Русская идея от Николая I до путина. Книга II - 1917-1990 - Александр Львович Янов
В этой ситуации попытка Шелепина сместить Брежнева в 1967-м выглядела уже актом отчаяния. Сталинистская группа в руководстве страны была разгромлена, разослана по заграницам, первый секретарь Московского комитета партии Н. Егорычев послом в Данию, председатель Гостелера-дио Н. Месяцев — в Австралию, завотделом ЦК КПСС В. Степанов — в Югославию, сам Шелепин брошен на профсоюзы. Короче, сталинистам срочно требовалась подмога, свежая кровь: в одиночку свалить Твардовского они не могли. С другой стороны, Русской партии, только-только заявившей о своем вхождении в политическую жизнь страны, требовалось стать законной частью идеологического мейнстрима, и только сталинисты могли обеспечить ей легитимность. Промах Дементьева дал им повод объединиться, воскресив полузабытую со сталинских времен мантру «космополитизма».
О двух «мифологиях»
Таков был фон, позволивший консолидированному отныне правому крылу советской политики свалить Твардовского. Разобраться в том, как конкретно эта консолидация происходила, поможет нам уже упоминавшаяся книга Николая Митрохина «Русская партия. Движение русских националистов 1953–1985». Автор бросил вызов обоим основным описаниям внутренней жизни постсталинского СССР: как тому, что назвал он «либеральной мифологией», так и «мифологии националистической». Первую представляет он так: «Союз «хороших людей» (я назвал их в первой части книги русскими европейцами), объединенных еще в 1960-е слоганом «возьмемся за руки друзья, чтоб не пропасть поодиночке», скрепленный десятилетиями совместного сидения на кухне, туристическими походами и машинописными листочками ахматовского “Реквиема”, казался его участникам единственной идейной силой в стране».
Между тем, продолжает Митрохин, вовсе не так обстояло дело. Параллельно с либеральным, существовало в СССР и движение русских националистов. И «представляло оно собой хорошо организованное сообщество единомышленников, способных пропагандировать свои взгяды не только в творческих союзах, но и в аппарате власти. Оно пользовалось покровительством членов Политбюро, в него входили десятки сотрудников аппарата ЦК КПСС». Одним словом, та самая «крыша», о которой я говорил. Так разоблачает автор «либеральную мифологию». Но куда больше достается от него мифологии националистов: «Их жесткая антисемитская направленность, возможно, удивит тех, кто полагает, что русские националисты были озабочены исключительно сохранением культурного наследия русского народа, борьбой за экологию или пропагандой «духовности».
Нет спора, антисемитизм, унаследованный посталинской Русской партией от третьего дореволюционного поколению славянофильства (по сути, и Сталин принадлежал к тому поколению. и едва ли можно усомниться, что именно атмосферу своей молодости и воспроизвел он в Москве середины XX века, когда оказался полностью в плену своей паранойи), был ее непременным признаком, своего рода баджем, по которому отличали они «своих». Но все-таки этнонационализмом, к которому в конечном счете свел Митрохин характеристику Русской партии, действительная ее функция в политической жизни постсталинского СССР даже отдаленно не исчерпывались. Ядром ее были консервативные альтернативы, которые противопоставляла она брежневскому статус кво. И режим отлично это понимал. И совсем не случайно бил поочередно то по либералам. то. как мы скоро увидим, по националистам.
О самом существовании националистической оппозиции постсталинскому режиму я рассказал еще за четверть века до Митрохина в книге «The Russian New Right» (Беркли, 1978). Его преимуществом, однако, были полсотни очень откровенных интервью, которые провел он в перестроечные времена как с командирами, так и с солдатами Русской партии, представившись «сочувствующим». Меня за сочувствующего принять они никак не могли уже со времен моей диссертации 1970-го о вырождении русского национализма.
Тактика молодогвардейцев
Одним из самых красноречивых собеседников Митрохина был Сергей Семанов, своего рода серый кардинал Русской партии, редко появлявшийся на поверхности, но превосходно осведомленный обо всем, что в ней происходило. Вот ключевой отрывок из его исповеди: «“Молодая гвардия” свою главную ставку делала на просвещение верхов (точнее, “подверхов”). Здесь была обширная и благоприятная среда: все, кто не сподобился жениться брежневским образом (жену Брежнева почему-то подозревали в еврействе, иначе они не могли объяснить его равнодушие к “русскому делу”), и не облучен влиянием “премудрых” (опять же, конечно, евреев), то есть громадное большинство правящего сословия оказались чрезвычайно восприимчивы к идеям народности, порядка, традиционности, неприятия всякого рода разрушительного модернизма… Большинство русской интеллигенции в 1970-е оставалось так или иначе в русле космополитического либерализма, [Поэтому] основной наш адресат в ту пору был политически правилен: минуя основные круги интеллигенции, мы обращались к средним слоям Партии, а также Армии и Народа».
«Подверхами» именовались, допустим, помощник Генерального секретаря В. А. Голиков, помощник Суслова В. В. Воронцов. помощник секретаря ЦК по идеологии, а потом министра культуры Демичева Г. Г. Стрельников (Илья Глазунов, говорят, даже прятал у Стрельникова запрещенный националистический самиздат, например, журнал «Вече», о котором мы еще поговорим подробно), помощник члена Политбюро Воротникова Г. М. Гусев, а также заведующие отделами ЦК В. Ф. Шауро (культуры), и С. П. Трапезников (науки и учебных заведений).
Это была надежная «крыша». Она могла спустить на тормозах кампанию против «чалмаевщины». Могла помочь легитимизировать молодогвардейцев, помирив их со сталинистами, могла даже, как мы видели, свалить Твардовского. Но она не была всесильна. И «Молодая гвардия» тотчас убедилась в этом, когда, окрыленная успехом, взорвала в 1970-м третью бомбу.
Тот же Сергей Семанов в статье «О ценностях относительных и вечных» сделал еще один смелый шаг навстречу сталинистам (чтобы отблагодарить их, надо полагать, за поддержку в сокрушении Твардовского). Статья предназначена была закрепить завоевания «чалмаевщины». И потому полна была, конечно, од «национальному духу» и песнопений «традиционным ценностям». И, конечно же, доносов на «новомирскую» интеллигенцию. Например, таких: «Литераторы и публицисты аллюзионного способа письма гневаются совсем не на Ивана IV, обличают отнюдь не Николая I, а прикрываясь всем этим псевдоисторическим реквизитом, метят свои обличительные молнии — чаще намеком, а иногда и напрямую — совсем в другие эпохи, иные социально-политические отношения». Я надеюсь, смысл доноса понятен современному читателю: речь о знаменитом в ту пору «эзоповском языке».
А. В. Софронов С. В. Викулов
Само собою Октябрьская революция объявлялась «русским национальным достоянием», генералиссимус Сталин — творцом русской Победы, а первым грехом троцкизма — «глубочайшее отвращение к нашему народу, к его традициям, к его
