Марк Твен - Простофиля Вильсон
Том отдал ей доллар. Рокси осмотрела его со всех сторон и усмехнулась:
- Хм, небось банк лопнул! - Она уже готова была уйти, но вдруг вспомнила: - Есть у вас виски?
- Немножко есть.
- Тащите сюда!
Том побежал наверх в свою комнату и принес неполную бутылку. Рокси запрокинула ее и отхлебнула прямо из горлышка. Глаза ее заискрились от удовольствия. Причмокнув, она спрятала бутылку под шаль.
- Хорошая штука! Возьму с собой.
Том покорно распахнул перед ней дверь, и она удалилась, прямая и важная, как гренадер.
ГЛАВА IX
ТОМ УПРАЖНЯЕТСЯ В НИЗКОПОКЛОНСТВЕ
Почему мы радуемся рождению человека и грустим
на похоронах? Потому что это не наше рождение и не
наши похороны.
Календарь Простофили Вильсона
Находить недостатки дело нетрудное, если
питать к этому склонность. Один человек жаловался,
что уголь, которым он топит, содержит слишком много
доисторических жаб.
Календарь Простофили Вильсона
Том бросился с размаху на диван, уткнулся локтями в колени и сжал руками виски. Он раскачивался из стороны в сторону и стонал:
- Я стоял на коленях перед черномазой бабой! Прежде мне казалось, что я пал ниже низкого, но, оказывается, то были сущие пустяки по сравнению с сегодняшним... Одно утешение - что теперь я достиг дна; ниже не падают!
Но Том поспешил с выводом.
В тот же день, в десять часов вечера, обессиленный, бледный и жалкий, он вскарабкался по приставной лестнице в дом с привидениями. Услышав шаги, Рокси встретила его на пороге.
Это был двухэтажный бревенчатый дом; несколько лет тому назад прошел слух, что в нем водятся привидения, и с тех пор он стоял заброшенный. Люди боялись в нем жить и даже днем его старательно обходили стороной, а уж ночью и подавно. Так как в городе у него не было конкурентов, то он именовался просто "дом с привидениями", и все понимали, о каком именно доме идет речь. Он так долго стоял заброшенным, что совсем покосился и пришел в полную ветхость. Триста ярдов пустыря отделяли его от владений Простофили Вильсона. Он был последним домом на этом краю города.
Том последовал за Рокси в комнату. В углу была расстелена чистая солома, служившая ей постелью, на стене висела бедная, но чистая одежда, на полу тускло горел жестяной фонарь и стояли ящики из-под мыла и свечей, заменявшие стулья. Они сели. Рокси сказала:
- Ну вот сейчас все вам расскажу, а денежки начну получать с вас потом - мне не к спеху. Вы как думаете, о чем я собираюсь вам рассказать?
- Гм, гм... ты... Да брось меня мучить, Рокси! Говори быстрее! Я понимаю: ты где-то разузнала, в какую я влип историю по глупости своей и беспутству.
- Как вы сказали? По глупости? По беспутству? Нет, сэр, не в этом дело! Это все пустяки по сравнению с тем, что знаю я!
Том недоуменно воззрился на нее.
- Не понимаю, Рокси, что ты имеешь в виду?
Она встала и мрачно и торжественно, точно судьба, поглядела на него сверху вниз.
- А вот что - и это правда, клянусь богом! Ты не ближе по крови старому мистеру Дрисколлу, чем я, - вот что я имею в виду! - И в ее глазах вспыхнуло торжество.
- Что???
- Да, сэр! И погоди, это еще не все! Ты - черномазый! Черномазый, и к тому же раб. Родился негром и рабом - и рабом остался, и стоит мне об этом заикнуться, двух дней не пройдет, как старый мистер Дрисколл продаст тебя в низовья реки.
- Врешь ты все, несчастная пустомеля!
- Ничуть не вру! Это правда, чистейшая правда, бог свидетель! Да, ты мой сын...
- Ах ты чертовка!
- А тот бедный малый, которого ты колотишь и обижаешь: он сын Перси Дрисколла и твой господин...
- Ах ты скотина!
- И это он - Том Дрисколл; а ты - Вале де Шамбр, без фамилии, потому что у рабов нет фамилий.
Том вскочил, схватил полено и замахнулся, но его мать лишь усмехнулась и сказала:
- Садись, щенок! Ты что, напугать меня хочешь?! Таких, как ты, никто не боится. Небось рад бы выстрелить мне в спину, - вот это на тебя похоже, я вижу тебя насквозь! Да я не боюсь, можешь убивать: все, что я тебе рассказала, записано на бумаге, и бумага эта хранится в верных руках; и тот человек, у которого она спрятана, знает, что ему делать, если меня убьют. Коли думаешь, что мать твоя такая же дура набитая, как ты, так ты здорово ошибся, голубчик! Стало быть, сиди тихо и веди себя как следует и не смей вставать, пока я не скажу: "Встань!"
Охваченный бурей беспорядочных мыслей и чувств, полный злобы и ярости, Том все же нашел в себе достаточно самоуверенности, чтобы сказать:
- Все это враки! Убирайся и поступай, как хочешь, мне до тебя дела нет!
Рокси не ответила. Она взяла фонарь и пошла к выходу. Том мгновенно застыл от ужаса.
- Воротись! Эй, воротись! - завопил он. - Я пошутил, Рокси, я беру назад свои слова, я никогда так не буду говорить! Воротись, пожалуйста, Рокси!
Рокси постояла с минуту не двигаясь, потом веско произнесла:
- Слушай, Вале де Шамбр, тебе придется бросить эту привычку: ты не смеешь называть меня Рокси - ты мне не ровня. Дети так не разговаривают с матерью. Ты будешь называть меня мама или маменька - слышишь ты! - хотя бы когда мы одни. Ну-ка, повтори!
Тому пришлось сделать над собой усилие, чтобы выдавить из себя это слово.
- Вот и молодец! И заруби себе это на носу, если не хочешь нажить беды. Ты мне сейчас обещал, что больше не станешь говорить: "Басни! Враки!" Так вот помни, скажешь так еще хоть раз - и конец: я тут же пойду к судье и расскажу ему, кто ты, и докажу это. Можешь не сомневаться!
- Еще бы! - простонал Том. - Я и не сомневаюсь, я тебя знаю.
Рокси поняла, что это полная победа. Доказать она ничего не могла и лгала, будто все где-то записано, но она знала, с кем имеет дело, а потому угрожала, уверенная, что добьется своего.
Она опять подошла к сыну и опустилась с видом победительницы на ящик из-под свечей; и она восседала на нем с таким горделивым и важным видом, словно это был не ящик, а трон.
- Ну, Чемберс, - сказала она, - давай поговорим с тобой всерьез, и больше не дури! Во-первых, ты получаешь пятьдесят долларов в месяц. Так вот, половину будешь отдавать теперь матери. Ну-ка, выгребай все из карманов!
Но у Тома за душой было только шесть долларов. Он отдал их матери, пообещав начать честный дележ со следующего месяца.
- А много ты должен, Чемберс?
Том вздрогнул и ответил:
- Почти триста долларов.
- Как ты собираешься их отдавать?
- Ох, сам не знаю, - простонал Том, - не задавай мне таких страшных вопросов.
Но она не отставала от него, пока не добилась признания. Оказалось, что он, переодевшись, совершает мелкие кражи в домах у местных жителей и успел изрядно поживиться за их счет еще две недели назад, когда все считали, что он в Сент-Луисе. Все же для расплаты с кредиторами ему не хватает денег, а он боится продолжать это занятие, так как город и без того сейчас взбудоражен. Мать похвалила его и предложила свою помощь, но это привело его в ужас. Весь дрожа, он пролепетал, что лучше бы она уехала, тогда ему было бы спокойнее. Как ни странно, ее не пришлось уговаривать, - Рокси заявила, что она сделает это с удовольствием: ей-то все равно, где жить, лишь бы, как договорились, получать свое содержание. Она согласна поселиться за городом и раз в месяц являться в дом с привидениями за деньгами. В заключение она сказала:
- Теперь я тебя уж не так ненавижу, как раньше. Да ведь было за что: подумать только, я тебя так удачно подменила, дала тебе хорошую семью, хорошее имя, сделала тебя богатым белым джентльменом. Ты теперь носишь вещи из магазина, а мне за это какая благодарность? Ты меня всю жизнь унижал, грубил мне при людях, не давал никогда забыть, что я черномазая и... и...
Тут она разрыдалась.
- Позволь, - сказал Том, - но я ведь даже понятия не имел, что ты моя мать, и к тому же...
- Ладно, не будем вспоминать прошлое, бог с ним. Я хочу все это забыть. - И она добавила с новой вспышкой гнева: - Только не вздумай сам никогда мне об этом напоминать, не то пожалеешь, так и знай!
Когда они прощались, Том спросил самым вкрадчивым тоном, на какой был способен:
- Мама, не скажешь ли ты мне, кто был мой отец?
Он боялся, что этот вопрос сконфузит Рокси, но он ошибся. Она выпрямилась, гордо тряхнула головой и ответила:
- Почему ж не сказать, скажу! И уж поверь, тебе нечего стыдиться твоего отца! Он был из старинной фамилии, из самой высшей знати нашего города. Его предки были первыми поселенцами Виргинии. Не хуже, чем Дрисколлы и Говарды, как бы они ни задавались! - Рокси еще больше выпятила грудь и внушительно проговорила: - Ты помнишь полковника Сесиля Барли Эссекса, который умер в один год с папашей твоего хозяина, Тома Дрисколла? Помнишь, какие ему устроили похороны все эти масоны, тайные братства и все наши церкви? Такие шикарные похороны нашему городу никогда и не снились! Вот кто был твой отец!
Это воспоминание вызвало у Рокси такой прилив гордости, что она вдруг будто помолодела и приобрела благородную торжественность в осанке, которую можно было бы назвать даже царственной, если бы окружающая обстановка чуть больше соответствовала этому.
