Гвидо Препарата - ГИТЛЕР, Inc.
Наконец, так как наступил её черед, Британия завершила круг: понимая, что фон Мольтке готов бросить стрелков Людендорфа в Бельгию, британское правительство торжественно объявило, что не может допустить нарушения бельгийского нейтралитета; после этого последовали заклинания о безусловной приверженности миру и публике было бесстыдно объявлено, что у Британии нет и не было никаких секретных договоров ни с Францией, ни с Россией (52).
Когда план Шлиффена был приведён в исполнение и армии рейха вступили во Фландрию, Британия направила Германии ультиматум, который, как прекрасно понимали в Лондоне, немцы просто проигнорируют; но чтобы избежать сюрпризов (срок ультиматума истекал в полночь), британский кабинет, пользуясь разницей во времени между Лондоном и Берлином, сократил ожидание на один час.
Сидя вокруг большого круглого стола, покрытого зелёной скатертью, министры украдкой с нетерпением поглядывали на часы, ожидая, когда стрелки покажут 11.00. Двадцать минут спустя в кабинет вошёл Уинстон Черчилль, первый лорд адмиралтейства, и объявил коллегам, что телеграмма, в которой королевскому флоту предписывается начать операции, направлена во всё военные порты империи (53).
А где застало лето 1914 года Адольфа Гитлера? Бывший в свои двадцать пять лет ветераном венских ночлежек, один из многих буржуазных неудачников, молодой Гитлер — с глубоким чувством освобождения и надежды — вступил в баварский полк в чине рядового. Человек, идущий добровольно в армию,— несчастливый человек, сказал Пастернак:
Через несколько дней я надел мундир, который не снимал потом в течение почти шести лет. Для меня, как и для каждого немца, начиналось величайшее и незабываемое время моей молодости. В сравнении с событиями этой титанической борьбы прошлое представлялось мне мелким и никчемным (54).
Гитлеру пришлось воевать на Западном фронте, где он заслужил несколько наград за храбрость.
Германский марш через Бельгию и первые столкновения с французами, потерявшими менее чем за две недели 300 тысяч человек, были чрезвычайно успешными для немцев. Победа казалась обеспеченной. До Парижа оставалось тридцать миль. Но потом план Шлиффена начал давать сбои. Мольтке, полагая, что победа у него в руках, отправил на Восточный фронт два корпуса, так как «русские,— объяснял он в своих мемуарах годом позже,— оказались способными вторгнуться в Восточную Пруссию скорее, чем мы рассчитывали, и до того, как мы успеем одержать решительную победу над англо-французскими армиями». В заключение фон Мольтке написал: «Я признаю, что это было ошибкой, за которую нам пришлось расплачиваться на Марне» (55).
Что в действительности произошло во время наступления на реке Марне, в ходе которого, как утверждали, фон Мольтке потерял разум и было нарушено сообщение и согласованность действий между несколькими корпусами безупречной во всём остальном немецкой военной машины, остаётся тайной. Но по той или иной причине Германия встретила ошеломляющее, оказавшееся неожиданно очень сильным сопротивление противника, столкнувшись с невозможностью — в условиях современной индустриальной войны — выполнить план Шлиффена так быстро, как рассчитывали.
Германское продвижение на Западе остановилось, и в течение следующих нескольких месяцев французы пытались вытеснить немцев с их позиций. Ни одна сторона не могла сдвинуться с места из-за встречного огня противника. Череда бесплодных попыток обойти фронт с флангов привела лишь к его растягиванию от Ла-Манша до Швейцарии. Несмотря на миллионные потери, эта линия, протянувшаяся от моря до гор по прекрасному лицу Франции, оставалась почти неизменной на протяжении более трёх лет (56).
Зажатая между клином окопной войны на Западе и удушающей морской блокадой — которой Британия окружила рейх, включая в нарушение международных конвенций даже выходы в нейтральные воды — Германия тем не менее изо всех сил пыталась вырваться. Но ни германское сопротивление на сухопутном фронте, ни неограниченная подводная война не смогли ослабить осаду.
Что же касается Восточного фронта, то в конце лёта 1914 года дела здесь шли не блестяще — фронт был прорван.
Генерал Гинденбург был «отставным офицером, чьим основным занятием было сидение за мраморным столиком уличного кафе в Гамбурге, где он брызгал пивом на стол и любовался образовавшимися лужицами». «К удивлению молодых немецких офицеров, считавших его выжившим из ума стариком, он объяснил им, что лужицы — это Мазурские болота, в которых он намерен утопить врага, если ему посчастливится командовать в том районе армией» (57). Когда началась война, он изъявил желание служить в армии, но получил отказ. Но всё же ему повезло, когда ставка верховного командования внезапно призвала его на службу, учитывая его глубокое знание территории, на которой сейчас шли бои с русскими.
Гинденбург быстро изменил ход военных действий в пользу немцев; вместе с Людендорфом, которого Мольтке отправил из Бельгии в Восточную Пруссию (ныне северо-восточная Польша), чтобы способствовать немецкому контрнаступлению, он 8-15 сентября перенёс сражение в район Мазурских болот, и последние этапы битвы происходили уже на русской территории.
Каким генералам — немецким или русским (первым в связи с их прозорливостью, вторым в связи с их некомпетентностью) — следует приписать честь этой победы (56), совершенно не важно, в свете несомненных немецких успехов на Восточном фронте в течение всего 1915 года. Хотя фронт окончательно не рухнул, немецкое наступление так сильно встревожило русских, что царь Николай II принял на себя обязанности верховного главнокомандующего вооружёнными силами.
Немцы были весьма польщены таким паническим решением.
В июне 1916 года русский генерал Брусилов, ставший героем после разгрома австро-венгерских армий в Галиции в начале войны, предпринял наступление на запад от румынской границы. На этот раз это тоже было массированное наступление на австро-германские силы. После трёх месяцев жестоких боёв исход сражения окончательно решён не был, однако потери были неслыханными: австрийцы и немцы потеряли 600 тыс. человек, русские — больше 1 миллиона.
Призвание Ленина
В 1916 году русские правители, внезапно опомнившись, задали себе простой вопрос: какую выгоду они от всего этого получат? Какая польза от вражды с Германией? Не в том ли только она состоит, что России удастся преподать Австро-Венгрии урок, вытеснив её с восточноевропейских и балканских рубежей, контроль над которыми Австрия и Россия издавна оспаривали друг у друга? Стоило ли добиваться этого такой ценой?
Британия могла утверждать, что сражается за империю, Франция — за свою честь, Германия — за выживание, но что может сказать Россия в оправдание такого немыслимого холокоста? В Лондоне уже давно предвидели и опасались, что эти мрачные мысли начнут обуревать русских довольно скоро; в качестве приманки британцы пообещали царю отдать России после войны Константинополь и проливы (которые, впрочем, для этого надо было отобрать у Турции) — правда, в Петербурге также быстро заподозрили, что это не более чем пустые посулы, как оно в действительности и оказалось.
1916 год — несмотря на людские потери и возобновившиеся волнения и беспорядки в тылу (на фоне голода и усилившейся политической агитации) — не стал годом катастрофических неудач русской армии; по этой причине Россия — с позиции своей пока сохранённой силы — могла начать с Германией переговоры о сепаратном мире. Распутин явно хотел мира, а раз так, то мира хотела и царица, которая в отсутствие супруга, находившегося на фронте, занималась внутренними делами России.
По стране начали циркулировать упорные слухи, что Александра, будучи «немкой» (её мать Алиса была дочерью королёвы Виктории и супругой герцога гессенского Людвига IV), ведёт тайные переговоры с немцами, чтобы сдать Россию врагу. «Долой немку! — кричали толпы (59). Но царица была втянута в совершенно иные дела. «Вполне вероятно, что она [Александра] стала послушным орудием в руках людей, которые желали бы заключить с Германией сепаратный мир» (60), и Британия надёжно позаботилась о том, чтобы такие «люди» немедленно прекратили свою деятельность.
В декабре 1916 года группа заговорщиков — повесы голубых кровей и бюрократы с сомнительной репутацией — заманила Распутина на пирушку с танцами, песнями и увеселениями. В самый разгар веселья целитель хлебнул отравленного питья, яда в котором хватило бы на то, чтобы отравить насмерть целый полк. Прежде чем оставшийся невредимым Распутин успел вернуться к развлечениям, отпрыск одного из самых влиятельных аристократических семейств князь Феликс Юсупов принялся стрелять в целителя из револьвера, резать ножом и бить. Он делал это с яростью, приведшей в оцепенение даже его сообщников. После этого тело ещё дышащего Распутина бросили в ледяную воду канала. Юсупов — трансвестит с двенадцатилетнего возраста, завсегдатай публичных домов, дерзкий и неразборчивый развратник — к 1916 году убедился в том, что своими магнетическими способностями Распутин оказывает пагубное влияние на царицу, что может привести Россию к гибели.
