Алексей Исаев - От Дубно до Ростова
28–й стрелковый корпус (187, 219, 117–я стрелковые дивизии) занимал оборону в центре боевого порядка армии фронтом на северо-запад на линии Орликовка — Тихоновичи — Щорс, примыкая правым флангом (187–я стрелковая дивизия) у Орликовки к частям 277–й стрелковой дивизии 67–го стрелкового корпуса и левым флангом у Щорса к частям 55–й стрелковой дивизии 66–го стрелкового корпуса. Против 28–го стрелкового корпуса наступали части 1 кавалерийской дивизии, 45 и 112 пехотных дивизий немцев.
66–й стрелковый корпус (55, 232 и 75–я стрелковые дивизии) оборонялся на фронте Щорс — Борки, имея против себя части 1 кавалерийской дивизии, 131, 260 пехотных дивизий.
Кавалерийская группа (32, 43 и 47–я кавалерийские дивизии) состояла в армейском резерве и располагалась в районе Крюковка — Лосев. Также в резерв была выведена 266–я стрелковая дивизия, находившаяся на доукомплектовании.
Руководящим документом для войск Брянского фронта на тот момент была директива Ставки ВГК от 30.8 за № 001428 на проведение наступательной операции на рославльско — стародубском направлении. О ней уже говорилось выше. Армия В. М. Кузнецова должна была наступать на правый фланг 2–й танковой группы с целью соединения с подвижной группой 3–й армии Я. Г. Крейзера.
Своеобразие положения 21–й армии породило активную переписку между штабами двух фронтов и армий. Причины этого коренились в разнонаправленных векторах интересов соседствующих армий двух фронтов. Вектор интересов 21–й армии был направлен не на обеспечение прочного стыка с 5–й армией Юго-Западного фронта, а в противоположную сторону. Приведу достаточно характерную телеграмму в адрес командования 21–й армии из штаба Юго-Западного фронта:
«КОМАНДАРМУ–21, копия: НАЧАЛЬНИКУ ГЕНШТАБА КА, НАЧАЛЬНИКУ ШТАБА ГЛАВКОМА ЮЗН
Четвертый день, как Вы вклинились в границы Юго-Западного фронта. Третий день, как ведете наступательную операцию, и ни разу не проинформировали ни фронт, ни ваших соседей.
Вы даже не ответили на мою просьбу — поставить наступательную задачу 66 с*трелковому** к*орпусу** в целях взаимодействия с 15 с*трелковым** к*орпусом**. Кроме жалоб на действия соседей, Вы ни с чем в штаб фронта не обратились. В этих условиях действительно трудно наладить взаимодействие, хотя оно и необходимо, как воздух.
Мною категорически приказано командармам 40 и 5 добиться полного контакта с Вами, но они не только не установили удовлетворительного контакта, но не знают положения ваших войск. Трудно предположить, что в этом повинны только они.
15 с*трелковый** к*орпус** из-за отсутствия контакта с соседом справа, т. е. с Вами, оказывается в тяжелом положении. Когда один из ваших соседей допустил критику действий ваших войск, не зная обстановки на фронте вашей армии, в таких же выражениях, к каким Вы прибегаете в своей телеграмме, я указал ему на нетактичность этого поступка и запретил повторять подобное.
Прошу дать обстоятельную информацию о положении дела у Вас и проявить своевременно необходимую инициативу в установлении контакта с соседями. Штармам 40 и 5 еще раз дал категорические указания на этот счет.
Кирпонос, Бурмистренко, Рыков, Тупиков 1.9.1941 г.»[594]
Постановка «наступательных задач» 66–му стрелковому корпусу шла вразрез с теми указаниями, которые штаб 21–й армии получал согласно вышеприведенной директиве Ставки ВГК. Нет ничего удивительного, что в ответ на просьбу командования Юго-Западного фронта генерал-лейтенант В. М. Кузнецов тактично промолчал.
Помимо вполне понятных и очевидных противоречий в оперативных интересах соседствующих армий Брянского и Юго-Западного фронта, положение армии порождало немало психологических проблем. 1 сентября командующий фронтом обратился в высшие органы командования со следующим представлением:
«НАЧАЛЬНИКУ
ГЕНШТАБА ГЛАВКОМУ ЮЗН
Копия: КОМАНДАРМУ–21
Тылы и зенитные части 21–й армии дислоцируются в районе Бахмач и севернее. Штаб фронта и штабы армий ЮЗФ — 5–й и 40–й, коих это непосредственно касается, т. к. это территория их тылов, не только ничего не знают о том, где и что намерена расположить 21 А, но и встречаются с настроениями командиров частей — „мы вам не подчиняемся“.
Получается: что в одном и том же районе действуют две воли.
В районе Бахмач батальон ВНОС развернул самостоятельно посты без учета существующей системы ВНОС. Первый дивизион ПВО в Макошино занял самостоятельно огневые позиции и отказался подчиниться начальнику пункта — командиру дивизиона.
По дорогам к югу от Десны и по переправам через Десну направляются тылы 21 А без ведома штарма 40 и штафронта, в связи с чем регулировать движение по дорогам невозможно.
Прошу, если не ввести 21 армию в состав войск ЮЗФ, то определить ее границы, т. к. иначе простое становится сложным и возникает неизбежная в таких случаях путаница, перемешиваются части, нарушается четкость в работе тылов.
Кирпонос, Рыков, Тупиков…»[595]
Не следует, однако, думать, что у противоположной стороны не было претензий к соседям. Командующий 21–й армией был недоволен отходом армии М. И. Потапова:
«Части 5 А на неоднократные запросы удерживать рубеж и обеспечить стык армий также не дали положительных результатов. 62 сд *к** исходу 1.9 отошла за р. Десна. К исходу 1.9 оба фланга армии остаются открытыми *…** дальнейший отход 5 А могут вынудить 21 А отойти за р. Десна»[596].
Одним словом, и у Брянского фронта, и у Юго-Западного фронта накопилось достаточное количество претензий друг к другу, проистекающих из разнонаправленности решаемых задач. Почему же оторванную от остальных армий Брянского фронта 21–ю армию не передавали в состав Юго-Западного фронта? Ответ на этот вопрос лежит в плоскости тех планов и надежд, которые возлагались на Брянский фронт в целом. Приведу выдержки из записи переговоров Ставки с командующим Брянским фронтом от 24 августа 1941 г.:
Сталин: «…У меня есть к Вам несколько вопросов:
1. Не следует ли расформировать Центральный фронт. 3 армию соединить с 21 и передать в ваше распоряжение соединенную 21 армию…
4….Если Вы обещаете разбить подлеца Гудериана, то мы можем послать еще несколько полков авиации и несколько батарей PC».
Еременко: «В связи с тем, что я хочу разбить Гудериана, и, безусловно, разобью, направление с юга нужно крепко обеспечить, а это значит прочно взаимодействовать с другой группой, которая будет действовать из района Брянска. Поэтому прошу 21 А, соединенную с 3–й, подчинить мне…»[597]
В верхах считалось, что 21–я армия будет более полезной в качестве силы, участвующей в операции, порученной А. И. Еременко. Этим и объясняется неясность положения 21–й армии в последующих событиях и упорство Генштаба в отношении ее переподчинения.
Ситуация с подчиненностью и вектором действий 21–й армии неизбежно привлекла к себе внимание главкома Юго-Западного направления. Так, еще 26 августа в очередном донесении главкома Генштабу было сказано:
«Необходимо срочно внести ясность *в** положение Брянского и Юго-Западного фронтов, *в** противном случае при дальнейшем отходе 21 армии может возникнуть неразбериха в управлении и ответственности»[598].
Все эти данные приведены не для того, чтобы кого-то обелить или, напротив, опорочить. Если бы 21–я армия была передана в состав Юго-Западного фронта еще в конце августа, то это впоследствии дало бы почву для спекуляций о неуспехе операций Брянского фронта вследствие недостатка сил. Если бы, напротив, случилось чудо и Брянскому фронту удалось бы силами 21–й и 13–й армий ликвидировать прорыв немцев, то оценка бы поменялась в другую сторону. Жалоба командующего Юго-Западным фронтом выглядела бы сегодня беспочвенным нытьем. Но принципиально ситуацию не меняло ни то ни другое решение. Переписка вокруг 21–й армии показывает всю сложность обстановки на стыке двух фронтов, в которой приходилось отражать атаки 2–й танковой группы.
5–я армия. Армия М. И. Потапова после отхода и окуниновской неудачи вновь оказалась в состоянии глубокого кризиса, которое соединения 5–й армии не испытывали со времен приграничного сражения. Фронт армии перевернулся по сравнению с боями июля и августа на 180 градусов. Теперь армия оборонялась фронтом на север и на запад в условиях глубокого охвата ее флангов. По своему боевому составу эта армия занимала второе место среди прочих армий Юго-Западного фронта (619 стволов, 95 785 человек). Основные черты оперативной обстановки в полосе армии М. И. Потапова могут быть охарактеризованы следующими неприятными фактами. Во-первых, немцы сделали традиционный для своей техники ведения войны ход, вклинившись на стыках армии с соседями. В результате этого непосредственное соприкосновение с 21–й армией на 1 сентября отсутствовало. Силами 260 пехотной дивизии на левом берегу Десны была создана предмостная позиция в районе Борки — Лопатино — Вибли. Переправившись через основное русло Десны, немцы получали таковую, плотно прикрытую справа и впереди рукавом реки, имеющей начертание дуги с вершиной на юг. То же самое наблюдалось и на левом фланге. На стыке с 37–й армией A. A. Власова LI армейский корпус угрожал прорывом с окуниновского плацдарма. Таким образом, как и в 21–й армии, стыки и фланги 5–й армии находились под угрозой. Во-вторых, нельзя не отметить нерационального использования сил армии. 31–й стрелковый корпус (193–я, 195–я стрелковые и 215–я экс-моторизованная дивизии) занимал оборону главными силами (195–я, 215–я дивизии) по восточному берегу Днепра фронтом на запад по линии Любеч — Мнево — Сорокошичи. Фронтом на север по линии Кулевичи — Любеч оборонялась 193–я стрелковая дивизия. По существу, все три дивизии этого корпуса бездействовали, так как против них немецких войск фактически не было, кроме части сил 17 пехотной дивизии и части сил 79 пехотной дивизии. Это может объясняться неверной оценкой разведкой положения противника в полосе 31–го стрелкового корпуса. Еще одно объяснение — повторение М. И. Потаповым характерной для него ошибки с перераспределением плотности войск сообразно угрозам со стороны противника. Как мы помним, аналогичная ситуация наблюдалась в случае 15–го стрелкового корпуса в боях у новой и старой границ.
