Борис Григорьев - Повседневная жизнь российских жандармов
Однажды вечером, когда я вернулась к себе, мне сказали, что приходила некая дама, уверявшая, будто я пригласила ее с собой в театр. Ложь бросалась в глаза, и у меня тут же возникло подозрение… Пресловутая дама придумала этот предлог, чтобы проникнуть во дворец, пользуясь моим отсутствием. На следующий день, встретив… коменданта Адельсона[157], я сообщила ему… о моих подозрениях… В ответ я услышала самые прекрасные обещания, и я отмечаю этот инцидент только потому, что он произошел накануне покушения… Графа Адлерберга… тоже справедливо осуждали за то, что он не захотел усилить охрану Зимнего дворца городской полицией. Говорят, он счел это позорной мерой и посягательством на свои права… Благодаря чрезмерному великодушию Государя никто не понес наказания и все остались на своих местах».
О вопиющих беспорядках, царивших во дворце, Халтурин информировал Исполком «Народной воли» сразу после того, как он был принят туда на работу. Красочная картина внутренней жизни многочисленной дворцовой челяди приведена с его слов в книге народовольца Льва Тихомирова: «За дворцом следили плохо и жили там на полной свободе… Прежде всего был удивителен общий беспорядок в управлении дворцом. Распущенность слуг переходила всякие границы: они праздновали во дворце свои свадьбы, собирали здесь своих друзей. К ним входило и выходило без всякого надзора и контроля множество их знакомых. Правда, парадные двери открывались с большими предосторожностями… но прочие лестницы дворца и день и ночь были открыты для любого, кто только накануне познакомился с кем-нибудь из дворцовых слуг. Эти же люди очень часто проводили во дворце и всю ночь, если выходить было поздно.
Воровство царило здесь широко, особенно в царских погребах хищение вина и припасов настолько было обычно, что Халтурин сам был обязан принимать участие в этих экспедициях в кухню и погреба, рискуя иначе навлечь на себя подозрения. Слуги имели несколько смягчающих вину обстоятельств: они получали очень мало денег… Камердинеры русского царя получали жалкое жалованье — 15 рублей в месяц».
Степану Халтурину удалось устроиться на работу в мастерскую подрядчика, выполнявшую заказы дворцового ведомства. Вначале ему пришлось некоторое время поработать в качестве столяра на императорской яхте, а затем, когда он зарекомендовал себя там как искусный краснодеревщик, осенью 1879 года он был принят в хозяйственную часть Зимнего дворца — разумеется, под вымышленной фамилией. И надо отдать ему должное: он не только зарекомендовал себя как прилежный и опытный работник, но и сумел установить перспективные для решения стоящей перед ним нелегкой задачи сняли среди товарищей по работе, дворцовых слуг и даже охраны дворца.
Освоившись на новом месте и изучив дворцовую обстановку, он вскоре предложил народовольцам наиболее оптимальный план осуществления теракта: использовать для подготовки взрыва дворцовый подвал, где он жил с другими столярами, над которым на первом этаже находилось помещение воинского караула дворца, а над ним — на втором этаже — царская столовая. Задача состояла в том, чтобы незаметно пронести в жилое помещение необходимое для разрушения двух междуэтажных перекрытий количество динамита. По расчетам Кибальчича, для успешного осуществления этого чудовищного замысла требовалось не менее семи-восьми пудов порошкообразного динамита. Халтурину удалось усыпить бдительность охраны дворца и регулярно проносить в него динамит, который он прятал сначала под подушкой на своей постели в подвале, а затем в сундуке под ворохом грязного белья.
Сам Халтурин в вышедшем в 1880 году в Женеве эмигрантском издании писал[158]: «Каждое утро, окончив работу, я выходил и приносил с собой небольшую порцию динамита, которую прятал у себя под подушкой. Я боялся приносить больше, чтобы не привлекать внимания. Обыски были довольно частыми, но настолько поверхностными, что, на мое счастье, никому ни разу не пришло в голову приподнять мою подушку… Правда, я сумел внушить им абсолютное доверие своим хорошим поведением. Один из охранников даже предложил мне жениться на его дочери, а однажды меня водили в покои Государя для полировки мебели. Александр II вошел в комнату, когда я еще работал».
Остается лишь гадать, почему Халтурин не воспользовался этим благоприятным моментом для того, чтобы попытаться убить царя. Как нам представляется, ключ к пониманию психологического состояния Халтурина в то время содержится в опубликованных в Москве в 1933 году воспоминаниях активной народоволки-террористки Ольги Любатович «Минувшее и пережитое», которая по этому поводу писала следующее: «Считая Александра II величайшим преступником против народа, Халтурин в то же время невольно чувствовал обаяние его доброго, обходительного обращения с рабочими и как-то раз, оставшись один в царском кабинете, он даже взял себе на память какую-то безделушку с его стола, которую показывал некоторым товарищам, но по их настоятельному совету снес обратно в кабинет и положил на место…»
Времени для того, чтобы внести во дворец достаточное количество динамита, Халтурину не хватило. В начале 1880 года он узнал, что начальство намерено перевести столяров из подвала в другое помещение. Кроме того, его постоянно торопили народовольцы: «Каждый вечер, когда я проходил по Дворцовой площади, один из наших людей ждал меня у колонны и тихо спрашивал, все ли готово. Я отвечал ему: „Нет“, не останавливаясь, на ходу».
Два этих обстоятельства вынудили Халтурина и народовольцев взрывать лишь три пуда динамита, находившегося в подвале, вместо необходимых для поражения намеченной цели семи-восьми пудов[159]. В Зимнем дворце в это время принимали только что прибывших в Петербург с государственным визитом брата императрицы Марии Александровны, принца Гессенского Александра и его сына, принца Александра Баттенбергского, недавно избранного князем Болгарским[160].
Третьему отделению несказанно повезло, и удача сама шла ему в руки, когда в ноябре 1879 года при случайных обстоятельствах был арестован народоволец Квятковский — один из главных организаторов готовившегося взрыва в Зимнем дворце. При обыске у него был обнаружен план Зимнего дворца, на котором царская столовая была отмечена красным крестом. Дело оставалось за малым: проанализировать все теоретические и практические варианты взрыва столовой, определить наиболее уязвимые с этой точки зрения помещения дворца и тщательно обыскать их. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы отбросить как маловероятные для этого жилые помещения, примыкавшие к столовой на втором этаже и находившиеся над ней на третьем этаже, и все внимание сосредоточить на кордегардии первого этажа, где размещался караул, и на подвальном помещении, где жили мастеровые, работавшие во дворце. Само собой напрашивалось начать обыски не с помещения, где сменяли друг друга караулы, составленные из верных престолу гвардейских частей, а именно с подвала, где на работе во дворце использовались в общем-то случайные пришлые люди.
Но охрана дворца, по словам Тихомирова, поступила как раз наоборот: «Дворцовая полиция провела обыски во всех помещениях, примыкающих к столовой. Были организованы внезапные обыски, усилена охрана на входах во дворец, где рабочих стали обыскивать. Динамит он (Халтурин. — Б. Г., Б. К.) переносил небольшими кусочками и хранил его у себя под подушкой, а затем в сундуке, который задвинул в угол 2-х капитальных стен с тем, чтобы разрушить столовую». О тщательности обысков рабочих и подвала свидетельствует то обстоятельство, что и при них Халтурин продолжал беспрерывно вносить во дворец динамит, а под его подушку и в сундук никто так и не удосужился заглянуть.
После катастрофы 5 февраля 1880 года Александру II и его ближайшему окружению стало совершенно ясно, что паллиативные меры безопасности больше не помогут и что полицейско-охранные структуры, доказавшие свою неэффективность и беспомощность, должны быть кардинально реорганизованы. Для разработки чрезвычайных мер безопасности была учреждена так называемая Верховная распорядительная комиссия, в которую вошли наследник и такие близкие ему люди, как П. А. Черевин и К. П. Победоносцев. Возглавил работу комиссии граф М. Т. Лорис-Меликов, приглянувшийся царю энергичными действиями по борьбе с эпидемией чумы в Поволжье. Проработав около шести месяцев, 6 августа 1880 года комиссия была распущена царским указом, в котором, в частности, говорилось: «Ближайшая цель учреждения Комиссии — объединение действий всех властей против борьбы с крамолою — настолько уже достигнута… что дальнейшие указания Наши по охранению государственного порядка и общественного спокойствия могут быть приводимы в исполнение общеустановленным законным порядком, с некоторым лишь расширением круга ведения Министерства внутренних дел».
