Фердинанд Грегоровиус - История города Рима в Средние века
Карл, изучавший науки под руководством Алкуина, за исключением грамматики, к которой относились также метрика и поэзия и которой Карл обучался у Петра Пизанского, любил сам писать иногда в стихах письма к своим друзьям; такие письма он посылал, между прочим, Адриану, и последний как благосклонный критик не забывал воздавать хвалу стихам Карла. «Я получил, – пишет Адриан, – превосходные, блещущие красой сладостные стихи вашего королевского, пресветлого и Богом благословенного гения, перечел каждый стих в отдельности и, объятый восторгом, проникся их мощью и выразительностью. Будучи по образованию и таланту самым выдающимся человеком в Риме, Адриан, в свою очередь, также отвечал иногда стихами, из которых несколько дошло до нас. Они написаны акростихами и по своей выразительности и метрике не ниже своего времени.
В общем, в VIII веке заметна глубокая порча языка. Письма пап к каролингам, на которые мы так часто ссылаемся как на первоисточник, служат этому достаточным доказательством. Эти письма шли из канцелярии Латерана, редактировались чиновниками scrinium'a или архива и должны были быть лучшей латынью, которую только знал в ту эпоху Рим. А между тем глубокая пропасть разделяет блестящее красноречие эдиктов Кассиодора от стиля этих папских писем, в которых не видно ни грамматики, ни логики; в особенности письма Стефана III отличаются набором слов. Неспособность изложить ясно мысль так же велика в этих письмах, как и варварство языка. Но если справедливо считать лучшей латынью римлян того времени ту, которую мы находим в Liber Pontificals и в Liber Diurnus, то можно представить себе, каков был язык, на котором говорили тогда в обыкновенной жизни. Мы можем судить о нем до некоторой степени по документам той эпохи, – все равно, будут ли это дарственные грамоты, судебные акты, надгробные или иные надписи, – и мы повсюду видим, как из обветшалых форм древней латыни начинают проглядывать слабые зародыши новоримского языка. От народного языка того времени не осталось, однако, никаких образцов. Знаменитая клятва Людовика и Карла Лысого представляет собою неоценимый документ linguae romanae и немецкого языка 842 г.; для lingua volgare в Риме того же и даже позднейшего времени мы не имеем никаких письменных следов. А между тем есть полное основание утверждать, что такой язык существовал и был не похож на официальную латынь нотариусов. Это утверждение справедливо, однако, лишь до известного предела: lingua latina должен был сохраниться в Риме дольше, чем где-нибудь, так как Рим был родиной этого языка; кроме того, Рим не подвергался враждебным вторжениям, которые сопровождались бы поселением в нем германцев массами. Не существует также никаких указаний на то, чтобы в то время для римлян переводились с латинского на общепринятый язык проповеди священников и акты нотариусов, как это практиковалось в Галлии. Достаточно испорченная латынь нотариусов должна была, конечно, подвергаться еще большей порче в устах народа. Римлянин времен Тацита также мало понял бы язык своего народа в описываемую эпоху, как мало понял бы Карл Великий немецкий язык нашего времени или мы язык наших предков времени Карла или даже Гогенштауфенов. Язык римлян претерпевал изменения по естественным законам в зависимости от времени. Причин, действовавших в этом смысле с первого века эпохи императоров, было много: вымирание сельского и городского населения, смешение его с рабами, которые массами отпускались на волю, и затем с иноземцами самых различных наций, наконец, упадок литературы и школ. Поэтому было бы ошибкой относить порчу древней латыни исключительно на счет готов и лангобардов вместо того, чтобы смотреть на эту порчу как на естественное последствие всего процесса жизни. Разрушительный процесс, которому подвергся величественный строй латинского языка, совершался точно так же сам собой как и падение Рима и других городов с их храмами, театрами и дворцами, и, читая первоисточники VIII века, мы можем проследить, как на остатках умиравшего языка Цицерона и Виргилия зарождались христиано-романские идиомы. Официальный и литературный язык VIII века, который только и известен нам, является полным отражением состояния самого Рима – тех противоречий, которые существовали и в его архитектуре, и в его формах жизни вообще, так как величественный призрак старины повсюду выступал еще из-за новых наслоений. Это противоречие между мертвым и живым обусловило то, что язык утратил свой строй; логические законы языка древних римлян были отвергнуты, и с падением языческой религии и древнего государственного устройства общества древняя латынь, язык героев и государственных мужей, мало-помалу перестала струиться живительным потоком. Но, застыв в своих разрозненных формах, этот язык в то же время подвергся некоторым превращениям и создал затем свои новые законы – одно из самых изумительных явлений в истории человеческой культуры. Переход в новое народное наречие был постепенно достигнут искажением окончаний, отбрасыванием конечных согласных, казавшихся тяжелыми и в речи, и для слуха, смешением гласных, заменой одних согласных другими и таким образом, окончание слов по падежам и роду оказываются утраченными в языке, и это порождает уже в VIII веке в самом литературном языке такие формы, которые звучат по-итальянски, позднее же, в X и XI веках, получают полное господство.
Глава VI
1. Внутренние условия жизни Рима и быта римлян. – Три класса народа. – Воинская организация. – Exercitus romanus. – Организация цехов (scholae). – Всеобщность цехового устройства. – Корпорации (scholae) чужестранцев: иудеев, греков, саксов, франков, лангобардов и фризов
В этой главе мы постараемся выяснить, в каких гражданских условиях находился город Рим в VIII веке.
Мы уже давно отметили деление римского народа на три класса: духовных, военных и класс граждан низшего сословия, или клир, знать и народ вообще. Духовенство и знать иногда сливаются в понятии о судьях (judices) и оптиматах; вооруженные же граждане образуют милицию, главой которой являются богатые, отмеченные знатным происхождением римляне. Изложить взаимные соотношения этих трех больших классов, которыми избирался папа, является труд-ной и едва ли разрешимой задачей для историка города, и эта трудность возрастет до крайности еще оттого, что духовное и светское начала постоянно переходят друг в друга.
Во времена готов римская церковь, как и всякое другое епископство, ведала только своими собственными делами, строго разграниченными от городских дел; городе же, сохраняя свое муниципальное устройство и самоуправление, по-прежнему управлялся сенатом, издревле установленными должностными лицами и префектом. Затем, когда владычество готов пало и наступило бедственное для Италии время, римские установления распались сами собою, без всякой насильственной их ломки. В городах Италии, завоеванных лангобардами, древнее муниципальное устройство или совершенно исчезало, или видоизменялось под влиянием германских начал; но в экзархате и в римском герцогстве, где лангобарды не были властителями, законы Юстиниана как остатки древних муниципальных форм продолжали действовать. Однако общий упадок всех гражданских установлений так же, как и необходимость воинской организации, являвшейся теперь главным делом, имели последствием то, что древнее самоуправление городов и их курии исчезли. Во время византийского владычества во главе всех гражданских дел стояли императорские, назначавшиеся экзархом, герцоги (duces) и судьи (judices); но и по отношению к этому периоду мы уже имели случай сетовать на отсутствие сведений о городском устройстве, и все, что мы могли констатировать с несомненностью, это – постепенное угасание тех установлений, которые во времена Кассиодора еще оставались неприкосновенными.
Между тем одно обстоятельство повлекло за собой большие перемены: наступательные движения лангобардов вызвали к жизни воинскую оборонительную организацию, которой знать и граждане были соединены в городскую милицию. В течение почти двух веков Рим сохранял характер города, который резко распадался на две организации, церковную и воинскую. По крайней мере все светские учреждения того времени вполне носили на себе признаки военной организации; присматриваясь к римским титулам должностных лиц той эпохи, мы большей частью видим, что это были duces, magistri miiitum, трибуны и иногда comites и chartularii. Слабость византийского управления ни в чем не сказалась так ясно, как в полном пренебрежении к организации воинских сил. Если бы экзархи могли располагать преданными императорскими войсками и в Риме, и в других городах, греческий император положил бы предел нарастанию могущества пап, и возможность отделения Рима была бы навсегда устранена. Но византийцы удовольствовались собиранием податей, во всем же остальном провинции были предоставлены своей собственной участи.
