Виктор Колкутин - Самые нашумевшие преступления истории
Таков был вердикт специалистов Новочеркасской областной психоневрологической больницы, которые своим экспертным заключением положили начало долгому разбирательству всех вопросов, прямо или косвенно касавшихся состояния здоровья Ю.Д. Буданова, как психического, так и соматического. Однако, прежде чем мы перейдём к дальнейшему ходу событий, представляется полезным дать критический анализ некоторым положениям данного заключения.
Прежде всего бросался в глаза тот факт, что комиссия экспертов ни словом не упомянула о факте алкогольного опьянения Буданова. Казалось бы, что тут особенного? Забыли? Не сочли важным? Ни то, ни другое. Любому судебно-психиатрическому эксперту известно, что даже маститые психологи часто не берутся определять состояние аффекта у лиц, находящихся в состоянии алкогольного опьянения. Дело в том, что одно состояние (алкогольное опьянение) практически исключает возможность возникновения другого (аффекта).
Я много раз перечитывал это заключение, сопоставлял его текст с теми материалами, которые были предоставлены в распоряжение комиссии экспертов, и не мог понять: как с точки зрения здравого смысла объяснить эту «слепоту»? Объяснений могло быть два: либо комиссия экспертов сговорилась между собой и решила во что бы то ни стало спасти русского полковника Буданова от судебного возмездия за совершённое им деяние в отношении чеченской девушки Эльзы Кунгаевой, либо чётко исполняла чьи-то указания. Потому что третья возможная версия — о некомпетентности комиссии — не может быть принята всерьёз.
Мы так долго рассматриваем именно это экспертное заключение, хотя в последующем оно никак не сказалось на приговоре и судьбе самого Буданова, потому что именно с него началось расслоение экспертного сообщества на тех, кто был «за» и «против». Сразу оговорюсь: это не естественно, но, к сожалению, не редко — когда эксперты забывают о своей беспристрастности и решают экспертные вопросы, исходя из личных симпатий к обследуемому пациенту. Другая сторона этой проблемы — неприязнь к пострадавшему. Вспомним, что 1999 год ознаменовался взрывами домов в Москве и Каспийске, в августе 2000 года произошли гибель подводной лодки «Курск» и взрыв в переходе у станции метро «Пушкинская» в Москве. Всё это так или иначе увязывалось с начавшейся в сентябре 1999 года второй Чеченской кампанией. Неудивительно, что эксперты таким способом выказали свою не столько экспертную, сколько гражданскую позицию. Это, с одной стороны, объяснимо, но с другой, с точки зрения служения закону, — неприемлемо. Учитывая особенность построения иерархии в системе судебно-психиатрической экспертизы Российской Федерации того времени, представляется наиболее вероятным вариант прямого указания «сверху», что и как написать. А «верхом» был (и пока остаётся) Российский государственный научный центр судебной и социальной психиатрии (ГНЦ) имени В.П. Сербского в лице его директора (на тот момент им была академик Татьяна Борисовна Дмитриева, ныне покойная). Следовательно, указание о таком варианте построения экспертного заключения однозначно последовало из Москвы и должно было пройти через суд как оправдательный документ деяний Буданова.
Почему? Кто-то дал такую команду на самом верху? А давал ли её? Может, это была инициатива самой академика Т.Б. Дмитриевой? Теперь уже, конечно, не спросишь, да и пока она была жива (и при власти) спрашивать было бесполезно. Хотя нас и связывали многолетние деловые отношения, но их никогда нельзя было назвать «тёплыми». И это несмотря на то, что Главный государственный центр судебно-медицинских и криминалистических экспертиз Министерства обороны Российской Федерации всегда делал для ГНЦ имени В.П. Сербского очень непростую и обязательную работу (военные эксперты проводили военно-врачебные экспертизы на предмет годности к военной службе лиц, совершивших преступления, сам ГНЦ не имел такого права), отношение к специалистам из Министерства обороны было всегда более чем прохладным. А после экспертиз по делу полковника Буданова началась настоящая «зима», но это — совсем другая история.
К тому моменту, когда эксперты (не психиатры, а судебно-медицинские эксперты) 111 Центра судебно-медицинских и криминалистических экспертиз Министерства обороны Российской Федерации были приглашены для участия в судебном заседании по делу полковника Буданова, в ходе судебного следствия наметилась некая стагнация. С одной стороны, все экспертизы, о которых заявляли участники процесса, были проведены, с другой — оставалось много откровенно «тёмных» мест. Самое главное, с чем не могли разобраться судьи, — какое из заключений экспертов-психиатров положить в основу судебного решения?
Как мы уже говорили, после рассмотренного нами выше акта стационарной комплексной судебнопсихологической экспертизы от 30.08.2000 г., выполненной в Новочеркасской областной психоневрологической больнице, было проведено ещё несколько психиатрических экспертиз.
Особого внимания заслуживает повторная стационарная комплексная психолого-психиатрическая экспертиза (Акт № 1111/4 от 24 сентября 2001 года), выполненная совместно экспертами ГНЦ судебной и социальной психиатрии имени В.П. Сербского и Центральной судебно-медицинской лабораторией Министерства обороны Российской Федерации (впоследствии переименованной в 111 Центр судебно-медицинских и криминалистических экспертиз). Состав объединённой комиссии, которая выполняла экспертизу, был весьма авторитетным. Достаточно сказать, что она состояла из шести человек (пяти психиатров и одного психолога, двое в комиссии были профессорами, докторами медицинских наук, один — кандидатом психологических наук). Вопросы, поставленные перед комиссией экспертов, во многом перекликались с вопросами Новочеркасской экспертизы. Однако в ней появились и новые, связанные с восприятием Будановым Эльзы Кунгаевой как дочери «снайперши», которая угрожала ему физической расправой.
После длительных наблюдений за пациентом и проведения ряда психологических тестов комиссия пришла к следующему заключению (из-за перегруженности заключения специальными медицинскими терминами и большого объёма текста приводятся только основные моменты результатов работы комиссии): Буданов хроническим психическим расстройством (типаэндогенных, то есть обусловленных внутренними факторами, заболеваний) ранее не страдал и не страдает таковыми в настоящее время. Иными словами — психически здоров. И тут же пишет следующее: «У него имеется состояние неустойчивой компенсации органического поражения головного мозга травматического генеза с психопатизацией личности, сочетающееся с посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР)».
Таким образом, с одной стороны — психически здоров, с другой — нездоров, так как имеется это самое пресловутое «органическое поражение головного мозга». Чем же комиссия, в составе которой нет ни невролога, ни нейрохирурга, доказывает наличие данной патологии у Буданова? Оказывается вот чем: «Об органическом поражении головного мозга. свидетельствуют данные анамнеза [то есть, собственный рассказ обследуемого лица. — Авт.] о перенесённых ранее Будановым черепно-мозговых травмах, в том числе, с потерей сознания, контузиях головного мозга с появлением и усилением в последующем церебрастенической симптоматики в виде постоянных головных болей, головокружений, непереносимости жары, духоты, атмосферных колебаний, повышенной утомляемости, вегето-сосудистых расстройств.»
Когда мне уже в ходе судебно-медицинской экспертизы довелось прочитать эту часть заключения, я сначала просто не поверил своим глазам. Серьёзная комиссия из серьёзных людей рассуждает о травматических изменениях со стороны головного мозга (в том числе, ушибах!), которые, с одной стороны, получены относительно недавно, с другой — их объективные проявления сохраняются практически на всю жизнь. И такой грозный диагноз выставлен только на основе анамнеза? Так не бывает! Но, как известно, сколько не говори «сахар, сахар», во рту слаще от этого не станет. Каких-либо инструментальных и лабораторных исследований для объективного подтверждения этой экспертной версии в ГНЦ имени В.П. Сербского Буданову не делали.
Справедливости ради следует сказать, что далее в тексте экспертного заключения появляется фраза о том, что на электроэнцефалограмме, выполненной с применением современных компьютерных методик, обнаружены некие «выраженные патологические изменения, а также патологические изменения на глазном дне, рентгенограммах костей черепа. с умеренно выраженной органической неврологической микросимптоматикой», что было расценено как проявление травматической энцефалопатии. Подобные формулировки всегда настораживают, ибо рассчитаны, как правило, на дилетантов.
Далее приведу часть текста в его первозданном виде: «Как следует из материалов уголовного дела и данных настоящего комплексного клинико-психологического обследования, в период времени, относящийся к совершению инкриминируемого ему деяния в превышении должностных полномочий, <.> У Буданова на фоне астенизирующего хронического внутреннего напряжения, снижения порога аффективного реагирования, связанных с пролонгирование действующей мощной боевой психогенией, в ответ на грубое поведение и слова Б. развилось усугубление состояния декомпенсации (непсихотического уровня), что сопровождалось резко повышенной возбудимостью, гневливостью, импульсивными агрессивными и брутальными действиями вследствие ограничения возможностей адекватной оценки ситуации, снижения интеллектуально-волевого самоконтроля и ослабления прогноза возможных последствий своих действий. Указанная декомпенсация психического состояния ограничивала способность Буданова Ю.Д. в период совершения инкриминируемого ему деяния по ст. 286 ч. 3 пп. «а», «в» УК РФ в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими (что соответствует смыслу ст. 22 УК РФ)».
