Николай Задорнов - Амур-батюшка (Книга 2)
В фанзу вошли нарядные гольдки - Тадянака и ее подруги, жены должников Гао. Они работали в эти дни в доме купцов. Их мужья были на охоте. Гольдки готовили кушанья, мыли посуду, а по вечерам оставались с гостями.
Тадянака, толстая и белолицая, с черными маслянистыми глазами чуть навыкате, всем нравилась.
- Эй, Тадяна!.. Вот она, толстая дура! Как свинья! - сказал Гао-младший.
Не понимая китайской речи, Тадянака улыбнулась.
- А теперь тебе надо добиться Айоги, - сказал Ян, обращаясь к Гао-младшему.
Тот умолк, лицо его стало серьезным.
Из своего угла поднялся Синдан. Он протянул палку с иероглифами.
- Вот я вырезал палку для наказания сына тунгуса. Когда Иван прислал товары на Горюн, я составил себе набор палок, таких же, как принято в нашем обществе. У меня есть палки: "Десять ударов", "Двадцать ударов", "Бить до крови". Так я учу дикарей грамоте. Хи-хи! Каждый из них клянется продавать соболей только мне... Теперь я вырезал палку с надписью: "Бить до "остей". Вот она, поставь на ней наш знак.
"Горюн очень богатая река", - подумал Гао, ставя на палке знак общества и тонко улыбаясь.
Гао сам бы желал завладеть рекой Синдана или хотя бы получить право торговать на ней, не давая в том отчета обществу. Прежде на Амуре было самое лучшее место для торговли. Отец знал, где селиться. А теперь торговому дому Гао становилось тесно. Русские рыщут, ходят летом баркасы, Бердышов тут. Чужие речки доходней, так всегда казалось Гао... Известно, Горюн очень богатая река в крае, туда не заходят баркасы.
Предостеречь Синдана от кровавой расправы невыгодно. Обо всем узнают русские... Там у них друзья. Хорошо бы силой русских уничтожить Синдана!.. Но сейчас жестокостью Синдана надо запугать гольдов.
Гао улыбался, молча рассчитывал все в уме, словно разыгрывал сложную партию.
Да, пусть знак общества будет на палке маньчжура. Посмотрим, что получится. То, что сходит хозяевам речек на Имане, на Анюе и на Даубихе, сойдет ли на Горюне? Выгоды будут в любом случае, что бы ни случилось.
Богачи стали разъезжаться. Упряжки одномастных псов с красными кистями на головах, в цветных постромках - вожаки с дугами, колокольцами и бубенчиками - тянули широкие нарты.
- Все было прекрасно: и вкусные угощения и смазливые дикарки, прощаясь, посмеивался Ян Суй над Гао Да-ляном. - Но женщины красивей Айоги ты никогда не найдешь. А она недоступна. Сколько бы ты ни искал наслаждения, ты не достигнешь красивейшей!
- Она будет моей! - вспыхнул Гао-младший.
Когда гости разъехались, старший брат поссорился с младшим.
- Я слышал, что ты хочешь сделать. Какое хвастовство! Знай меру, а то я возьму палку! Косу тебе выдеру, негодный! Хочешь, чтобы тебя убили? Чтобы стреляли дробью по нашим собакам? Я отправлю тебя в дальнюю лавку, и будешь там жить.
Вечером каждый из трех братьев думал о своем.
"Пусть общество чуждается русских. Все, что я говорил и делал, я должен был сказать и совершить. Пусть хвалят меня за ум. Я останусь их председателем, и они будут слушаться меня, - думал Гао Да-пу. - Быть первым среди них - не в этом счастье. Я не жду больших доходов, даже если гольды войдут в общество. Лишь кое-что это даст!"
Планы Гао были значительно обширней... Захват Горюна - пустяки! Гао замышлял действительно большое дело. Он желал по-настоящему разбогатеть. Он только опасался, не помешает ли Бердышов.
"Сколько бы мне ни стоило и как бы долго ни пришлось преследовать Айогу, но я добьюсь своего, - думал тем временем младший брат. - Нельзя терпеть насмешек! Я покажу, что любая женщина, если я захочу, станет моей".
"А как мы славно покушали за эту неделю!" - хлопая себя по животу, вспоминал толстяк Гао Да-лян и улыбался счастливо во все свое широкое, лоснящееся, жирное лицо.
* * *
Утром в Бельго прикатил на тройке софийский исправник Оломов. Лошади остановились около лавки. Из тарантаса вылез тучный мужчина огромного роста, с рыжими усами и багровым лицом.
- Ваше высокородие! Шибко холодно? - хлопотали купцы, помогая Оломову.
- Как уговаривались, привез тебе пороху и дроби, - пробасил исправник, входя в фанзу.
"Вот он куда вез такую тяжесть!" - подумал Тимошка Силин, приехавший ямщиком.
Малорослый мужик с трудом внес в лавку тяжелый тюк. Торговцы поспешно отвязывали ящички с дробью.
Они сняли с исправника доху, почистили его валеные сапоги. На столе появился коньяк. Гао достал консервы.
- Только хлеба сегодня нету. Если бы знали, что ваше высокородие приедет, мы бы самый лучший хлеб испекли... Сейчас только пампушки есть.
- Ничего, ничего! - бубнил исправник и думал: "Попадешь к китайцам, сразу любезность чувствуешь, не то что у наших русских мужиков!"
Гао заплатил за дробь и порох. Складывая деньги в бумажник, Оломов прикинул, что заработал он изрядно; пожалуй, не меньше месячного жалованья.
Летом Гао Да-пу встретил его в Хабаровке.
- Как ваша много ездит, - сказал китаец исправнику. - Кони даром гоняй... Надо таскать товар.
- Что же ты советуешь привезти? - спросил Оломов.
- Конечно, порох, дробь...
Наступила зима, и вот большой русский начальник привез на крестьянских лошадях ящики с охотничьими припасами. Гао отлично заплатил. Он часто имел дела с "ямыньскими когтями"* и знал, как надо действовать с начальством. И он узнал, что люди одинаковы: маньчжуры, китайцы или русские - все любят "заработать". Гао понимал, что Оломов тоже не прочь...
_______________
* Так называли китайские купцы своих чиновников, от слова
"ямынь" - учреждение, присутствие.
Гао неумело ел ложкой с тарелки. Вместе с Оломовым пили коньяк. Толстяк Гао Да-лян приготовил свинину с фасолью.
Тимошка сидел в углу и удивлялся: уж очень вольно китаец разговаривал с исправником, и тот отвечал запросто, как своему. Сегодня утром в Уральском Оломов был зверь зверем, а тут сразу обмяк. "Поглядегь на него ну, туша тушей, а он, оказывается, проворный, когда надо хапать!"
- Что нового?
- Да ничего особенного, - басил исправник.
- Моя слыхал, скоро будут строить церковь? - любезно спросил Гао.
- Да, как же! Большие пожертвования внесены на постройку храмов в новых землях, деньги вносили богатые люди и прихожане по всей России. С нас требуют приступать к делу поскорей. Летом сюда пришлют солдат и материалы.
Гао открыл и поставил перед гостем коробку манильских сигар. Оломов удивился.
- Откуда у тебя?
- Это из Шанхая! Моя знакомые есть купцы, туда ездят и привозят. Я могу все достать, любой товар! Это английский товар. Моя сам скоро поеду в Шанхай!
Гао был ужасно рад, что удивил исправника, показал ему свою образованность, намекнул на большие связи.
"Но русские берутся за дело серьезно, - размышлял он ночью, слушая тяжелое дыхание исправника. - Они позволили нам приходить сюда и торговать, но теперь забирают все в свои руки. Что может поделать наше общество на Мылках, когда там будет церковь?"
Гао понимал, что по-настоящему богат и счастлив будет тот, кто не жалеет старого, кто найдет в себе силы и ловкость устроиться в новой жизни, хотя бы эта новая жизнь и не нравилась.
Мысли Гао, как мыши, забегали в поисках трещины, лазейки, в которую можно было бы проскочить.
"Построят церковь! Мои должники будут ходить богу молиться; что толку в обществе, когда будет поп в золотой одежде, он станет следить за каждым шагом гольдов. И этот поп - торгаш! А тут еще, как назло, мешается Ванька-купец..."
Утром Гао весело суетился, стараясь угодить Оломову.
- А блохи-то есть у тебя, - пожаловался исправник.
- Ночью блохи меня на воздух поднимали, - сказал Тимошка.
Поговорили о делах. Исправник спросил про нового работника Сашку-китайца, есть ли у него вид на жительство. Гао попросил все уладить. Исправник обещал.
- Церковь - это хорошо! - воскликнул Гао. - Моя скажет всем гольдам, чтобы крестились. Кто не крестится - будет худо!
- И священник будет жить здесь. Ему построим дом.
Лавочник боялся, что поп, отец Николай, сам торгаш, запретит гольдам торговать с "домом Гао".
Исправник не отрезвел еще от вчерашнего. С утра он выпил стакан коньяку и совершенно опьянел.
- Эх ты, китаеза!.. - вдруг схватил он Гао за косу.
- Ой-е-ха! - увернулся купец. - Пошути, пошути ваша! Как смешно! Гао подобострастно захихикал. - Наша хочет тоже деньги давать на церковь, но наша боится. Можно?
- Конечно, можно!
- Кони готовы! - вошел Тимошка.
Исправник браво поднялся. Купцы подали ему шубу, и все вышли из лавки.
Зазвенели колокольцы.
- Э-эх! Залетные!.. - с берега вмах пустил коней Силин и вытянул бичом барабановского гнедого, шедшего "гусевиком". Он недолюбливал этого коня, как и самого Федора.
"Славно!" - думал Оломов. Он объехал все китайские лавки от Хабаровки. Везде ему давали взятки и подарки, но Гао оказался щедрей всех. И эти сигары! "Эх, если бы меня назначили в область, где не было бы русских, а были б одни китайцы!" - кутаясь в шубу, мечтал пьяный исправник.
