Лев Белоусов - Любовь диктаторов. Муссолини. Гитлер. Франко
Вернувшись в Милан из Неаполя, где в деталях разрабатывался план похода фашистских колонн на Рим, дуче попытался сделать вид, что ничего особенного не происходит. Вечером 26 октября он демонстративно отправился с женой и дочерью в театр, а на следующий день в его газете был опубликован призыв ко всеобщей мобилизации фашистов. Правительство подготовило декрет о введении в стране осадного положения и начало стягивать в столицу регулярные воинские части. Мятежники имели незначительные шансы на успех, но в последний момент произошло именно то, на что втайне уповал Муссолини: король, еще накануне заявлявший, что «Рим следует защищать любой ценой», внезапно изменил свою позицию и отказался подписать декрет.
Фашисты перевели дух. Их колонны бодрым маршем двинулись к Риму, а Муссолини вступил с королем в торг об условиях своего участия в правительстве. Ему удалось добиться письменного уведомления о назначении его премьер-министром, после чего дуче потребовал специальный поезд для переезда в столицу. В ночь на 30 октября, когда полупьяные фашисты праздновали легкую победу, их вождь ехал один в купе мягкого вагона. Все любимые и не очень любимые женщины остались в Милане. Однако эта ночь была самой сладкой в его жизни, ибо он впервые ощутил упоительный привкус власти, которую никогда и ни при каких обстоятельствах не променял бы ни на какие женские ласки. Так бывший социалист осуществил фашистский переворот, с иронией названный в народе «революцией в спальном вагоне».
Властелин и сластолюбец
Ступив на землю Вечного города в качестве первого лица исполнительной власти, Муссолини ощутил небывалый приток жизненной энергии, которая искала выход и на поприще новой для него государственной деятельности и на привычном «амурном фронте», открывавшем широкую, захватывавшую дух «столичную перспективу».
Дуче так уверовал в собственную исключительность, был столь беспредельно самоуверен, что, не имея ни малейшего опыта управления, принялся с лихостью, нередко по наитию, плодить многочисленные декреты и распоряжения. Он действовал эмпирически, но очень целенаправленно, стремясь сосредоточить в своих руках всю полноту власти. «Я хочу быть простым, бескорыстным слугой государства, — скажет он позже, — лидером партии, но прежде всего — главой сильного правительства». На третий день после назначения в кабинет Муссолини вошел его сподвижник П. Орано. «То, чего до сих пор не было, есть, — торжественно заявил ему дуче, — правительство. Это я. И все, слушайте меня хорошенько, все итальянцы должны и будут повиноваться. Итальянцы до сих пор никогда не подчинялись. Ни одно правительство не обладало в Италии реальной властью. Итальянцы должны быть управляемы, и они будут управляемы… все, всегда, во всех областях жизни». Говоря «правительство — это я», Муссолини перефразировал известное изречение Людовика XIV «государство — это я», но смысл обоих высказываний был одинаков — безраздельно править. И в первом же правительстве, которое было коалиционным, помимо поста премьера Муссолини взял себе еще две ключевые должности: министра иностранных и внутренних дел.
Поскольку никакой недвижимости в Риме у него не было, а итальянское государство не имело расточительной привычки предоставлять чиновникам квартиры, первые несколько месяцев Муссолини кочевал из отеля в отель, а затем снял четвертый этаж в принадлежавшем барону Фассини палаццо «Титони». На протяжении семи лет после переезда в Рим дуче вел жизнь не обремененного семейными заботами донжуана. По дому ему прислуживала немолодая гувернантка, а пищу он получал с кухни барона. Как и в прежние годы, его единственным чувственным удовольствием оставался секс. И хотя времени на любовные романы у премьер-министра катастрофически не хватало, дамы разных возрастов и профессий шли к нему нескончаемой чередой. Этот факт поразителен: в 40–47 лет Муссолини не только сохранил сексуальность, но, казалось, приумножил свои силы, которые растрачивал без удержу практически на всех женщин, которые приходили к нему в гостиничный номер или на квартиру. Горничные и курьерши, графини и простолюдинки, актрисы и певицы, журналистки и иностранки, жены и невесты предпринимателей и фашистов — все они почти без разбору подвергались нахрапистому напору дуче. Многие из этих женщин, количество которых до сих пор не смог установить ни один исследователь, приходили именно с целью сексуального общения, ибо Муссолини был настолько нагл и развратен, что считал излишним даже элементарный камуфляж своих намерений. Они уступали сразу и впоследствии с упоением рассказывали всему миру о перенесенных испытаниях. Их восхищали настойчивость и нетерпение дуче, абсолютное отсутствие у него сдерживающих центров, нескрываемые плотские порывы, полное бесстыдство и раскованность, скрежет зубов и грубые ругательства, непроизвольно срывавшиеся с его уст в момент оргазма. Им двигал животный инстинкт, приводивший в трепет тех сексуальных партнерш, которым не удавалось в половой жизни избавиться от ханжеских привычек или природной скромности. Для них было нечто притягательное в его мужицкой грубости, в открытом пренебрежении общепринятыми нормами поведения, в примитивном эгоизме его демонической страсти, которая пугала и возбуждала одновременно. Муссолини был совершенно раскрепощен и эгоистичен. Он откровенно наслаждался, никоим образом не заботясь о партнершах. Он не искал удобных поз, нередко предпочитал пол или стол кровати, не отличался изобретательностью и не испытывал в этом никакой потребности. По признаниям этих женщин, Муссолини не изъяснялся им в любви (да и как он мог это сделать, если не всегда знал их имена), не шептал нежности, не раздевал донага, а сам лишь приспускал брюки и не снимал ботинок. Получив желаемое, он иногда впадал в лирическое настроение и даже брал в руки скрипку — трюк довольно дешевый, но производивший впечатление. Чаще других дуче играл мелодии Вагнера.
Иными дуче овладевал силой. Его порывы были столь стремительны и жестоки (хотя боли он старался не причинять), что сопротивление оказывалось совершенно бессмысленным. К тому же все происходило очень быстро: с того момента, как он приближался к своей «жертве», а затем, удовлетворенный, отпускал ее, проходило всего несколько минут. По сути дела, действуя вопреки желанию женщин, он совершал уголовные преступления, за которые мог бы понести наказание. Однако ни разу ни одна из тех дам, которых он изнасиловал, не обратилась в суд и не потребовала компенсации.
Муссолини не отличался ни разборчивостью, ни изысканным вкусом. Его похотливость возбуждали разные женщины. Единственное, что ему явно не нравилось, — это чрезмерная худоба и астеничность. Дуче не обращал внимания на то, сколь опрятно женщины одеты, какого цвета у них глаза или волосы, в каком состоянии у них ногти или ресницы. Его почти ничто не смущало: ни нечистоплотность, ни несвежесть белья, ни желтые зубы, ни даже потливость. Напротив, ему нравились любые сильные запахи: дорогих духов и дешевого одеколона, пота и здорового тела.
Муссолини и сам не отличался аккуратностью. Ему стоило немалого труда приучить себя ежедневно бриться, и все же однажды он умудрился явиться небритым на прием по случаю приезда короля Испании. Дуче по-прежнему был небрежен в одежде, запросто носил несвежие рубашки, не любил завязывать шнурки и нередко вовсе обходился без них. Он не интересовался модой, мог надеть гамаши с вечерним костюмом, а галстук с фраком. Дуче, с его приземистой, крепко сбитой фигурой, не мог даже отдаленно претендовать на элегантность: невысокий (167 см), он казался еще ниже из-за рано проявившейся склонности к полноте. Зная об этом, Муссолини предпочитал носить военную форму и имел несколько ее вариантов. Особенно ему нравился черный костюм и шляпа с большим гребнем из перьев. В таком виде он любил покрасоваться перед зеркалом, а однажды приказал срочно позвать одну знакомую молодую даму. Когда она, запыхавшись от волнения, явилась, дуче произнес: «Я пригласил тебя, чтобы ты оценила, хорош ли я в этом костюме».
Став премьером, Муссолини сохранил многие привычки провинциального популиста. Мелкобуржуазная среда, в которой он вырос, навсегда привила ему пристрастие к внешней красивости, показной пышности, дешевым эффектам. Его поведение и стиль были далеки от аристократической утонченности и немного вульгарны. Скрывая свою неотесанность, Муссолини демонстративно презирал светские манеры и даже на официальных церемониях и обедах не всегда скрупулезно соблюдал правила этикета, так как толком не знал и не хотел знать их. Зато он быстро усвоил привычку высокомерно разговаривать с подчиненными, не предлагая им даже сесть в своем кабинете. Он завел себе личную охрану, но небольшую, а на службу предпочитал ездить за рулем нового спортивного автомобиля ярко-красного цвета. Актер и демагог, дуче иногда внезапно останавливался, чтобы поговорить с горожанами и крестьянами, и как-то раз зашел в тратторию, владельцем которой был его давний знакомый по Швейцарии, некто Поджолини. Отказавшись от предложенного ему вина (после войны Муссолини бросил пить и курить), он осушил стакан воды и ушел, а сметливый владелец тут же выставил этот стакан на видном месте, повесив на него табличку: «Из этого бокала пил дуче Италии». Какой-то фанатик купил стекляшку за приличную сумму, а ловкач Поджолини поставил на ее место новую с той же надписью. Говорят, этот нехитрый бизнес процветал не один год.
