Александр Кравчук - Галерея римских императоров. Принципат
Всю весну и лето 37 года Рим жил в состоянии эйфории. Калигула, казалось, и в самом деле оправдал все ожидания. Сначала он щедро одарил преторианцев, городскую стражу и легионеров. Затем, как и полагалось, почтил предшественника торжественной похвальной речью и тут же отправился на островки Пандатерию и Понтию (отплыл, не пережидая бури на море, чтобы продемонстрировать свою сыновнюю и братскую любовь). Благоговейно, собственными руками сложил в урны останки матери и брата и с превеликой пышностью доставил их в Рим, чтобы вместе с прахом Друза поместить в мавзолее цезарей. (Саркофаг Агриппины, служивший в Средневековье мерой зерна, сохранился до наших дней.) Желая почтить память отца, Калигула добился у сената переименования месяца сентября в «германик» (Germanicus). Свою бабку Антонию он с согласия сената осыпал всеми возможными почестями, а двоюродного брата, Тиберия Гемелла, в день его совершеннолетия торжественно усыновил, тем самым официально признав своим наследником, и назначил на почетную должность главы юношества.
Особой любовью и почетом окружил Калигула своих сестер. Как и Антонии, всем трем пожаловал привилегии весталок, за ними были закреплены почетные места на играх. Цезарь повелел в официальных присягах вслед за своим называть их имена, а ко всякой клятве добавлять слова: «И пусть не люблю я себя и детей своих больше, чем Гая и его сестер».
В государственных делах молодой цезарь проявил далеко идущий либерализм. В погоне за любовью народа он помиловал сосланных и осужденных по политическим причинам, а начатые процессы приказал закрыть. Калигула публично сжег дела по процессам матери и братьев, чтобы никто но боялся быть привлеченным к ответу за данные в свое время показания. Он не принимал доносов. По его повелению были разысканы и опубликованы произведения историков, запрещенные и сжигаемые во времена Тиберия за крамольные мысли. Потомки должны представлять себе полную картину исторических событий — заявил Калигула.
Он вновь велел публиковать «отчеты о состоянии державы» — данные о государственных расходах, — как это происходило при Августе, но было отменено Тиберием. Калигулой были введены большие послабления по части налогов. Он изгнал из Рима лиц, известных половыми извращениями, и с трудом дал себя уговорить не топить их в море. Из сословия эквитов[11] приказал исключить людей, запятнавших себя какими-либо проступками. Зато Калигула щедро вознаградил вольноотпущенницу, которую самые жестокие пытки Тибериевых палачей не могли заставить оклеветать своего патрона. Послам греческих городов, заявивших о намерении поставить ему множество памятников, Калигула возразил, что с него довольно и четырех — правда, в самых знаменитых городах, например в Олимпии.
Народ не мог нахвалиться пышностью устраиваемых им зрелищ — всевозможных игр, сражений гладиаторов, пиров и гуляний. Особенно впечатляющими были те, которыми ознаменовалось в августе 39-го открытие храма Августа на Палатинском холме в Риме.
Одна лишь Антония, бабка императора, не разделяла всеобщего ликования, хотя среди присвоенных ей цезарем почестей был и титул Августы. Наблюдавшая Калигулу с младенчества и хорошо знавшая его с тех пор, когда он был еще мальчиком, Антония с тревогой отмечала зловещие признаки вырождения в его характере. Пожилая матрона — ей было 73 года — скончалась 1 мая 37 года при крайне загадочных обстоятельствах: то ли от огорчения, что внук крайне неуважительно обошелся с ней, когда она по старой памяти сделала ему замечание; то ли причиной стало отравление по приказанию императора; то ли по его же приказанию покончила с собой. Калигула не принял участия в похоронах бабки и, пируя, спокойно наблюдал из окна дворца за далеким дымом ее погребального костра.
В октябре 37 года молодой император тяжко занемог. Рим, Италия, провинции были объяты ужасом. В жертву богам за здравие императора приносились тысячи животных. Толпы римлян ночи напролет у подножия Палатинского холма с тревогой ловили каждую весточку из дворца. Многие клялись отдать свою жизнь, лишь бы выздоровел молодой цезарь.
И Калигула выздоровел — на погибель Риму. Теперь это был уже совсем другой человек. Первым делом он направил своих офицеров к Тиберию Гемеллу, повелев тому покончить с собой, ибо, говорилось в приказе, он желал смерти цезарю, связывая с нею личные надежды, — что, вероятно, соответствует истине.
Затем Калигула потребовал, чтобы все, поклявшиеся отдать за него свою жизнь, — отдали ее, в противном случае это будет клятвопреступление и оскорбление богов. Он заставил покончить с собой отца своей первой жены, к тому времени уже умершей. Под конец года, присутствуя на свадьбе Пизона и Орестиллы, он прельстился невестой и тут же отнял ее у жениха, женился на ней, а вскоре столь же внезапно удалил ее.
Пышными празднествами начался 38 год, но вдруг умерла Друзилла, любимая сестра цезаря. Калигула незадолго до того отнял ее у мужа, держал как законную жену, а во время своей болезни назначил наследницей власти и всего состояния. По случаю ее смерти был повсеместно объявлен такой траура что смеяться или просто оживленно беседовать, даже дома, считалось смертным преступлением. Эту смерть Калигула воспринял чрезвычайно болезненно и был не в силах участвовать в погребальных церемониях. Друзиллу официально объявили божеством, а одному из сенаторов, уверявшему, что собственными глазами видел, как она возносилась на небо, выдали награду в 250 тысяч сестерциев. Впрочем, следует отметить, что из современных Гаю писателей и историков ни один не упоминал о его кровосмесительной связи с сестрой; о ней стали широко писать лишь в позднейшее время, а значит, не исключено, что это позднейший вымысел.
Через несколько месяцев после смерти сестры император женился на прекрасной Лоллии Паулине, до этого бывшей женой Публия Меммия Регула, наместника Македонии. Прослышав о красоте Лоллии, он вызвал ее из провинции, развел с мужем, женился и вскоре удалил ее от себя, запретив ей впредь выходить замуж. Приблизительно в это же время он заставил покончить с собой Макрона, которому был многим обязан, и его жену Эннию, свою бывшую любовницу.
Свирепость нрава цезаря и чудовищность его поступков проявились прежде всего в многочисленных политических процессах. Одним из наиболее распространенных обвинений были обвинения в плохом отношении в прежние времена к Агриппине Старшей, Нерону, Друзу или в излишне сдержанной скорби после смерти Друзиллы. Тут-то и обнаружилось, что судебные дела Агриппины и ее сыновей вовсе не были сожжены в начале правления Калигулы — для видимости тогда сожгли какие-то старые бумаги.
Уже начиная с 39 года в империи все больше давало о себе знать сложное экономическое положение, императору докучало безденежье — молодой цезарь за несколько месяцев своего правления легкомысленно растранжирил немалые накопления, оставленные хозяйственным Тиберием. Лучшим способом пополнить императорскую казну, не отказываясь от разгульной жизни, была, разумеется, конфискация крупных состояний римских граждан; для чего изыскивались всевозможные предлоги. Прибегали к самым замысловатым юридическим ухищрениям. Императору доставляло наслаждение самому присутствовать на казнях осужденных. С изощренной жестокостью он заставлял отцов наблюдать за предсмертными муками сыновей. Возобновились осужденные всего год назад страшные Тибериевы процессы по обвинению в оскорблении величества. Об их возобновлении возвестил сам цезарь в своей программной речи в сенате, и услужливый сенат тут же принял постановление: учредить ежегодный праздник в честь столь знаменательной для государственных интересов речи.
В том же 39 году (а не сразу после смерти Друзиллы, как утверждает Светоний) Калигула совершил путешествие в Сиракузы на Сицилии. Сделав остановку на берегах Неаполитанского залива, он повелел возвести мост между городами Байи и Путеолы. Поставили в два ряда грузовые суда, на них насыпали и утрамбовали землю. По этой дороге цезарь проезжал верхом и на колеснице, а за ним строй преторианской гвардии и свита в повозках. По-разному объясняют историки эту прихоть императора. Может, ему хотелось затмить славу персидского царя Ксеркса, который в свое время прославился тем, что связал мостом противоположные берега Геллеспонта.
Все более безумные проекты приходили в голову императора, и он осуществлял их, не считаясь ни с чем. Так, в жажде воинской славы он задумал поход против германцев и в середине сентября поспешил на Рейн. Грандиозные замыслы, однако, не удалось осуществить, ибо внезапно был раскрыт заговор, организованный некоторыми сенаторами. Цезарь предал смерти главарей заговора, а замешанных в нем своих сестер, Агриппину Младшую и Юлию Ливиллу, сослал на отдаленные острова. Поход против германцев не состоялся, император лишь коснулся стопой германского берега Рейна, но и это придворными льстецами тут же было объявлено величайшей победой. В то время как наместник Гальба (ставший впоследствии императором) вел настоящие упорные — и успешные — бои с германцами, Калигула купался в роскоши и распутничал на зимних квартирах в Лугдуне (современный Лион).
