Войтех Замаровский - Тайны Хеттов
Богазкёйскую находку по значению можно сравнить лишь со знаменитым открытием английского археолога (позднее министра) А. Г. Лэйярда. В 1849 году он с одним ружьем да 60 фунтами отправился в Месопотамию и открыл там вместе с О. Рассамом в «холме Нимрода», скрывавшем развалины дворца ассирийского царя Аптшурбанипала (668–631 годы до нашей эры), библиотеку, которая насчитывала 30 тысяч таблиц. Ныне богазкёйскую находку может превзойти разве лишь обнаружение архива ацтекских царей, на которое ученые уже не надеются.
При всем уважении к Винклеру следует, однако, заметить, что к своему открытию он отнесся как слепой котенок к молоку; даже в то время когда он уже в полной мере сознавал значение своей находки, его археологические методы были просто издевкой над наукой.
Как тщательно регистрирует научно подготовленный археолог место находки, как скрупулезно описывает все обстоятельства, как бережно берет в руки самый пустяковый из найденных предметов! Что Винклера не интересовали хеттские строения, хеттская архитектура, хеттские рельефы и памятники искусства, об этом мы уже знаем. Но его не интересовала и принадлежность найденных таблиц: откуда они — из храма, из дворца или из какой-нибудь лачуги на краю города, и были ли они найдены друг подле друга или на расстоянии километра, а ведь это очень помогло бы ему хотя бы правильно истолковать тексты. Макриди-бей следил лишь за тем, чтобы рабочие не теряли по дороге найденные таблицы (они таскали их в корзинах из-под картошки) и не ломали большие плиты (им выплачивалась премия в зависимости от количества найденных таблиц). Во всем остальном — в каком направлении следует рыть, оставить это место или нет — полагались на археологический опыт бригадира местных землекопов.
Однако о том, как обстояли тогда дела в Богазкёе, пусть расскажет нам очевидец Людвиг Куртиус, который после нескольких недель «сотрудничества» попросту уехал оттуда.
«Винклер не принимал в раскопках ни малейшего участия, он лишь сидел в своем «кабинете» и лихорадочно читал тексты, чтобы составить общее представление о клинописных таблицах, которые ежедневно поступали к нему беспрерывным потоком. Макриди считал совершенно излишним сообщать нам что-либо об их происхождении и обстоятельствах, при которых они были найдены. Его доверенным и своего рода главным надзирателем за рабочими был молодой долговязый, неизменно одетый в коричневый крестьянский костюм красавец курд Хасан…
Как-то раз я заметил, что этот парень, с корзиной и киркой выйдя из нашего дома, который стоял примерно посредине склона, где велись раскопки, направился к большому храму на равнине. Я последовал за ним, чтоб узнать, что он там будет делать. В 11-й камере большого храма лежали четкими рядами совершенно целые глиняные таблицы. Приблизившись к ним, курд проворно, словно крестьянка, копающая на поле картошку, накидал в корзину столько табличек, сколько туда уместилось. С этой добычей он вернулся в дом и отдал ее Макриди, а тот потом торжественно вручил Винклеру».
Это первое известие о «методах и обстоятельствах», при которых был найден государственный архив хеттских царей. Что мог поделать несчастный Куртиус? Он продолжает:
«Было обидно, что раскопки на этом участке отданы на откуп Хасану. Но к моей просьбе позволить мне помогать курду — специалист из крупнейшего по тем временам археологического института предлагает себя в помощники неграмотному деревенскому парню! — снять план местонахождения таблиц и изучать найденную керамику, которую просто выбрасывали, Макриди остался глух. Согласно контракту мне нечего там делать, был его ответ. Мол, он сам пошлет сообщение о раскопанных глиняных таблицах. Этого он так никогда и не сделал».
В 1907 году Винклер опубликовал свое «Предварительное сообщение» о богазкёйской находке, которое весь ученый мир воспринял с восторгом. И не без оснований. Еще и сейчас это сообщение является важным документальным источником. Оно содержало первый, хотя еще и не полностью расшифрованный, перечень хеттских царей с половины XIV до конца XIII века до нашей эры. Было там и научно обоснованное прочтение хеттских имен, известных по египетским надписям и читавшихся прежде сугубо «египтологически», то есть лишь с угадыванием гласных (например, Сапалулу вместо правильного Суппилулиумас). О своих археологических методах автор не упомянул; правда, никто его об этом и не спрашивал, ведь результаты убедительно доказывали их правильность!
Победителей не судят, это известно еще из хеттских документов. И Винклеру поручили руководство новой экспедицией в Богазкёе в 1911–1912 годах. Он уезжал туда уже смертельно больным (через год после возвращения он умер), сопровождаемый медицинской сестрой, которая из-за строгих нравов тех краев была вынуждена выдавать себя за его жену.
И снова ударил фонтан из этого неиссякаемого источника сведений об исчезнувшей империи…
Раскопки в Богазкёе ведутся и поныне. И все еще не впустую.
Но радость Винклера, как и вообще всех хеттологов и историков, по поводу грандиозных находок в Богазкёе, омрачало одно обстоятельство. Мы уже упоминали о нем и никак не можем назвать его «мелочью».
Читаемой и понятной оказалась лишь часть богазкёйских клинописных текстов — та часть, которая" была писана на вавилонском, на этом «французском языке древнего Востока», то есть внешнеполитическая корреспонденция. Другая часть, хотя и выполненная также аккадской клинописью, была писана на языке, к которому Винклер не знал, как подступиться. Он переписывал тексты, и получался бессмысленный набор слов. Но было ясно, что это тот же самый язык, на котором написаны арцавские послания. Решительно подтверждалось то, в чем он давно уже не сомневался: это былхеттский язык.
Таким образом, хеттские клинописные тексты не поддавались прочтению так же, как хеттские иероглифические тексты, которыми был испещрен Хаматский камень и таблицы, найденные Гэрстенгом в Каркемише. Собственно хеттский язык оставался тайной, и, как выяснилось, тайной за семью злополучными печатями.
Было ясно, что, не открыв ее, нельзя полностью использовать богазкёйские находки, что, не зная хеттского языка, нельзя дорисовать картину хеттской истории, политической, экономической и культурной жизни хеттов, контуры которой столь обнадеживающе наметили найденные клинописные тексты на вавилонском языке.
А не нашлось ли среди великого множества таблиц, которые прошли через руки Винклера, какой-нибудь хеттско-египетской или хеттско-вавилонской билингвы (двуязычной надписи)? Как ни невероятно, но нет! Впрочем, едва ли Винклеру удалось бы найти ее при методе «выкапывания картошки», которым пользовался Хасан, и произвольном разделении рабочими взаимосвязанных таблиц. Не помогла тут и его гениальная память — иногда лучше полагаться на строгий учет и порядок на рабочем месте, чем на гениальность.
Но нет никакого сомнения, что Винклер такую билингву искал, ведь двуязычный текст — это естественная исходная позиция для любой попытки дешифровать язык. О том, что он «долгие годы работал над дешифровкой клинописного хеттского языка», мы достоверно знаем из его завещания. Однако в его наследии не осталось никаких записей на этот счет, и ни одному из его тогдашних ассистентов и сотрудников не удалось выяснить, куда он их засунул или где он их позабыл. В 1915 году Отто Вебер констатировал, складывая оружие: «Возможно, в минуту отчаяния он уничтожил эти записи, как и многое другое».
Й.А. Кнудтсон отказывается от своего мнения
Но Винклер был не единственным ученым, кто пытался прочесть хеттскую клинопись. Это был слишком жгучий вопрос, чтобы ему не уделил внимания целый ряд исследователей, востоковедов, филологов. К их числу относятся в первую очередь выдающиеся норвежские ученые С. Бугге, А. Торп и в особенности Й.А. Кнудтсон, который после тщательного изучения текстов и изменений в окончаниях слов пришел к выводу, что хеттский язык относится к индоевропейской группе. В мгновение ока восстал против него весь ученый мир: как Может такой серьезный исследователь оперировать столь «нефилологическим звяк-бряк методом» и делать подобные заключения на основании текстов, в которых никто не понимает ни единого слова, не говоря уже о фразах! Кнудтсон признал, что перегнул палку, и от своего вывода отказался…
Не будем перечислять других ученых, которые тоже пытались дешифровать клинопись хеттского языка, — их имена не вошли ни в историю, ни в учебники. Ограничимся двумя именами: Фридрих Делицш и Эрнст Вайднер.
Профессор Делицш (1850–1922), корифей немецкого востоковедения, автор первой грамматики ассирийского языка, продвинулся в 1914 году так далеко, что смог издать первые тексты богазкёйского архива, которые содержали грамматические руководства хеттских писцов и фрагменты хеттско-вавилонско-шумерских «лексиконов». Ученые не знали, с какого конца за них приняться, но Делицш не собирался продолжать свои хеттологические изыскания. Его интересы по-прежнему были сосредоточены на ассириологии.
