Григорий Джаншиев - Эпоха великих реформ. Исторические справки. В двух томах. Том 1
Отмечая в своей назидательной брошюре, что розги были созданы и служили неизбежною принадлежностью крепостного права и что они стали с развитием грамотности и поднятием личного достоинства крестьян под влиянием интеллигенции выходить из употребления, автор с недоумением останавливается пред вопросом, как могло произойти неожиданное, противно истории, оживление розог?.. А ларчик просто открывается: на реформе 12 июля 1889 г., как и на всех реакционных мероприятиях системы Толстого, видно скрытое или явное стремление так или иначе реставрировать порядки времен крепостного права. (Ср. Тимофеев, 125). В превосходной статье В. И. Семевского «Необходимость отмены телесных наказаний» («Русс. Мысль», 1896. № 2, 3) вопрос обработан с исчерпывающею дело обстоятельностью и разносторонностью. Некоторые земские собрания (С.-Петербургское, Московское, Тверское, Смоленское и др.) не раз ходатайствовали об отмене этого вредного остатка наказаний варварских времен… Г. Алисов сообщал в конце 1897 г. о вторичном единогласном ходатайстве Воронежского земского собрания о полной отмене розог («Рус. Ведом.», 1897. № 325).
501
См. Рукописную записку П. Н. Глебова. Крестьяне уже начинают освобождаться от власти этой дикой рутины. Так, в Русских Ведомостях (1900. № 74) была помещена статья, в которой отмечались некоторые факты и цифры, свидетельствующие о новых прогрессивных течениях народной мысли и жизни. Новое и весьма важное доказательство несомненного существования этих движений представляет собою отмеченная на днях в Русских Ведомостях статистическая работа г. В. Постникова о телесных наказаниях, применявшихся в Нижегородской губернии. Г. Постников разработал собранные от 243 волостных правлений данные о применении телесного наказания в Нижегородской губернии за 1868, 1878, 1888 и 1898 годы. Эти данные касаются двух сторон вопроса – числа приговоренных к розгам и деяний, за которые волостные суды назначали это наказание. По этим данным оказывается, что с каждым годом, отдаляющим деревню от времен крепостного права, розга, представляющая наследие этих варварских времен, мало-помалу выходит из обихода деревенской жизни. Вот что говорят об этом цифры, относящиеся к Нижегородской губернии. В 1868 г. из общего числа осужденных волостные суды приговорили к розгам 57 %, в 1878 г. – 40 %, в 1888 г. – 33 % и, наконец, в 1898 г. – с небольшим 1 %. Приводя эти цифры, г. Постников ставит их в связь с распространением образования и общением крестьян, благодаря преобразованным учреждениям с образованными классами.
502
«Воронежский предводитель дворянства г. Алисов писал в 1897 г.: «Мне лично известно, что в двух уездах губернии, где мне приходилось принимать участие в местных делах, в одном – в продолжение шести, а в другом – трех лет телесное наказание совершенно не применялось. С уверенностью могу сказать, что за все это время ни в том, ни в другом уезде ничего особенного не случилось. Общественная жизнь деревни в этих уездах шла своим порядком, как и в тех уездах, где еще не окончательно отрешились от бесполезности телесных наказаний, хотя последние все менее и менее применяются на практике. Нельзя при этом не заметить, что в явлении этом имеет существенное значение тот или иной взгляд лиц, стоящих во главе уезда или даже земского участка. Так в один из уездов, где более шести лет не применяется телесное наказание, прибыл новый земский начальник, по-видимому, убежденный в неоспоримой пользе этого рода наказаний, и стал так или иначе высказывать свое сожаление о совершенном неприменении их в уезде и что, по его мнению, нелишне было бы оживить этот вымирающий способ наказания; но такой взгляд нового земского начальника встретил энергичный отпор как со стороны его товарищей, так и со стороны предводителя дворянства того уезда. Между тем бывший земский начальник этого участка, старожил уезда, много послуживший ему, человек с высшим образованием, гуманный и издавна ведущий в этом уезде свое хозяйство, – заслужил общее уважение не только жителей своего участка, но и всего уезда. Как нам достаточно известно, ничего худого в его участке не происходило, несмотря на то, что он всегда обходился без телесного наказания и искренно сочувствовал полнейшей его отмене. Хотя попытка нового начальника оживить телесное наказание в уезде и не увенчалась успехом, но возможно, что при других условиях, которых в данном случае налицо не было, мог быть результат совершенно иной: в участке, в котором население давно уже отвыкло от телесного наказания, последнее могло снова появиться».
«Повсеместная отмена телесного наказания несомненно поднимет уважение к человеческой личности и рядом с этим удержит очень многих лиц от нередкой еще у нас рукопашной расправы, которая доводит иногда до суда как побитого, так и побившего. Мне по обязанностям службы не раз приходилось участвовать в рассмотрении подобных, крайне нежелательных дел не только в уездных съездах, но даже и в палате. Совершенно непонятно пристрастие к телесному наказанию со стороны тех, кто, отстаивая их, кричит о какой-то нашей самобытной культуре. Казалось бы, каждый из таких господ должен испытывать крайне тяжелое чувство при мысли, что множество русских граждан могут быть на всю жизнь опозорены телесным наказанием и не только за какие-либо особо позорящие человека проступки, но даже за проступки, имеющие чисто гражданский характер. Не должны бы господа любители розги забывать и того, что было время, когда не только крестьян, но и лиц других сословий подвергали телесному наказанию. Однако пришло время, когда общество и правительство признали нетерпимым для этих сословий такое унизительное наказание, и оно было по отношению к ним навсегда отменено. Несомненно, что это наказание и для крестьянина не менее унизительно, чем для всякого другого человека».
«Я думаю, что очень многие сторонники телесного наказания остаются таковыми еще потому, что им никогда не представлялось случая присутствовать лично при этой гнусной процедуре, проделываемой над взрослым человеком. Совершенно случайно еще в детстве пришлось мне видеть наказание плетьми на эшафоте. Кроме чувства жалости и сострадания к наказуемому, ясно чувствуешь, что это наказание оскорбляет и человеческое достоинство. С какой радостью всякий истинно русский человек может теперь сказать, что одним позорнейшим наказанием стало меньше в нашем отечестве и что плети и эшафот стали теперь достоянием истории. Можно надеяться, что скоро дождемся также полной отмены и розги – этой родной внучки кнута, родной дочери плети. Наказание розгами взрослого человека, полноправного гражданина – это всегда возмущающая чувство сцена. Представьте себе, хотя на одну минуту, всю неприглядность картины, когда пожилого, семейного человека, домохозяина, хотя, быть может, и не вполне исправного, тащат на «экзекуцию». Не всегда человек может заставить себя добровольно подчиниться этому крайне тяжелому, нередко страшному, для него наказанию. В таком случае приходится силою заставлять подчиниться приговору волостного суда. Одному сторожу волостного правления, на которого почему-то возлагается экзекуторская обязанность, в таких случаях не справиться с обвиненным, участие же в этом деле полицейским чинам законом воспрещается. Сторожу приходится звать на помощь мирных сельских обывателей… Воображение каждого может дополнить все остальное» (Русск. Ведом., 1897. № 325).
503
Термин «официальная ложь», т. е. бюрократическая фальсификация действительного положения вещей, пущенный в ход в. к. Константином Николаевичем (см. ниже), был изобретен П. А. Валуевым в бытность его Курляндским губернатором, а впоследствии, в бытность мин. внутр. дел, им же «возведена в перл созданья» система официального лганья. В известной записке «Дума Русского» он между прочим поместил строки, имеющие отношение к университетам: «Везде преобладает у нас стремление сеять добро силою. Везде пренебрежение и нелюбовь к мысли, движущейся без особого на то приказания (см. «Русск. Стар.», 1891 г., май, Дневник Валуева, 357).
504
В дневнике Никитенко приведено много примеров бесхарактерности Норова; так, например, отказ в утверждении проф. Ешевского, состоявшийся по навету Кисловского и отмененный вследствие настояния попечителя Исакова (Дневник. Т. II, 46). Норов уволил цензора Бекетова в отставку за то, что тот «по напечатании рескрипта 1857 г. об освобождении пропустил в «Сыне Отечества» извлечение о постановлениях для остзейских крестьян». В этой перепечатке законов усмотрен был злокозненный намек на возможность освобождения крестьян и в России (и за такой-то «проступок» еще в 1858 г., т. е. после официального объявления о приступе к освобождению… цензор рисковал потерять место! Как это характерно для господствовавшей в то время путаницы понятий в правительственных сферах). – Цензора спас попечитель кн. Щербатов. См. там же, 27.
