Игорь Фроянов - Октябрь Семнадцатого (Глядя из настоящего)
Витте не раскрывает, к сожалению, содержание "резких возражений" Шиффа. Это попытался сделать В. В. Шульгин с помощью речи "некоего Крауса", напечатанной в одном из западных журналов. "В августе 1905 г., - рассказывал Краус, — Витте, бывший русский министр, о котором барон Розен говорит как о человеке, острый ум которого мог бы предупредить войну, был главный представитель России в Портсмуте на предмет заключения мира с Японией. Комитет, которого я был участником, просил Витте ходатайствовать перед русским правительством, чтобы получить человеческие права для русских подданных-евреев. Этот дипломат, которому впоследствии Царь пожаловал графское достоинство и назначил первым министром, принял нас любезно, даже дружественно, но подал нам мало надежды. Он нам сказал только, что Царь, конечно, мог бы помочь евреям, но что, благодаря наличию известных данных, много лет пройдет, пока евреям будет дано равноправие. Тогда один из членов нашего комитета сказал ему: "Если Царь не желает дать своему народу свободу, в таком случае революция воздвигнет республику, при помощи которой права будут получены". — "Конечно, — ответил Витте, — это может статься, но не раньше, чем через сто лет, а до той поры будут царствовать Романовы"".[176] Витте слишком оптимистично смотрел в будущее: "революция разразилась в России не через сто лет, а через два месяца после этого знаменательного разговора, то есть в октябре 1905 года".[177] Шульгин, слова которого мы выше процитировали, связал угрозу революцией с членом депутации Шиффом, что, по-видимому, правдоподобно.[178]
Ранее Шифф, если верить Шульгину, "субсидировал Японию во время русско-японской войны и давал деньги на революционную пропаганду среди русских военнопленных в Японии".[179] Он активно способствовал денонсации русско-американского договора 1832 г. о торговле и мореплавании, что нанесло вред России.
В 1916 г. Шифф финансировал революционное движение в России. Это видно из донесения русского агента в Америке, которое поступило в штаб Верховного Главнокомандующего. Донесения помечено 15 февраля 1916 г. "Русские революционеры в Америке, — говорится в нем, — без всякого сомнения приняли решение перейти к действию. Поэтому каждую данную минуту можно ждать волнений. Первое тайное собрание, которое можно почитать началом периода насильственных действий, состоялось в понедельник вечером 14 февраля в восточной части (Еаst Side) Нью-Йорка. Должно было явиться всего шестьдесят два делегата, из которых пятьдесят- "ветераны" революции 1905 г., а остальные новые. Большинство присутствующих были евреи, из них значительное число людей с образованием: врачи, публицисты и т. д.; среди них несколько профессиональных революционеров. Дебаты этого первого собрания были почти целиком посвящены обсуждению способов и возможностей поднять в России большую революцию, благо момент весьма благоприятен. Было доложено, что революционные организации получили из России секретные сведения в смысле, что положение совершенно подготовлено, так как все предварительные соглашения на предмет немедленного восстания заключены. Единственное серьезное препятствие-это недостаток денег, но как только этот вопрос был поставлен, сейчас же было заявлено собранию некоторыми из присутствующих, что это обстоятельство не должно вызывать никаких колебаний, потому что в ту минуту, когда это будет нужно, будут даны крупные суммы лицами, сочувствующими русскому освободительному движению. По этому поводу имя Якова Шифа было произнесено несколько раз".[180]
В связи с Февральской революцией Шифф 19 марта 1917 г. телеграфировал свои поздравления министру иностранных дел Временного правительства П. Н. Милюкову: "Позвольте мне в качестве непримиримого врага тиранической автократии, которая безжалостно преследовала наших единоверцев, поздравить через ваше посредство русский народ с деянием, только что им так блестяще совершенным, и пожелать вашим товарищам по новому правительству и вам лично полного успеха в великом деле, которое вы начали с таким патриотизмом. Бог да благословит вас".[181]
По поводу этой телеграфной акции американского банкира Шульгин довольно язвительно заметил: "Шифское благословение, как известно, не пошло впрок Милюкову и его товарищам по кабинету. Впрочем, Милюков имел осторожность не поздравить русский народ от лица Якова Шифа. Но зато он имел "неловкость" ответить Шифу…". Шульгин приводит текст ответной телеграммы Милюкова: "Мы едины с вами в нашей ненависти и антипатии к старому режиму, ныне сверженному; позвольте сохранить наше единство и в деле осуществления новых идей равенства, свободы и согласия между народами, участвуя в мировой борьбе против средневековья, милитаризма и самодержавной власти, опирающейся на божественное право. Примите нашу живейшую благодарность за ваши поздравления, которые свидетельствуют о перемене, произведенной благодетельным переворотом во взаимных отношениях наших двух стран".[182]
Шульгин прокомментировал ответ Милюкова следующим образом: "Если бы эта телеграмма не была напечатана (10 апреля 1917 года) в "New York Times", то я лично счел бы ее подложной, до такой степени она не вяжется с тем Милюковым, который, несмотря на все свои прежние грехи, искренне (на мой взгляд) боялся революции во время мировой войны, ибо искренне (как мне казалось) хотел победы России; с тем Милюковым, который на моих глазах заклинал Великого Князя Михаила Александровича принять Престол, переданный ему братом, утверждая, что если Великий Князь откажется, то народу некому будет присягать (разве присяга не есть фрагмент "Божественного права"?), а если не будет присяги, то не будет получено согласия народного на все происшедшее, и Россия разлетится прахом. Или Милюков не знал о роли Якова Шифа в подготовке ужаса, ужаса, принявшего название "Февральской революции"? Если не знал, то надо было узнать прежде, чем (будучи русским министром) отвечать телеграммой на телеграмму этого наглого банкира, поздравляющего русский народ. В качестве чего он позволил себе "гратуляцию"? Поздравлять народы могут короли и президенты и притом от имени народов. А что такое Яков Шиф? Директор банкирского дома "Кун, Лейб и К°". А если Милюков "знал"?…Во всяком случае, точка зрения на Милюкова должна быть пересмотрена. Ему самому должен быть поставлен вопрос, который он некогда с таким оглушительным успехом ставил императорскому правительству в 1916 году. А именно, должно вопросить Милюкова: его поведение относительно Шифа есть "глупость или измена"? Проходящее ли легкомыслие 1917 года, вполне объяснимое общим кавардаком, царившим в умах всех русских министров, или же коварное, холодное, рассчитанное предательство в течение всей войны?…".[183]
Шульгин, столь выразительно охарактеризовавший поступок Милюкова, прошел мимо одной любопытной детали телеграммы, оставляющей такое впечатление, будто министр проговорился, сказав больше того, чем должен был сказать. Он выставил себя вместе с Шиффом участником "мировой борьбы против средневековья, милитаризма и самодержавной власти". На чьей стороне выступал Милюков в этой борьбе? На стороне России и ее союзников? Едва ли. Быть может, на стороне Германии? Вряд ли. Что же это за третья мировая сила?
В своих воспоминаниях Милюков повествует об одном эпизоде, произошедшем с ним в бретонском городке. "Рано утром, — говорит он, — я спустился в ресторан отеля. В зале сидели поодаль и пили кофе два-три ранних посетителя. Я встретил тут и вчерашнего спутника по омнибусу и с ним разговорился. Не помню почему, разговор зашел о масонах. Он оказался сам масоном и заговорил об их всемогуществе во Франции. Чтобы доказать справедливость своих утверждений, он заметил: если бы мне сейчас здесь грозила опасность, мне было бы достаточно взять вот эту пепельницу и сделать условный жест. Я уверен, что кто-нибудь из присутствующих бросился бы мне на помощь. Проверить его слова не было повода, но они произвели на меня очень сильное впечатление. Мне неоднократно впоследствии предлагали вступить в масонскую ложу. Я думаю, что это впечатление было одним из мотивов моего упорного отказа. Такая сила коллектива мне казалась несовместимой с сохранением индивидуальной свободы".[184]
Это утверждение Милюкова о своей непричастности к масонству интересно сопоставить с его некоторыми высказываниями о членах Временного правительства: "Я хотел бы только подчеркнуть еще связь между Керенским и Некрасовым-и двумя неназванными министрами, Терещенко и Коноваловым. Все четверо очень различны и по характеру, и по своему прошлому, и по своей политической роли; но их объединяют не одни только радикальные политические взгляды. Помимо этого они связаны какой-то личной близостью, не только чисто политического, но и своего рода политико-морального характера. Их объединяют как бы даже взаимные обязательства, исходящие из одного и того же источника… Дружба идет за пределы общей политики. Из сделанных здесь намеков можно заключить, какая именно связь соединяет центральную группу четырех. Если я не говорю о ней здесь яснее, то это потому, что, наблюдая факты, я не догадывался об их происхождении в то время и узнал об этом из случайного источника лишь значительно позднее периода существования Временного правительства".[185]
