Сергей Лавров - Лев Гумилев: Судьба и идеи
Были эпизоды и совсем недавние, «задним числом» объясняющие, почему Л.Н. не клеймил коммунистов без разбора. Я знал, что в «пробивании» гумилевских книг участвовал А. И. Лукьянов (еще до председательства в Верховном Совете СССР). Когда мы встретились в Санкт-Петербурге в 1995 г. на истфаке университета, я хотел подарить ему одну из редких (как мне казалось) последних фотографий Л.Н., он ответил: «Сильно увеличенная, она висит у меня в кабинете».
В жизни все сложнее черно-белых схем, сложнее фальшивой антитезы «коммунисты – демократы» и не вписывается в формулы «коммунизм» или «социализм», а для Л.Н. это справедливо тем более. В одном из интервью, когда от него добивались, чтобы он как-то связал социализм с уничтожением ландшафта, Гумилев удивленно ответил: «Социализм—капитализм – это совершенно другая система отсчета».
Тем не менее политические наскоки (не менее научных) раздражали Л.Н., мешали ему жить. «Я удивляюсь, – говорил он, – как это меня не обвинили еще и в космополитизме: был бы полный набор (вместе с русофобией)»31. Из далекого Улан-Батора его утешал друг и почитатель – монгольский академик Ринчен: «Джангир сказал мне, что Вы слишком близко к сердцу воспринимаете людское невежество, зависть и все злое, исходящее от этого. Вы должны быть достойны имени своего «Лев»! И работать, делать то, что велит ученому делать его высокий долг Человека, поднявшегося над стадом двуногих». Еще образнее академик выразился в другом письме: «Помните, что путник в долгой дороге не считается с собаками стойбищ, его встречающими и провожающими»32. Письма Ринчена сохранились в архиве Л.Н. Академик (он и сам был опальным в Монголии в какие-то времена) утешал Л.Н., подбадривал его.
Здесь возникает закономерный вопрос: почему Гумилев, посвятивший всю сознательную жизнь разоблачению «черной легенды», безмерно любивший и уважавший народы Востока33, в трудные для него годы не получил конкретной помощи от «сильных мира сего» в мусульманских республиках Союза? Это замечал не только я, но и автор предисловия к сборнику «Черная легенда», ученик Л.Н., Вячеслав Ермолаев. Он писал, что Л.Н. прислали массу писем и поздравлений из Монголии, Татарии, Казахстана, Средней Азии, его приглашал в гости, к нему приезжали делегации, ему говорили теплые искренние слова, дарили халаты, пиалы и тюбетейки, но тем все и ограничивалось. Никакой более значимой поддержки ни со стороны местной творческой интеллигенции, ни тем более от властных структур соответствующих национальных республик Гумилев никогда не получал; только в Азербайджане на русском языке вышла в свет книга Л.Н. «Тысячелетие вокруг Каспия»34.
Неужели СССР в брежневскую эпоху застоя и тем более позже был настолько «имперской» страной, что лидеры союзных республик (сегодняшние президенты стран СНГ) не могли быть самостоятельными в таких вопросах? Вопрос сугубо риторический, поскольку идеологическая верность «Центру» в основном уже выражалась в ритуальных национальных торжествах во время редких визитов Генерального секретаря в ту или иную республику.
Значит, могли, но «не сочли нужным». Можно было надеяться, что Лев Николаевич будет поднят и возвеличен демократами «первой волны». Это было бы так естественно, ибо он действительно был жертвой режима. Здесь снова напрашиваются слова: «Все это уже было», было при другом режиме. Он не стал «своим» и для новоявленных демократов. Более того, уже через несколько месяцев после его смерти в «Свободной мысли» появилась злобная статья Александра Янова, бывшего автора «Молодого коммуниста», ставшего в 90-х гг. ярым демократом35. Друзья Л.Н. были счастливы, что он уже не увидел ее. Статья походила на те доносы, которые когда-то на него писали те самые «ученые, которые сажали ученых», только как бы «со знаком наоборот». Евразийство характеризовалось в ней как «имперско-изоляционистская установка», которая «должна была вести и привела к фашизму», а учение Л.Н. как идеальный фундамент российской «коричневой идеологии». Итак, Л. Гумилев не просто «наш», он еще и идеолог «красно-коричневых»! Это он, проведший 14 лет в тюрьмах и лагерях?! Нонсенс! Но, в конце концов, А. Янов – это еще не какая-то политическая сила, поскольку можно предположить, что тут играла роль просто зависть и патологическая ненависть псевдоученого к большому Ученому по принципу: «его читают, а меня нет, обидно». В правильности этой догадки убеждает книга Янова «После Ельцина» (1995), в которой Л.Н. посвящена уже целая глава. Там «уничтожается» не только евразийство, но и теория этногенеза. Делается все это в гнуснейшей манере. Как поворачивается язык обозвать Л.Н. «катакомбным ученым», намекая на отрыв от западной науки, отрыв, который, надо заметить, он успешно возмещал в послелагерные годы.
Вот еще пример «яновской» критики: раздел «Этногенез д-ра Гумилева» предваряется фотоколлажем, где со Львом Николаевичем соседствуют Сергей Кургинян и Александр Дугин. Нет сомнения, что оба они знают, кто такой Гумилев, но думается, сам Л.Н. понятия не имел об обоих.
По-видимому, «яновская линия» не является случайной. Евразийство обрекло Гумилева на травлю после смерти. В интервью 1992 г. (последнего в его жизни года) Л.Н. сказал пророческую фразу: «Час их (евразийцев) только сейчас пришел»36.
В эмигрантской «Русской мысли» было опубликовано несколько статей некоего В. Сендерова со старой-старой и абсолютно фальшивой линией о «родстве евразийства и большевизма» и с изобретением нового, но совсем уж нелепого термина «евразобольшевизм»37. Надо дойти до полного безумия, чтобы объявить «предтечами евробольшевизма» Н. Данилевского или князя Н. Трубецкого – ярого ненавистника большевизма по вполне понятным и логичным мотивам. Но в «Русской мысли» дошли (цитировать противно): «Публицистика Трубецкого – важная веха на пути сращения большевизма с национализмом. Зюганов – последний продукт разложения евразийства»38. Все это выглядит более чем странно, учитывая, что та же «Русская мысль» печатала теплые и дружеские воспоминания о евразийцах Зинаиды Шаховской, которая, в отличие от Янова или Сендерова, тесно общалась с ними в 20–30-е гг.
Санкт-Петербург, 1995 г. «Охоты за ведьмами» вроде бы кончились, ан нет!.. Проходит семинар «Неонацизм как интернациональное явление», и снова звучат слова-доносы на покойного: «Исторически, как известно, мыслители типа Хаусхофера39 выступили на арену несколько раньше, чем наши евразийцы. В какой степени было взаимовлияние?.. Так вот, актуальность евразийских идей у героев сегодняшней нашей конференции, т. е. у русских интегральных националистов (ранее объяснялось, что это и есть фашисты. – С. Л.) совершенно очевидна. Так как очевидно влияние евразийцев на идеи Л. Н. Гумилева, который, видимо, заимствовал не только у евразийских идеологов, но и у такого выдающегося практика, как барон Унгерн, ибо тот и другой сочетали монголофильство с крайним антисемитизмом»40. Здесь каждое слово ложь: когда евразийцы выступили со своим манифестом (1921), Хаусхофер еще не написал какой-либо капитальной работы по геополитике; слова, «видимо, заимствовал» (из выступления Д. Раскина) – блестящий оборот, достойный А. Я. Вышинского, а обвинение Л.Н. в антисемитизме представляет из себя «открытие», достойное пера и совести его автора. Страшно сказать, но это все уже было; только не против Гумилева, а против его коллег и знакомых, и не в 90-х, а в 30-х гг.
Нынешние хулители Л.Н. не подозревают, что разработки ленинградского УНКВД в 30-х гг. шли точно по такой же логике. Открылось это недавно, в связи с семинаром памяти проф. В. Э. Дена – создателя кафедры экономической географии в знаменитом Политехническом институте. Итак, 1935 г., полвека до пресловутого «Семинара по неонацизму». Цитируем документ Ленинградского УНКВД: «Ближайшим по направлению к фашистской целеустремленности и геттерианцам-геополитикам являются так называемые петрографы и школа, возглавляемая ленинградским профессором В. Э. Деном (умер)... Мы направляем свои агентурные поиски в эту среду с целью обнаружения подпольных формирований... Выявляем связи с геополитиками Германии, Польши, Финляндии и др. Введена агентурная разработка под кличкой «Геополитики» (выделено мною. – С. Л.). Слава Богу, они не обвинили В. Э. Дена и других профессоров в монголофильстве и антисемитизме!
Семинар в «обычном областном городе» не вызвал какого-то резонанса в стране, остался событием провинциальным. Совсем в неожиданной связи фамилия Л.Н. возникла на страницах «большой прессы» в 1997 г. Некий неизвестный в науке Борис Гершунский упрекал Г. Зюганова в том, что ему нравится концепция Л. Гумилева. В текст была введена формула «наши – не наши», которой вообще не было у Л.Н., но возвращающая к злополучной передаче «600 секунд» А. Невзорова! «Ведь это у Л. Н. Гумилева, – продолжал автор, – мы находим оправдание якобы естественной, закономерной, инстинктивной неприязни людей друг к другу по сугубо этническим и расовым признакам, их делению по принципу «мы – они», «свои – чужие»41.
