Эпоха Брежнева: советский ответ на вызовы времени, 1964-1982 - Федор Леонидович Синицын
Мальчики устранились от участия в общественной жизни. Как отмечал П.Л. Червинский, он нигде не встречал «вожатых, председателей дружин и отрядов — мальчиков, одни девочки. Девочки поют, пляшут, выступают на сцене, и редкие мальчики сидят в зале, а основная их масса либо курят в уборных и проказничают, обучая друг друга дурным поступкам, либо гоняют мячи на дорожках у школы». Он указывал, что устранение парней от пионерского руководства — это «огромная ошибка, которая принесла нам большой вред»[297].
Деятельность пионерских организаций, в том числе созданных в школах «советов дружины» и «советов отряда», куда часто входили в основном только девочки-отличницы, выхолащивалась и сходила на нет. То же самое следует сказать и о комсомоле: проведенное во второй половине 1960-х гг. исследование «Комсомольцы о комсомоле» показало бездеятельность первичных организаций и полную безынициативность рядовых членов ВЛКСМ[298].
Изменение ролей мужчин и женщин, воспитание нового поколения в основном женщинами, рост образованности и «интеллигентности» советских людей, а также другие причины привели к кризису маскулинности советского общества. Е. А. Здравомыслова и А. А. Темкина отмечают, что этому также способствовали невозможность исполнения традиционных мужских ролей, вызванная ограничением либеральных прав (собственности, политических свобод, свободы совести), и обветшание идеологии. «Культовый» образ мужчины предшествующего поколения, образ «отца» подразумевал прежде всего участника героической индустриализации страны и Великой Отечественной войны. Однако такой норматив оказался недостижимым в позднесоветском времени, когда никто не посягал на родину, не от кого было защищать женщин и детей[299].
Эти изменения хорошо заметны по репрезентации мужчин и женщин в советском кинематографе. Как отмечают современные киноведы, в 1960-х гг. и позднее появляется образ сильной женщины и мягкого, часто слабого мужчины: в «Иван Васильевич меняет профессию» — уверенная и активная жена-актриса и слабый, не приспособленный к жизни Шурик, в «Служебном романе» — боевая, активная Мымра и жалкий хлюпик Новосельцев, в «Иронии судьбы» — сильная, думающая Надя и бесхребетный Женя, в «Москва слезам не верит» — сильная женщина, добившаяся высокой должности, в одиночку вырастившая дочь, и слесарь-алкоголик, гром-баба Маргарита Павловна в «Покровских воротах» и опять-таки хлюпик Хоботов. Это показывало, «что большинство женщин вокруг сильные, а мужчины, наоборот, слабые»[300]. В этом же ряду — Юрий Деточкин (герой фильма «Берегись автомобиля») и многие другие — добрые, порядочные, но отнюдь не «маскулинные» герои советского кино.
В-четвертых, идеологически значимые изменения затронули такую важную социальную страту, как молодежь. В послевоенный период страна была «молодой» — по переписи населения 1959 г. люди в возрасте до 30 лет составляли 56 % населения СССР. В стране возник и стал играть большую роль «культ молодости», отмечалась тенденция к расширению ее временных границ — по мнению ученых брежневского периода, молодость начиналась в возрасте 11–12 лет и продолжалась до 33–35, а то и до 40 лет[301]. Эта тенденция была связана в том числе с ростом уровня жизни и более длительным процессом получения образования. Важность молодежи проявилась и в том, что в середине 1960-х гг. около 70 % всех рабочих в СССР были в возрасте до 30 лет[302].
Закономерно, что колебания в идеологической жизни страны, «шатание» идеалов особенно сильно подействовали на молодежь, которая «по определению» склонна к «фронде», протесту, эпатажу. Было это свойственно и советской молодежи[303]. В СССР усилилась проблема сохранения преемственности поколений[304]. Как писал Р. Вессон, пришло «новое поколение, для которого идеалы революции это предмет истории, а не опыт, выученный в школе, а не в действии»[305]. А.В. Шубин отмечает, что «омоложение» страны оказалось «бомбой замедленного действия»[306], и это ярко проявилось уже в 1960-е гг.
Молодые люди все более отходили от старых символов и ценностей[307], что отмечали ревнители «идеалов»: «Пионерские обычаи и законы, которые мы в свое время выполняли свято, похоронены (не пить, не курить, не сорить, уважать старших, слушаться родителей и т. д.) — таких обязательств пионеры сейчас не принимают». Молодежь принимала иные ценности, в том числе «западные», руководствуясь «образцами» Дж. Сэллинджера, Э.-М. Ремарка и других[308] «властителей умов». По мнению молодых людей, западные писатели были «интереснее и лучше, чем отечественные». Большой успех имели иностранные певцы и музыканты западного стиля[309]. В стране стали возникать разного рода «субкультуры», которые находились вне «сферы понимания» старшего поколения. Молодежь стала жить, как иногда говорят, «на своей волне».
Снизился авторитет старшего поколения, которое оставалось главным носителем традиций и «коммунистических идеалов». В 1960-х гг. проблема «отцов и детей», актуальная всегда, приобрела новое звучание и большую значимость. Известный литературный критик С.Б. Рассадин в статье «Шестидесятники», опубликованной в журнале «Юность» в декабре 1960 г., писал: «Молодые люди тридцатых годов отличаются от современного поколения не только внешне, не только по костюму. Действительно, «шестидесятники» многое приобрели. Но скажите: не утрачено ли ими то бескорыстие, та моральная чистота, та удивительная принципиальность»[310]. (Отметим, что автору статьи самому было только 25 лет). Эта статья подверглась критике со стороны официоза за то, что автор якобы противопоставил детям отцов. Однако представители молодого поколения поддерживали мнение Рассадина. Поэт В.Н. Корнилов посвятил ему, своему другу, стихотворение «Отцы и дети», в котором в уста отцов были вложены такие слова: «Мы стояли насмерть за идеи / Вы стоите — за самих себя», а дети отвечали им: «Хватит с нас идей и медных фраз… / Хватит скопа. Дайте в одиночку / Наглотаться воли и любви»[311].
На менталитет молодежи повлияла новая
