Рафаэло Джованьоли - Спартак

При первом возгласе "свобода!" лицо Спартака прояснилось; он поднялся с ясным челом, с улыбкой на устах, высоко поднял свой бокал и ясным, сильным, звучным голосом тоже воскликнул:

- Да здравствует свобода!

Но при грустных словах гладиатора Спартак нехотя поднес бокал к губам. Спартак не мог до конца насладиться его содержимым и в порыве скорби и отчаяния поник головой. Он поставил бокал и сел, стиснув губы и погрузившись в глубокие думы.

Наступило молчание, во время которого взоры десяти гладиаторов были обращены со смешанным выражением зависти и радости, удовольствия и печали на счастливого товарища.

Это молчание было нарушено Спартаком. Словно находясь в одиночестве или в забытьи, он, устремив неподвижный и задумчивый взор на стол, медленно прошептал, отделяя слово от слова, одну строфу из песни, которую в часы упражнений и фехтования обычно напевали гладиаторы в школе Акциана:

Свободным он родился,

Не гнул ни разу спину;

Потом попал в железные

Оковы на чужбину;

И вот не за отечество,

Не за богов родимых

Теперь он биться должен.

Не за своих любимых

Сражаясь, умирает

Гладиатор...

- Наша песня! - прошептали некоторые гладиаторы с удивлением и радостью.

Глаза Спартака заблестели так сильно, что легко можно было угадать, как неизмеримо он счастлив. Затем он снова принял мрачный и равнодушный вид и рассеянно спросил своих товарищей по несчастью.

- К какой школе вы принадлежите?

- К школе ланисты Юлия Рабеция.

Спартак взял со стола свой бокал, выпил его содержимое и, как бы обращаясь к входившей в этот момент рабыне, сказал равнодушным голосом:

- Света!

Гладиаторы быстро переглянулись, и белокурый юноша добавил с рассеянным видом, словно продолжая начатую беседу:

- И свободы... Ты ее получил по заслугам, храбрый Спартак. Спартак обменялся с ним выразительным взглядом. В этот момент раздался громкий голос человека, появившегося в дверях:

- Да, ты заслужил свободу, непобедимый Спартак! Все повернули головы к дверям. На пороге стоял закутанный в широкий темный плащ мужественный Луций Сергий Катилина.

Когда Катилина произнес слово "свобода", глаза Спартака и всех гладиаторов остановились на нем с выражением вопроса.

- Катилина! - воскликнул Требоний, который сидел спиной к двери и потому не сразу увидал вошедшего. Он поспешно двинулся к нему навстречу. Почтительно поклонившись и поднеся, по обычаю, руку к губам в знак приветствия, он прибавил:

- Здравствуй, здравствуй, славный Катилина... Какой доброй богине, нашей покровительнице, обязаны мы честью видеть тебя в этот час и в этом месте среди нас?

- Я как раз искал тебя, Требоний, - сказал Катилина.

- А также, - прибавил он затем, обернувшись к Спартаку, - и тебя. Услыхав имя Катилины, прославившегося по всему Риму своей жестокостью, буйствами, своей силой и мужеством, гладиаторы переглянулись, пораженные, даже испуганные. Некоторые побледнели. И сам Спартак, в мужественной груди которого сердце никогда не трепетало от страха, вздрогнул, услышав страшное имя патриция. Нахмурив лоб, он устремил взор в глаза Катилины.

- Меня? - спросил он с изумлением.

- Да, именно тебя, - ответил спокойно Катилина, усаживаясь на предложенную ему скамейку и сделав знак всем садиться.

- Я не знал, что встречу тебя здесь, и даже не надеялся на это, но был почти уверен, что найду здесь тебя, Требоний, и ты мне укажешь, где можно найти этого мужественного и доблестного человека.

Спартак, все более изумляясь, смотрел испытующе на Катилину.

- Тебе была дарована свобода, и ты ее достоин. Но тебе не дали денег, на которые ты мог бы прожить, пока найдешь способ их зарабатывать. И так как своей храбростью ты дал мне сегодня добрых десять тысяч сестерций, выигранных на пари у Кнея Корнелия Долабеллы, то я тебя искал, чтобы отдать тебе часть этого выигрыша. Он принадлежит тебе по праву: ведь если я рисковал деньгами, то ты в течение двух часов ставил на карту свою жизнь.

Шепот одобрения и симпатии к этому аристократу, решившемуся войти в сношение с презренными гладиаторами, восхищавшемуся их подвигами, помогавшему им в их несчастии, пробежал среди присутствующих Спартак, хотя еще и не совсем успокоился, почувствовал себя тронутым таким участием, оказанным ему, уже давно отвыкшему от доброго к себе отношения.

- Очень тебе благодарен, славный Катилина, за твое благородное предложение, которого, однако, я не могу и не должен принять. Я буду обучать борьбе, гимнастике, фехтованию и, следовательно, сейчас же найду средства жить своим трудом Катилина, отвлекши внимание Требония тем, что протянул ему свой бокал, приказав смешать велитернское с водой, нагнулся к уху Спартака и торопливо, еле слышно, прошептал:

- Ведь и я страдаю от ненависти олигархов, и я раб этого презренного и испорченного римского общества, и я - гладиатор среди патрициев, и я желаю свободы и., знаю все...

И так как Спартак, вздрогнув, откинул голову назад, испытывая Катилину взглядом, тот продолжал:

- Я знаю все и.., я с вами.., и буду с вами. И затем, немного приподнявшись, он сказал более громким голосом, так, чтобы все его услышали!

- Ради этого ты не откажешься от двух тысяч сестерций, заключенных в этом небольшом кошельке в таких красивых новых ауреях.

И протянул Спартаку изящный маленький кошелек, прибавив:

- Повторяю, я не дарю их тебе, - ты их заработал, они твоя. Это твоя часть нашей сегодняшней добычи В то время как все присутствующие разразились почтительными похвалами и возгласами восхищения по поводу щедрости Катилины, последний взял в свою руку правую руку Спартака и пожал ее таким образом, что гладиатор вздрогнул:

- А теперь ты веришь, что я все знаю? - вполголоса спросил патриций.

Спартак не понимал, откуда Катилина узнал некоторые тайные знаки и слова, однако, вполне убедившись, что Катилина действительно знал все, ответил ему на пожатие руки и, спрятав на груди - под тунику - данный ему кошелек, сказал:

- Я так взволнован и восхищен твоим поступком, что не в силах достойно отблагодарить тебя, благородный Катилина. Но завтра, если ты согласен, я приду вечером в твой дом выразить всю мою признательность.

Спартак подчеркнул последние слова, сделав на них особое ударение, и взглядом дал понять это патрицию, который кивнул в знак согласия.

- В моем доме, Спартак, ты будешь всегда желанным гостем. - А теперь. прибавил Катилина тотчас же, обратившись к Требонию и остальным гладиаторам, разопьем чашу фалернского, если только эта конура может оказать гостеприимство фалернскому вину.

Фалернское вино было вскоре испробовано и найдено довольно хорошим, хотя и не настолько старым, как можно было желать.

- Как ты его находишь, славный Катилина? - спросила Лутация.

- Вино недурное.

Устремив широко раскрытые глаза на стол и машинально вертя " оловянную вилку между пальцев, Катилина долгое время оставался безмолвным и неподвижным среди молчавших сотрапезников.

Судя по кровавому блеску, появлявшемуся в его зрачках, по дрожанию руки, по нервным сокращениям всех мышц и по внезапно вздувшейся большой вене, которая пересекала его лоб, в душе Катилины происходила страшная борьба и в мозгу роились грозные замыслы.

- О чем ты думаешь, Катилина? Что тебя так сильно огорчает? - спросил, наконец, Требоний, услышав его вздох, похожий на рычанье.

- Я думал, - ответил Катилина, - что в том году, когда было налито в кувшин это фалернское вино, был предательски убит в портике своего дома трибун Ливии Друз, подобно тому, как за немного лет до этого был убит трибун Луций Апулей Сатурнин, как еще ранее были зверски зарезаны Тиберий и Кай Гракхи две величайших души, которые были украшением нашей родины. И всякий раз за одно и то же дело - за дело неимущих и угнетенных, и всякий раз одной и той же преступной рукой - рукой бесчестных аристократов.

И после минуты раздумья он воскликнул:

- И неужели написано в заветах великих богов, что угнетаемые никогда не получат покоя, что неимущие никогда не получат хлеба, что человечество всегда будет разделено на два лагеря - волков и ягнят, пожирающих и пожираемых?..

- Нет! Клянусь всеми богами Олимпа! - закричал могучим голосом Спартак, ударив кулаком по столу.

В то время, как происходил этот разговор, в передней комнате шум и крики все усиливались, соответственно количеству вина, которое было поглощено находившимися в ней пьяницами:

Вдруг Катилина и его сотрапезники услышали крики:

- А, Родопея! Родопея!

При этом имени Спартак вздрогнул всем телом. Оно напомнило ему родную Фракию, горы, его дом, его семью. Несчастный! Сколько разрушенного счастья! Сколько сладких и печальных воспоминаний!

- Добро пожаловать, добро пожаловать, прекрасная Родопея! - кричали разом десятка два пьяниц.

Родопея была красивая девушка двадцати двух лет, высокая и стройная, с чистым лицом, правильными чертами, с очень длинными белокурыми волосами, с живыми и выразительными голубыми глазами. Она была одета в синюю тунику, украшенную серебряными каемками; на руках ее были серебряные браслеты, а вокруг головы синяя лента из шерсти. По всему ее виду можно было догадаться, что она не римлянка, а рабыня низшего сорта. Легко можно было понять, какую злосчастную жизнь она принуждена была вести.