Эпоха Регентства. Любовные интриги при британском дворе - Фелицити Дэй
Женщине перед лицом привлекательного и внимательного поклонника, может, и было затруднительно выяснить, что он на самом деле о ней думает без риска быть сочтенной излишне прямолинейной, но это ни в какое сравнение не шло с полным неприличием, за которое почиталось тогда выказывание чувств первой в надежде вызвать изъявление ответных. И, конечно же, ни небывалая внимательность, ни галантные комплименты не могли служить доказательством истинной серьезности намерений мужчины. За годы на рынке невест Сара успела убедиться, что множество мужчин вступает в соблазнительно яркий флирт, за которым не следует ровным счетом ничего: как лорд Генри Петти, которого ее кузина Гаррио не преминула окрестить «веселым обманщиком многих», узнав в 1807 году о его помолвке. «Надеюсь, это не сильно огорчит леди Марию, равно как и мисс Напье, мисс Крю или мисс Бекфорд, – писала та сестре, – поскольку, если верить отчетам, никакой сострадательности не хватит на то, чтобы охватить всех, кто попал под широчайшее влияние этого субъекта». Сводницы, однако же, и в подобных ситуациях могли сыграть неоценимую роль в превращении пылкого поклонника одной из многих в преданного почитателя одной-единственной. Могли, к примеру, незаметно выведать истинные чаяния ловеласа, да и нашептать ему на ухо, как и к кому лучше подойти с романтическими увертюрами на предмет их благожелательного восприятия.
Зачастую такую задачу брала на себя мать, но и ей в роли свахи приходилось балансировать на тонкой грани, выверяя каждый шаг. Точечные неприметные усилия от лица дочери были совершенно приемлемы, а вот каких бы то ни было напористых действий или чего-либо, что может быть истолковано как попытка манипуляции, следовало тщательно избегать. Столь же недопустимыми были и любые шаги, создающие впечатление, что чин и богатство жениха для семьи невесты важнее романтики. В эпоху, когда все более в цене были браки по любви, «мать-сводница» со схемами по привлечению знатных женихов для своих дочерей вызывала у бомонда всевозрастающее презрение. Этот типаж стал мишенью для сатириков наряду с дамами, проявляющими деловую хватку в какой бы то ни было сфере. Герцогиню Гордон – само воплощение матриархата, да еще и с резким шотландским акцентом – карикатуристы-современники раз за разом выставляли на посмешище за ее решимость в погоне за герцогами-женихами для пяти своих неказистых дочерей без впечатляющего приданого. Эти ее «экзерсисы» тянулись в общей сложности четырнадцать лет, но, вероятно, окончательно она ославила свое имя в 1802 году следующим маневром: пятый герцог Бедфорд скоропостижно скончался накануне объявления о его помолвке с младшей дочерью герцогини Джорджианой. Мать, недолго думая, одела Джорджиану в траур и отправила выражать соболезнования вдовому брату усопшего Джону, унаследовавшему герцогский титул, а заодно сеять семена, взошедшие колосьями брака между Джоном и Джорджианой на следующий год. На этом герцогиня Гордон выполнение своей миссии и завершила, приветив в своей семье последнего из трех зятьев-герцогов вдобавок к маркизу и баронету.
Карикатурист Джеймс Гилрей высмеивает герцогиню Гордон, озабоченную тем, чтобы «заарканить» для своей младшей дочери Джорджианы породистого быка герцога Бедфорда
Сатирики могли сколько угодно критиковать используемые герцогиней методы выдачи дочерей замуж, но в мире, где их браки оказывали решающее влияние на всю семью, а выделиться из общей массы девушкам было неимоверно трудно, мало у кого из матерей повернулся бы язык осуждать ее побудительные мотивы. Да и у отцов тоже. Ведь вопреки нарождающемуся новому стереотипу брака по любви патриархи титулованных семейств являли ровно такую же готовность затевать хитроумные комбинации для устройства выгодных браков для своих отпрысков обоего пола. Маркиз Аберкорн, как писали, приложил много трудов, чтобы свести молодого и богатого графа Абердинского со своей старшей дочерью Кэтрин, устроив для этого в 1805 году серию любительских театральных спектаклей у себя в загородной усадьбе; а в 1807 году он же настолько желал опередить соперников сына, что после до неприличия короткого знакомства того с богатой, «но уже семнадцатилетней» наследницей написал той письмо с предложением руки и сердца от имени своего старшего сына. «Говорят, [это] было, как если бы к[ороль] Англии предложил п[ринца]. У[эльского]. кому-нибудь из [дочерей] мелких немецких курфюрстов, да еще и подчеркивал, какую высокую честь он им этим оказывает», – веселилась леди Бессборо, пересказывая в письме к любовнику эту байку о поддельном письме и последовавшем неизбежном отказе.
Ее светлости стало не до смеха, когда ее собственный сын попался в сети своднической схемы, выстроенной будто по учебнику герцогини Гордон. В 1802 году графиня Джерси задумала отвадить старшего сына леди Бессборо лорда Дунканнона от его кузины Гаррио, намечающаяся помолвка с которой выглядела весьма многообещающей, и сосватать за него собственную дочь леди Элизабет Вильерс.
Ее долгосрочная кампания стартовала во время летнего пребывания двух семейств по соседству у моря: Джерси обосновались в Маргейте, а клан Девонширских / Бессборо – в пяти милях от них в Рамсгейте, из-за чего стороны тесно общались между собой. Вскоре выяснилось, что постоянство в набор сильных качеств 21-летнего Дунканнона не входило. На флирт и лесть леди Элизабет он повелся сходу. «Она настолько красива и приятна манерами, что леди Джерси не нужно бы и наполовину так усердствовать, как она делает, чтобы влюбить в нее бедного Джона», – не без тревоги отметила его мать.
Передислокация Дунканнона с семейством во Францию стала лишь временным поражением, поскольку в 1803 году графиня возобновила наступательные маневры, хотя Гаррио, представленная в начале сезона Ее Величеству, и Дунканнон по-прежнему были без ума друг от друга, по крайней мере, так это выглядело со стороны. Тактика ею была выбрана, как обычно, хитроумная. Она сняла соседнюю с семьями Девонширских и Бессборо ложу, а в театре Ковент-Гарден заваливала отца Гаррио приглашениями на совместные семейные обеды, дабы почаще сводить Дунканнона и Элизабет за общим столом, а при попытках Дунканнона вежливо отказаться от явки в гости к Джерси по ее приглашениям, прибегала к безошибочной тактике: дразнила его маменькиным сынком, что было для него непереносимо. Мать же, действительно, была резко против их встреч и видела подвох
