – по моему глубокому убеждению, людей угрюмых, скрытных и подозрительных.

Потом уже, некоторое время спустя, я вынужден был признать свою неправоту: и село оказалось как село, и люди обычные – добрые и простые. Что же касается садов, то их вырубили где-то в 30-е г. из-за непомерно высоких государственных налогов на фруктовые деревья.

Интересующая нас курганная группа находилась примерно в 1,5 км севернее села, за глубоким оврагом, на высоком меловом бугре. Большинство курганов ежегодно распахивались и поэтому представляли собой не слишком привлекательное зрелище. На черноземном, оставленном под пар поле едва заметными бугорками выделялось десятка два небольших холмиков и какие-то круглые светлые пятна. Правда, кое-где можно было видеть и высокие зеленые конусы курганов в несколько метров высотой. Даже тракторный плуг не смог сокрушить их крутые насыпи. Но, подойдя ближе, мы увидели, что вершины этих земляных колоссов обезображены глубокими воронками грабительских ям и перекопов.

Здесь, на этом курганном поле и пришлось мне в течение полутора месяцев проходить свои «археологические университеты». Наставником моим был сам начальник экспедиции – Петр Дмитриевич Либеров, человек с огромным жизненным опытом, прошедший долгий и трудный путь от простого архангельского лесоруба до заместителя директора солидного академического института. Именно он, ловко взяв в свои ухватистые, по-мужичьи жадные до работы руки остро наточенную лопату, научил меня искусно владеть ею. Он же показал мне, как надо любить и понимать землю, разбираться в ее секретах, в хитросплетениях грабительских ходов, желтых пятен от норок грызунов и, наконец, в тонкостях древних погребальных конструкций.

Читатель вправе, вероятно, спросить: а стоило ли тратить время и немалые средства на бесперспективные вроде бы раскопки уже ограбленных мастюгинских курганов? Могу сказать без тени какого-либо сомнения – стоило. И вот почему. Археология – это наука, изучающая прошлое человечества по остаткам его материальной культуры, извлекаемым обычно из глубины земли. Для воссоздания подлинной истории племен и народов, зачастую бесписьменных, необходимо широкое изучение древних поселений и могильников. Теперь при раскопках курганов археолога интересуют не только отдельные драгоценные изделия или выдающиеся произведения искусства, а весь комплекс данных о характере изучаемого памятника: структура насыпи, устройство гробницы, черты погребального обряда, точное положение скелета и вещей в могиле (для выяснения религиозных верований данного народа) и даже сами человеческие кости (для антропологических изысканий, причем, современные методы позволяют антропологам определять по костям не только пол и возраст погребенного человека, но и чем он болел, как питался, какие перенес при жизни стрессы и физические нагрузки).

Илл. 32. Золотая обкладка деревянного гребня с фигурами хищников и общая реконструкция гребня. Курган № 32/32 у с. Мастюгино, IV в. до н. э. (раскопки П.Д. Либерова)

Для широких исторических обобщений нужен массовый материал из многих курганов. Именно такие данные и были получены нами в Мастюгино. Но вместе с тем, вопреки нашим предположениям, «бесперспективные» местные гробницы неожиданно подарили нам и немало ценных, высокохудожественных изделий. Все это стало возможным благодаря широкому применению могучей землеройной техники. Если раньше археологи вручную могли в лучшем случае снять за один полевой сезон одну, две, максимум три курганных насыпи среднего размера, то мы с помощью бульдозера и скрепера сумели раскопать за полтора месяца 18 курганов.

Не берусь судить, когда и где стали впервые применять бульдозеры при археологических исследованиях. Во всяком случае, для нас в 1961 г. дело это было новое и незнакомое. Приходилось учиться на ходу, прямо в процессе раскопок. Были, конечно, как и во всяком новом деле, свои трудности и ошибки. Но сейчас, оглядываясь на пройденный путь, можно сказать, что этот первый опыт массовых раскопок с помощью техники целиком себя оправдал. Мы не испортили ни одного кургана, ни одной могилы, ни одного древнего предмета. А точность фиксации процесса раскопок в чертежах и дневниках нисколько не уступала требованиям обычной археологической методики. Зато скорости работ в обоих случаях были несравнимы. Вооруженные могучим бульдозером, мы за один день успевали сделать столько, на что прежде тратились недели. Правда, перед этим пришлось хорошо изучить структуру местных курганов скифского времени. Выяснилось, что в насыпи, за редким исключением, находок не встречается или же там представлены скупые следы погребальной тризны – черепки глиняных сосудов и разрозненные кости животных. Сама же гробница с деревянным перекрытием расположена обычно в центре кургана, под насыпью, на 1,5–2 м вглубь нетронутой почвы, или, как ее зовут археологи, «материка».

Таким образом, риск зацепить и разрушить ножом бульдозера какой-либо древний предмет или конструкцию сводился при раскопках насыпи до минимума. Когда же из недр земли появлялись полусгнившие бревна крыши гробницы, трактор останавливали и дальнейшие работы вели вручную.

Во время работ в Мастюгино наше внимание привлек одинокий большой курган, получивший в полевой документации замысловатый номер 29/21. Внешний вид его не внушал особого доверия. Огромная коническая воронка прорезала всю его вершину, лишая исследователя всякой надежды на достойное вознаграждение за свой нелегкий труд. Курган был уже раскопан или основательно ограблен в не столь уж отдаленные времена. Но решили проверить и его.

Илл. 33. Серебряный с позолотой ритон. Курган № 29/21 у с. Мастюгино, V в. до н. э.

(раскопки П.Д. Либерова)

Крутолобый земляной исполин был снесен за три дня. Внизу открылась огромная могильная яма площадью 49 кв. м. Ее перекрывал мощный двойной накат из дубовых бревен, опиравшийся на 17 вертикально стоящих столбов. Однако сгнившее перекрытие, не выдержав тяжести земли, давившей на него сверху, рухнуло еще в древности, завалив боковые стороны и углы гигантской гробницы. Это и предопределило дальнейший ход событий. То, что могила ограблена, было ясно с первого взгляда – мы увидели беспорядочно разбросанные изломанные вещи, отдельные человеческие кости, следы перекопа и т. д. Но мы не унывали – ведь нам удалось во всех деталях проследить конструкцию этого колоссального погребального сооружения, что уже само по себе было весомым вкладом в донскую археологию.