История Византийских императоров. От Василия I Македонянина до Михаила VI Стратиотика - Алексей Михайлович Величко
Разумеется, при уменьшающихся доходах начали в первую очередь экономить на армии. Стоит ли удивляться, что вскоре успехи византийского оружия пошли на убыль, хотя общий уровень военной подготовки солдат и командиров пока еще сохранялся?! В результате успехи сменялись поражениями, порой очень тяжелыми. Правда, первое время военная машина Византии еще справлялась с врагами. В 1043 г. случилось нападение русских на византийскую столицу после того, как один из их знатных воинов случайно погиб в Константинополе. Тщетно Мономах предлагал Киевскому князю Ярославу Мудрому (1016–1018, 1019–1054) различные способы удовлетворения — все было тщетно. В завязавшейся войне удача улыбнулась византийцам: флотоводец Василий Феодоракан разбил русский флот, а последующая буря окончательно разметала их суда. Часть пленных русских греки ослепили, другим отрезали правую руку. Вслед за этим с Ярославом был заключен мирный договор[802]. Другой удачей стала летняя кампания в Армении 1045 г. Тогда византийская армия заняла город Ани, и правитель Анийского царства Гагик II (1042–1045) стал почетным пленником в царском дворце. В качестве компенсации в скором времени ему была предоставлена фема Харсиан в Анатолии — далеко не самый печальный финал истории его царствования.
Император не подозревал, что судьба уготовила ему и Византии куда более опасного врага — печенегов. Это громадное племя тюркского происхождения неоднократно обращало на себя внимание византийской дипломатии, когда нужно было за счет печенегов стреножить неуемных болгар или отважных русских воинов. Но после падения Болгарии внезапно печенеги стали соседями византийцев и уже вскоре начали серьезно угрожать их землям. Разделенные на 13 колен, печенеги кочевали на пространстве от берегов Днепра до Дуная. Но затем их начали теснить узы (половцы), и по разрешению Константина Мономаха римский правитель придунайских городов Михаил открыл им проход в глубь территории Римской империи. Благодарные печенеги даже во множестве приняли Святое Крещение, но это не повлияло на их свирепый нрав. В скором времени римское правительство оказалось вынужденным выкупать тысячи своих подданных из плена крещенных варваров[803].
Зимой с 1048 на 1049 г. печенеги в количестве 800 тыс. человек перешли Дунай, но застряли в придунайских болотах, а мороз, эпидемия и голод валили их сотнями. Кочевники сдались византийцам, их поселили в качестве колонистов у Средца, а печенежского хана Тираха привезли в Константинополь, где он принял Святое Крещение и вошел в состав римской знати[804].
Однако впоследствии Тирах изменил присяге и возглавил один из шальных печенежских отрядов, завербованных на римскую службу для войны в Армении. 8 июня 1050 г. Константин Арианит потерпел от него тяжелейшее поражение у Адрианополя, и печенеги начали господствовать на всех Балканах. Только в 1051 г. стратигам Никифору Вриеннию и Михаилу Аколуфу удалось разбить печенегов в трех сражениях (при Голое, Топлице, Хариуполе) и вытеснить из Фракии и Македонии. К сожалению, в 1054 г. византийская армия вновь потерпела страшное поражение от печенегов у Преславля, и правительство было вынуждено покупать у Тираха 30-летний мир за высокую цену[805].
Между тем государственная казна очень быстро истощалась. Не только Зоя, но и Феодора тратили несметные суммы: одна на благовония, вторая — чтобы скопить на «черный день». Главное — сам Константин IX, совершенно не сообразуясь с внешними проблемами, транжирил деньги на собственные увлечения, первое место среди которых занимала Склирена.
Она стала подлинной страстью императора, и он вывез ее с собой с Лесбоса в Константинополь, не желая оставлять. Для всех было ясно, что брак Зои и Константина IX носил исключительно политический характер, и поэтому императрица не стала возражать, чтобы Склирена, о которой Мономах говорил ей в самых возвышенных выражениях, поселилась у них во дворце. «Племянницу» наградили титулом севасты («священная», «святая» — титул, обычно применяемый к царским особам), при торжественных процессиях она занимала третье место после Зои и Феодоры, и сама царица частенько шутила над «сестрой», как она ее называла, нисколько не ревнуя молодую женщину к мужу.
В благодарность Склирене за ответное чувство и верность царь стал направлять ей чуть ли не ежедневно необычайно щедрые подарки. Рассказывают, что однажды он нашел медный бочонок, наполнил его доверху золотыми монетами и отослал любовнице, которую сам считал вполне достойной титула императрицы и своей жены[806]. Спальные покои царской четы были разделены на три части, в одной из которых поселилась Склирена. И Зоя никогда не входила в комнату мужа, пока там присутствовала любовница[807]. Правда, эта идиллия не признавалась населением Константинополя, которое однажды во время торжественной процессии начало скандировать: «Долой Склирену! Да здравствуют наши возлюбленные матери Зоя и Феодора, чьим жизням угрожает опасность!». По счастью, до большего дело не дошло[808].
Вообще, старую императрицу стало не узнать. Как рассказывают, под конец жизни Зоя сильно изменилась. Она стала набожной и благочестивой, часто и подолгу молилась, совершенно отказалась от пышных нарядов и кремов. Особенно императрица любила разговаривать с иконами, которые обнимала, называя изображенных на них святых самыми нежными именами. Но связь Мономаха продолжалась недолго: еще при жизни Зои чахотка свела Склирену в могилу.
Эту потерю император переживал очень тяжело, но... недолго. Вскоре его сердце было пленено молоденькой княжной — аланкой, проживавшей в столице в качестве заложницы. Вначале их связь была тайной, но после смерти Зои император открыто перевез девицу во дворец, дал ей титул севасты и предоставил богатую обстановку. Правда, уже через год подагра начала свою разрушительную работу, забирая последние силы Константина Мономаха. Но и в таком состоянии он на носилках отправлялся в покои к аланке для удовлетворения своих любовных страстей. Их связь продолжалась до самой смерти василевса, после чего влияние юной аланки быстро сошло на «нет».
Нет сомнений, что Мономах при возможности признал бы ее своей законной женой и императрицей, но четвертый брак для него был невозможен — слава Богу, в 920 г. был установлен соответствующий церковный канон. Однако и в качестве любовницы прекрасная аланка буквально разоряла Римское государство своими забавами и покупками драгоценностей, на которые царь не жалел денег[809].
Печально, но эротические забавы императора коснулись не только казны, но и политической сферы. По причинам, изложенным выше, царствование Мономаха нравилось далеко не всем. Вскоре восстание попытался поднять стратиг Кипра Феофил Эротик, и только ледяное равнодушие населения и армии не позволило тому привести свой замысел в исполнение. Прибывшее вскоре на остров имперское войско без труда разгромило его
