СССР и Гоминьдан. Военно-политическое сотрудничество. 1923—1942 гг. - Ирина Владимировна Волкова
Таким образом, VI пленум ИККИ формально подтвердил продолжение сотрудничества с ГМД на базе борьбы с империализмом. Компартии Китая было рекомендовано придерживаться курса на укрепление единства ГМД. В то же время теневым мотивом политики ИККИ стало усиление в Китае «антибуржуазной» пропаганды. Отчетливо обозначилась идея выдвижения КПК на роль лидера в рабочем и крестьянском движении и руководящие позиции в национальной революции.
Рассмотренные решения ИККИ отчетливо выявили генеральную линию сталинской внешней политики в Китае, направленную на подготовку силами китайских коммунистов внутреннего переворота в ГМД. При этом основная ставка делалась не на подъем массовых выступлений, а на захват аппарата власти в ходе внутрипартийной борьбы, что не требовало большой численности организации162. Рабочему и крестьянскому движениям отводилась роль вспомогательного инструмента – силовой и материальной опоры режима.
На практике реализация установок Коминтерна обернулась попыткой форсированной коммунизации Гоминьдана, стремлением членов КПК при поддержке советских советников овладеть аппаратом ЦИК ГМД и Национальным правительством. Закономерным следствием данной политики и обострения внутрипартийных разногласий в ГМД стал кризис 20 марта 1926 г.163 Выступление Чан Кайши, тесно связанное с противостоянием военного и партийного факторов в руководстве Гоминьдана, имело также непосредственное отношение к действиям Кремля. Оно продемонстрировало, что ГМД оформился в самостоятельную силу, тяготится опекой Москвы и навязыванием решений, нехарактерных для его программы. По воспоминаниям Чан Кайши, 8 марта 1926 г. в беседе с Ван Цзин-вэем он отметил: «Мы не должны допустить положения, при котором фактическое руководство национальной революцией окажется в руках русских… Мы ни в коем случае не должны лишать себя свободы принятия решений»164.
Позиция Чан Кайши была обоснованной. Это подтвердили выводы комиссии Политбюро ЦК ВКП(б)165 под руководством А.С. Бубнова (Ивановского)166, на время работы которой в Китае пришлись обозначенные события:
1. Быстрые темпы централизации армейского управления, увлечение коммунистической пропагандой в войсках ГМД, усиленный контроль политкомиссаров и советских советников за действиями офицеров негативно повлияли на развитие советско-китайского сотрудничества. Необходимым шагом для сохранения контактов с Чан Кайши было предоставление руководству НРА большей самостоятельности.
2. Военный и «революционный» потенциал армий Фэи Юйсяна незначителен. Гоминьдан в большей степени подходит на роль лидера национально-освободительного движения.
3. Слабость политического и гражданского секторов в ГМД, его опора на НРА, военная направленность экономической политики (4/5 бюджетных ассигнований составляли расходы на армию) говорили в пользу силового сценария объединения страны через осуществление Северного похода.
4. Массовое движение, отчетливо проявившееся в ходе Гонконг-Кантонской забастовки, продолжало играть вспомогательную роль167.
На этих основаниях строились рекомендации комиссии А.С. Бубнова М.М. Бородину, предполагавшие поддержку Северного похода, свертывание Гонконг-Кантонской забастовки, ослабление в ГМД межфракционной борьбы, сдерживание политической активности КПК, направленной на разложение Гоминьдана изнутри. Кроме того, был ослаблен советнический контроль в НРА, принят ряд кадровых решений. Из Кантона отзывались начальник Южнокитайской группы военных советников Н.В. Куйбышев, его заместитель В.П. Рогачев, заместитель начальника по политической работе И.Я. Разгон168. В целом выводы комиссии были направлены на сглаживание наиболее острых проблем во взаимоотношениях с ГМД, связанных со стилем работы советских миссий. Это позволило временно улучшить отношения СССР с Чан Кайши.
Тем не менее сохранялось расхождение позиций лидеров ВКП(б) и ГМД по принципиальному вопросу о Северном походе. Если для Чан Кайши это был центральный пункт в плане объединения Китая, то И.В. Сталин считал военную экспедицию недопустимой. Его подход строился на скептической оценке боеспособности НРА, в сравнении с РККА, и стремлении задержать централизацию власти в Китае. Последнее создавало бы на юге страны условия для роста революционных настроений и пропагандистской работы КПК169. Осознание возросшей силы Гоминьдана приблизило Кремль к принятию военного пути развития китайской революции через осуществление Северного похода НРА. Тем не менее полноценного развития это направление не получило.
Принятое 3 декабря 1925 г. постановление Политбюро однозначно утверждало: «Предполагаемый поход кантонцев на Север в данный момент считать недопустимым. Предложить кантонцам сосредоточить свои усилия на внутреннем укреплении»170. Однако в марте 1926 г., исходя из ситуации в Китае, А.С. Бубнов пришел к противоположным выводам. В письме М.М. Бородину от 27 марта 1926 г. он отмечал: «…решать вопрос о Северном походе нет необходимости, ибо вся армия и весь командный состав воспитывается в убеждении, что Северный поход есть вопрос о времени и способе действия»171.
Тем не менее Москва имела собственное мнение о целесообразности проведения Северного похода. Оно определялось следующим. Во-первых, убежденностью в недостаточном влиянии коммунистов в Гоминьдане. Во-вторых, опасением, что выступление НРА на север может спровоцировать военную интервенцию европейских держав в Гуандуне. Последнее могло привести к потере Южнокитайской революционной базы ГМД. В-третьих, нежеланием обострять ситуацию на Дальнем Востоке в связи с новым витком борьбы СССР против политической и экономической изоляции, осложнением взаимодействия с Мукденом по проблеме КВЖД, срывом попытки создания в Пекине коалиционного правительства ГМД и Фэн Юйсяна172.
В силу этих оснований Политбюро ЦК ВКП(б) и после ознакомления с точкой зрения А.С. Бубнова не изменило своей позиции относительно Северного похода. В постановлении Политбюро от 1 апреля 1926 г. утверждалось, что Кантону до момента подъема рабочего и крестьянского движения нецелесообразно переходить к действиям по расширению подконтрольных территорий. Необходимо использовать «передышку» для укрепления базы в Гуандуне, так как выход за его пределы сопряжен с опасностью вмешательства иностранных держав173. 15 апреля в телеграмме Л.М. Карахану указывалось, что директивы ЦК «о нежелательности военных экспедиций кантонскими силами вне Кантона и сосредоточении сил Кантона на внутреннем укреплении власти, и в частности армии, должны быть проведены беспрекословно»174. Возможность подобной кампании в чрезвычайных обстоятельствах допускалась лишь по согласованию с ЦК ВКП(б). Коминтерн продолжил линию Политбюро. В инструкции Дальневосточного секретариата ИККИ для КПК от 27 апреля 1926 г. отмечалось, что Северная экспедиция может быть истолкована как нежелание Кантона «поддерживать и защищать мир», а это будет отрицательно встречено рабочими и крестьянскими организациями175.
20 мая 1926 г., заслушав доклад комиссии А.С. Бубнова, Политбюро ЦК ВКП(б) вновь заявило о неизменности своего курса и призвало «обязать кантонских товарищей обеспечить проведение неоднократно подтвержденной директивы… в которой высказывалось решительное осуждение походов на Север»176. Мнения советских представителей в Китае, напротив, были неоднозначными. М.М. Бородин считал, что летом 1926 г. Северный поход
