В. Духопельников - Крымская война. 1854-1856
Только наше войско может стоять и побеждать (мы еще победим, в этом я убежден) при таких условиях.
А война, кажется, затянулась надолго. За Силистрию я, как и следовало, не представлен, а по линии получил подпоручика, чему очень доволен, а то у меня было слишком старое отличие для прапорщика, стыдно было».
Балаклава и Инкерман
Русское командование решило использовать момент, когда союзники сосредоточили свое внимание и все силы на бомбардировке Севастополя, и нанести удар по Балаклаве. На невысоких буграх, окружавших Балаклаву, союзники устроили 4 больших и один малый редут. Но вооружены артиллерией из них были только три больших. Эти редуты прикрывали линию Чоргун – Балаклава и были расположены на линии от Сапун-горы к селу Кадык-кой и заняты турками. На каждом из четырех редутов было по 250 человек турок и по одному английскому артиллеристу.
23 октября у местечка Чоргун русские собрали специальный 16-тысячный отряд при 64 орудиях. Командовал отрядом генерал-лейтенант П. П. Липранди. Для поддержки войск Липранди назначался особый отряд в 5 тыс. человек при 14 орудиях под командованием генерал-майора И. П. Жабокрицкого.
В 5 часов утра 25 октября Чоргунский отряд перешел в наступление. Азовский пехотный полк с громким криком «ура» штурмовал и захватил первый турецкий редут, при этом убив около 170 турок. Турки, бросив три остальные редута, бежали. Русская кавалерия преследовала и избивала их во время этого панического бегства еще на некотором расстоянии за редутами. Редуты заняли русские отряды. Овладев высотами, русские считали дело законченным.
Однако по иному оценивал обстановку английский главнокомандующий лорд Раглан. Он отдал приказ кавалерии отбить потерянные позиции. Командир кавалерийской бригады Кардиган во главе 670 всадников двинулся на редуты, занятые русскими. Легкая бригада наступала в трех линиях, растянувшись по фронту на одну пятую ширины долины. За ней следовала тяжеловооруженная бригада. Русские артиллеристы открыли по наступающим перекрестный огонь гранатами и ядрами, а затем картечью. Но англичане, несмотря на потери, продолжали наступление. Они смогли прорваться к батарее из 12 конных орудий, расположенных поперек долины, и захватили несколько орудий.
Кавалерия генерал-лейтенанта Н. И. Рыжова, стоявшая позади захваченной англичанами батареи, не ожидала столь стремительного удара неприятеля. Уральский казачий полк, обратившись в бегство, нарушил боевой порядок других полков и они тоже побежали. Бегство почти 2 тыс. кавалеристов спровоцировали ничтожные силы англичан.
Однако постепенно русские разобрались в обстановке и начали громить англичан. Положение на поле боя менялось, как в калейдоскопе. Французы бросили свои войска на помощь английской легкой бригаде. Это помогло, и остатки легкой кавалерии англичан вернулись в свой лагерь. Русское командование не решилось их преследовать, и войска остались на своих позициях. Сражение окончилось. Общий урон русских войск в этом сражении составил 627 человек, союзников – 850 человек. К сожалению, русское командование не развило успеха, полученного под Балаклавой.
Когда к концу октября к Меншикову подошли значительные подкрепления (10-я и 11-я пехотные дивизии), можно было подумать о крупной операции. В российском войске, не считая моряков, насчитывалось около 107 тыс. человек. На севере Таврического полуострова находилось еще около 20 тыс. На наступательной операции настаивал и император Николай I. Такая операция готовилась в районе Инкермана. Ее цель состояла в том, чтобы сорвать готовящийся штурм Севастополя. По плану операции, разработанному А. С. Меншиковым, два отряда под командованием П. Я. Павлова и Ф. И. Саймонова, общей численностью в 35 тыс. человек при 134 орудиях, должны были атаковать позиции англо-французских войск. Вспомогательный отряд генерала М. Д. Горчакова должен был нанести дополнительный удар по Сапун-горе. Однако прибывший из Дунайской армии генерал П. А. Данненберг внес в этот план коррективы, о которых не были поставлены в известность главнокомандующий и командиры отрядов. Это внесло неразбериху в действия отрядов.
Рано утром 5 ноября при густом тумане началось наступление двумя колоннами на позиции английских войск в районе Килен-балки. Наступление русской армии для противника стало полной неожиданностью. Отряд генерала Саймонова наступал по юго-западному склону Килен-балки. Отряд Павлова должен был наступать из района Инкермана – через мост в гору. Но его отряд опоздал с выходом, что создало трудности для отряда Саймонова, который, преодолевая ожесточенный огонь англичан, выбил их из двух редутов. Однако удержать занятые редуты отряд не смог и вынужден был их оставить. Подоспевший отряд Павлова вновь выбил англичан из редута № 1. Одновременно с главной атакой из Севастополя была предпринята вылазка четырехтысячного отряда генерала Тимофеева против французов в районе 5-го и 6-го бастионов. К сожалению, отряд, не получив помощи Горчакова, который, вместо того, чтобы наступать на Сапун-гору, стоял без действия, вынужден был отступить. Это позволило французам перебросить силы в помощь англичанам. Отсутствие резервов в отряде генерала Павлова вынудило и его отряд отойти на исходные позиции. В ходе этой операции русские потеряли 10634 человека, потери противника составили 4700 человек.
Вместе с тем это сражение заставило союзников отказаться от штурма Севастополя и перейти к длительной осаде. «В Инкерманской битве, – писали англичане, – нет ничего для нас радостного. Мы ни на шаг не продвинулись ближе к Севастополю, а между тем потерпели страшный урон. Конечно, русские понесли, может быть, большую потерю, нежели союзники, и были принуждены отступить, но они возвратились в свои же прежние позиции, а эти позиции возле самого Севастополя и Балаклавы!.. А могут ли союзники, которые из осаждающих превратились теперь в осажденных, постоянно отражать эти нападения?.. Нельзя более скрывать: положение союзников отчаянное».
После Инкерманского сражения союзники спешно укрепляли и возводили новые позиции в районе Балаклавы и Сапун-горы, прикрывая тылы своих армий. Передышка давала возможность и защитникам Севастополя поправить разрушенные укрепления.
И вновь Севастополь
Война приобретала затяжной характер. Союзники наращивали силы, получая по морю боеприпасы и подкрепления. Для русской армии проблема нехватки боеприпасов становилась все острее. Маломощная русская военная промышленность не справлялась с возросшими заданиями. К тому же большими трудностями сопровождалась доставка оружия и боеприпасов в осажденный город. Русский художник Л. М. Жемчужников, очевидец событий, побывавший как в тылу, так и на театре военных действий в конце Севастопольской кампании, в своих воспоминаниях писал: «Наступила осень 1855 года. Севастопольская война была в разгаре… Грустную картину представляли транспорты с порохом, бомбами, ядрами, двигавшиеся на волах. На телеге лежало по пяти бомб, и волы медленно шагом двигались, делая в сутки по 25 верст, тогда как министерство рассчитывало на быстроту чуть ли не в 50 или 100 верст в сутки на лошадях. Подряды были сданы, и в министерстве предполагали, сообразно их расчету, что в Севастополе должно быть достаточное количество снарядов и пороху, а между тем часто волы не делали и 25 верст; сломается ось или колесо, выйдут и запасные, надо ехать куда-нибудь, отыскивать, где можно срубить или купить; а эти места были так далеко, что их не было и видно. Чтобы скотину напоить, приходилось доехать до колодца, когда таковой окажется на дороге; да ведро воды достать чуть ли не с того света, – такая глубина, а иногда и платить по 20 копеек за ведро. От недостатка в порохе, бомб, ядер, гранат и проч. через Ростовцева (полковник генерального штаба) отдано было секретное распоряжение, чтобы на 50 выстрелов неприятеля отвечали пятью.
По степи валялась масса трупов, лошадиных и воловьих; мы, приближаясь к Крыму, более и более встречали раненых, которых везли, как телят на убой; их головы бились о телеги, солнце пекло, они глотали пыль, из телег торчали их руки и ноги, шинели бывали с верху до низу в крови. Меня все более и более охватывала жалость и досада, а фантастические мечты о картине Севастопольской обороны исчезали и, наконец, не только исчезли, но и дух мой был возмущен до крайности, и меня взяло отвращение от войны. Меняя лошадей в Симферополе, следовательно, за шестьдесят верст до Севастополя, мы ясно слышали бомбардировку и видели множество тянущихся подвод, наполненных ранеными.
…Не одно интендантство грабило. Поставщики не доставляли мяса, полушубков, разбавляли водку; деньги, посылаемые крестьянами своим родственникам, мужьям, сыновьям, до них не доходили и назад не возвращались; а также не в надлежащем количестве доходил корм лошадям. Крались медикаменты, и знаменитый наш доктор Пирогов был в отчаянии от недостатка медиков. Везде и во всем был беспорядок невообразимый…»