Маалуф Амин - «Крестовые походы глазами арабов»
Именно такая мудрость смирения определила поведение эмира Янаха ад-Даула, правителя города Хомса. Этот воин, знаменитый своей храбростью, был самым верным союзником атабега Карбуги всего семь месяцев назад. Действительно, Ибн аль-Асир отмечает, что Янах ад-Даул был последним из тех, кто бежал от Антиохии. Но время воинственного и религиозного пыла теперь миновало, и эмир был особо услужлив в отношении Сен-Жиля, предложив ему, помимо обычных презентов, большое число коней, ибо, как приторно объяснили послы из Хомса, Янах ад-Даул прослышал, что у рыцарей немного не хватает лошадей.
Из всех делегаций, что продефилировали через бесконечные немеблированные помещения Хисн-аль-Акрада, самая щедрая прибыла из Триполи. Выкладывая один за другим драгоценные камни, огранённые городскими ювелирами-евреями, послы Триполи приветствовали франков от имени самого уважаемого на побережье Сирии князя, кади Джалаль аль-Мулька. Он был из семьи Бану Аммар, которая сделала Триполи жемчужиной арабского Востока. Бану Аммары не относились к тем бесчисленным кланам, что захватывали себе владения исключительно силой оружия: это была династия учёных, её основатель был градоначальником, кади, титул который с тех пор сохранили для себя властители города.
Благодаря мудрости этих кади, к моменту продвижения франков, Триполи и его окрестности переживали период мира и процветания, которому завидовали все соседи. Гордостью граждан города был огромный Дар аль-Ильм, «Дом культуры», в котором находилась библиотека из ста тысяч томов, одно из крупнейших собраний той эпохи. Город был окружён оливковыми рощами и плантациями сахарного тростника, а во время сбора урожая запасалось множество различных фруктов. Городской порт был местом оживлённой деловой активности.
Именно это изобилие создало первые проблемы в отношениях города с иноземцами. В послании, направленном в Хисн-аль-Акрад, Джалаль аль-Мульк предложил Сен-Жилю откомандировать в Триполи делегацию для обсуждения условий альянса. Это была непростительная ошибка. Франкские эмиссары были настолько поражены при виде садов, дворца, порта и ювелирных рядов, что не выказали никакого интереса к предложениям кади. Они уже мечтали о богатой добыче, которую могли бы заполучить, захватив город. И вернувшись к своему шефу, они, очевидно, сделали всё возможное, чтобы возбудить его алчность. Джалаль аль-Мульк, наивно ожидавший от Сен-Жиля ответа на свои предложения, был крайне изумлён, узнав, что франки 14 февраля начали осаду Арки, второго по величине города княжества Триполи. Он не только был, естественно, разочарован, но ещё больше напуган, поскольку был убеждён, что эта операция захватчиков была лишь первым шагом к завоеванию его столицы. Как мог он не вспомнить о судьбе Антиохии? Джалаль аль-Мульк уже видел себя в роли несчастного Яги-Сияна, позорно преданного смерти и забвению. В Триполи запасали продовольствие в расчёте на долгую осаду. Жители с тревогой думали о том, сколько времени проведут пришельцы у Арки. Каждый прошедший день был подобен неожиданной отсрочке приговора.
Миновал февраль, затем март и апрель. В этот год, как и каждую весну, Триполи был наполнен благоуханием цветущих садов. Город казался особенно прекрасным ещё потому, что новости были обнадёживающими: франки всё ещё не могли взять Арку, и её защитники находили это не менее удивительным, чем осаждающие. Крепостные стены города были не прочнее стен других более крупных городов, которые франки умудрились захватить. Главная сила Арки состояла в убеждении её жителей, что если только в стенах образуется хотя бы одна брешь, все они будут перебиты как их братья в Мааре и Антиохии. Они стояли на страже день и ночь, отбивая атаки и предотвращая малейшее просачивание врага. Пришельцы, в конце концов, устали от всего этого. Шум их перебранок был слышен даже в осаждённом городе. 13 мая 1099 года они свернули лагерь и ушли прочь, повесив головы. После трёх месяцев изнурительной борьбы, упорство сопротивления было вознаграждено. Арка ликовала.
Франки вновь продолжили свой путь на юг. Они прошли мимо Триполи угрожающе неторопливо. Джалаль аль-Мульк, хорошо понимая их раздражение, поспешил направить им наилучшие пожелания для успешного продолжения пути. Он позаботился о том, чтобы сопроводить эти добрые пожелания провизией, золотом, лошадьми и проводниками, которые должны были вести франков по узкому прибрежному пути к Бейруту. К триполитанским шпионам присоединились многие христиане-марониты из горных местностей Ливана, которые подобно мусульманским эмирам, вызвались сотрудничать с западными воинами.
Отказавшись от новых нападений на владения Бану Аммаров, такие как Джубаил (древний Библос), пришельцы достигли Нахр-аль-Кальба, «Реки собаки». Переправившись через эту реку, они вступали в состояние войны с фатимидским халифатом Египта.
Правитель Каира, могучий и тучный визирь Аль-Афдал Шахиншах, не скрывал своего удовлетворения, когда в апреле 1097 года послы от Алексия Комнина сообщили ему, что в Константинополь прибыл крупный контингент франкских рыцарей, который собирался начать наступление в Малой Азии. Аль-Афдал, «Наилучший», 35-летний бывший раб, являвшийся единоличным владыкой семимиллионного египетского народа, направил императору свои наилучшие пожелания успеха и попросил держать его как друга в курсе относительно хода экспедиции.
«Говорят, что когда правители Египта увидели наступление сельджукской империи, они перепугались и попросили франков двинуться в Сирию, чтобы создать область между ними и мусульманами. Один Бог знает правду».
Ибн аль-Асир в своём единственном объяснении причин франкского вторжения много говорит о глубоких противоречиях в исламском мире между суннитами, подвластными Багдадскому халифату, и шиитами, признававшими только халифат Фатимидов со столицей в Каире. Этот раскол, начавшийся с конфликта в семье Пророка в седьмом столетии, всегда был источником ожесточённых столкновений между мусульманами. Даже государственные мужи, подобные Саладину, считали борьбу с шиитами, по крайней мере, столь же важной, как войну против франков. «Еретиков» постоянно обвиняли во всех бедах ислама, и неудивительно, что франкское нашествие также объяснялось их интригами. И хотя мнимое обращение Фатимидов к франкам является чистой фантазией, восторг каирских правителей по поводу прибытия франков был несомненным фактом. Визирь Аль-Афдал тепло поздравил басилевса по случаю взятия Никеи, а за три месяца до того, как пришельцы захватили Антиохию, египетская делегация, привезшая дары, посетила лагерь франков, чтобы пожелать им скорой победы и продолжить союзничество. Правитель Каира, солдат с армянскими корнями, не симпатизировал туркам, и эти его личные чувства соответствовали интересам Египта. Начиная с середины века, продвижение сельджуков привело к территориальным потерям как для халифата Фатимидов, так и для Византийской империи. В то время как Рум утратил контроль над Антиохией и Малой Азией, египтяне потеряли Дамаск и Иерусалим, которые принадлежали им целое столетие. Между Аль-Афдалом и Алексием, между Каиром и Константинополем, завязалась крепкая дружба. Происходили регулярные консультации и обмен информацией, разрабатывались совместные проекты. Незадолго до прибытия франков, Алексий и Аль-Афдал с удовлетворением констатировали, что сельджукская империя погрязает во взаимных склоках. И в Малой Азии, и в Сирии образовалось множество соперничающих государств. Может быть пришло время взять реванш у турок? Смогут ли и Рум, и египтяне теперь вернуть потерянные владения? Аль-Афдал мечтал о совместной операции двух союзных держав, и, когда он узнал, что басилевс получил большое военное подкрепление из стран франков, он почувствовал, что месть не за горами.
Делегация, которую он послал к осаждавшим Антиохию, не вела речи о пакте ненападения. Это и так было очевидно, полагал визирь. Его предложения франкам предусматривали формальный раздел: северная Сирия — франкам, южная Сирия (имелись в виду Палестина, Дамаск и прибрежные города к северу до Бейрута) — ему. Аль-Афдал постарался представить своё предложение как можно скорее: до того, как франки будут уверены, что захватят Антиохию. Он был уверен, что они примут предложение с радостью.
Однако ответ был на удивление уклончивым. Они просили разъяснений и уточнения деталей, особенно в том, что касается будущего Иерусалима. Хотя они приняли египетских дипломатов дружески и даже предложили показать им отсечённые головы трёхсот турок, убитых у Антиохии, заключить соглашение они отказались. Аль-Афдал недоумевал. Разве его предложение не было реальным, даже щедрым? Неужели Рум и его союзники всерьёз намеревались взять Иерусалим, как подозревали его послы? Неужели Алексий лгал ему?
