Себастьян Хаффнер - Заметки о Гитлере
Столь же мало оно объясняется — что также пытались делать, иногда на одном дыхании с противоположным тезисом о его мнимом телесном распаде — наглой заносчивостью человека, страдающего манией величия, привыкшего к успехам и высокомерно бросающего вызов судьбе. Решение Гитлера напасть на Россию, с которого началось его падение, не было вдохновением позднего, напитанного успехами высокомерия: оно уже много лет прочно занимало продуманное и решенное место в качестве главной цели, изложенной и обоснованной уже в 1926 году в «Майн Кампф». Другое роковое решение 1941 года — объявление войны Америке — произошло скорее в момент отчаяния, чем вследствие высокомерия (его мы будем рассматривать подробнее в главе «Ошибки»). И упрямство, с которым Гитлер при неудачах придерживался однажды выбранного курса, было тем же самым упрямством, которое он уже однажды выказал в неудачах в 1925–1929 годах, когда его партия, несмотря на все усилия по реализации планов «легального» захвата власти, в течение долгих лет ни на шаг не приближалась к своей цели.
Если Гитлер был одержим манией величия — и в определенном смысле так можно о нем сказать — то он был таковым с самого начала. Что могло быть более маниакальным, чем намерение неизвестного, рано потерпевшего неудачи человека стать политиком? Сам Гитлер не раз говорил, что по сравнению с его рискованными предприятиями начальных лет все более поздние были детской забавой; и в этом ему следует верить. Вообще же его «годы учения» как политика были необычно коротки, если вообще можно говорить о годах обучения в его случае. В сущности, неудача его путча в 1923 году была единственным событием, из которого он извлек хоть какой–то урок. В остальном он прямо таки зловещим образом оставался всегда одним и тем же. Его политика по меньшей мере с 1925 до 1945 года была совершенно цельной. Что дважды менялось в течение этих двадцати лет — это сила сопротивления, на которую она наталкивалась.
И тем самым у нас неожиданно в руках оказывается ключик, который открывает нам тайну кривой успехов Гитлера. Этот ключ — не в каких–то изменениях в Гитлере. Он состоит в изменении и смене противников, с которыми имел дело Гитлер.
Не без умысла мы различаем достижения Гитлера и его успехи. Достижения принадлежат человеку. В случае успехов в них всегда участвую двое, и успех одного является неуспехом другого. При одной и той же силе можно быть успешным против более слабого противника и безуспешным против более сильного: это прописная истина. Но как раз прописные истины очень часто упускаются из внимания. Если в этом случае единожды не упустить из виду, то все объясняется. Успехи и неуспехи Гитлера тотчас же станут объяснимыми, если отвернуть взгляд от Гитлера и направить его на его противников.
Успехи Гитлера как раз никогда не достигались против сильного или даже лишь против упорного противника: даже Веймарская республика конца двадцатых годов и Англия 1940 года оказались слишком сильными для него. Тем более никогда он не обладал той находчивостью и изворотливостью, при помощи которой более слабый может ловким маневром обвести более сильного противника и победить его: в борьбе против коалиции союзников в 1942–1945 годах ему никогда не приходил в голову даже намек на мысль, как можно использовать внутренние напряжения этой коалиции, чтобы взорвать её; наоборот — Гитлер сам больше чем кто–либо другой внес вклад в то, чтобы во многом сплотить противоестественную военную коалицию Запада и Востока, и он со слепым упрямством делал всё, чтобы удерживать её в целости, когда она трещала по швам.
Но всех без исключения своих успехов он достиг с противниками, которые были неспособны к настоящему сопротивлению или не желали его. Внутриполитически он нанес Веймарской республике смертельный удар тогда, когда она уже была лишена содержания и практически капитулировала. Внешнеполитически разделался с европейской мирной системой 1919 года, когда она уже была сотрясена изнутри и показала себя несостоятельной. В обоих случаях Гитлер лишь подтолкнул уже падающее.
Также в тридцатые годы Гитлер персонально повсюду имел дело со слабыми противниками, в отличие от двадцатых и сороковых годов. Немецкие консерваторы, которые некоторое время оспаривали его право на преемственность Веймарской республики, не имели концепции действий, боролись между собой и внутренне колебались в выборе: сопротивление Гитлеру или союз с Гитлером. Таким же образом между сопротивлением Гитлеру и союзом с ним колебались английские и французские политики конца тридцатых годов, у которых он отвоевал свои внешнеполитические успехи. Если внимательнее посмотреть на состояние Германии в 1930 году, состояние Европы в 1935 и состояние Франции в 1940, то успехи Гитлера потеряют свой нимб чудесного, который они имели для современников. Так что нам следует постараться и несколько глубже посмотреть на историю того времени, без чего успехи Гитлера останутся непонятными, даже если будет казаться, что такое рассмотрение уводит нас от Гитлера.
Веймарская республика в 1930 году уже подошла к своему концу, до того, как в сентябре этого года Гитлер добился своего первого большого успеха на выборах.
Правительство Брюнинга, образованное в марте, уже было первым из правящих кабинетов, которое должно было выстроить переход к совсем другому государственному и конституционному устройству, хотя этот переход и был весьма неопределенным и непродуманным в деталях. В отличие от обоих своих преемников Папена и Шляйхера, Брюнинг еще удерживался на краю соответствующей конституции легальности — «чрезвычайные постановления», посредством которых он управлял, пока еще «терпимо» воспринимались рейхстагом, но большинства в рейхстаге, как это предполагалось по конституции, у Брюнинга за спиной не было. А посредством фикции постоянного чрезвычайного положения, которое позволяло ему править без рейхстага, он практически уже отменил Веймарскую конституцию. Таким образом, ошибкой (хотя и широко распространенной) будет утверждение, что лишь атака Гитлера на Веймарскую республику привела к её падению. Она уже падала, когда Гитлер с важным видом взошел на сцену, и во внутриполитических битвах 1930–1934 гг. в действительности речь не шла более о защите республики, а только лишь о том, что станет её преемником. Единственным вопросом было — придет ли на смену уже капитулировавшей республике консервативная (скорее монархическая) реставрация, или же это будет Гитлер.
Если есть стремление понять это положение в конце, то следует коротко глянуть на историю Веймарской республики — с самого начала несчастливую историю.
При своем основании республика держалась только на коалиции трех партий левого центра — СДПГ, левые либералы и католики, которые уже до того в последние годы кайзеровского рейха образовывали большинство в рейхстаге и в последние мгновения этого рейха, в октябре 1918 года, осуществили его парламентаризацию (а точнее — она свалилась им на колени). После революции в ноябре 1918 года они образовали «Веймарскую коалицию» национального собрания, создали Веймарскую конституцию, которая в основном копировала парламентаризированный кайзеровский рейх, и сделали себя правительством. Но уже через год, при первых республиканских выборах в рейхстаг, они потеряли парламентское большинство и больше никогда его не обретали.
Между тем произошла незапрограммированная Ноябрьская революция 1918 года. Она никоим образом не соответствовала концепции Веймарской коалиции и была ею подавлена. Это вызвало к жизни разочарованную и ожесточенную длительную оппозицию левых, которые никогда не приняли Веймарское государство и никогда с ним не примирились. Но все–таки у революции был один необратимый успех — это ликвидация монархии. Веймарская коалиция после этого не осталась не у дел в созданной революцией республике. Но при этом образовалась еще более многочисленная и сильная длительная оппозиция правых, которые столь же мало приняли Веймарское государство, «государство Ноябрьской революции», как и разочарованные левые революционеры. И они были опаснее левой оппозиции, поскольку они, как и прежде, занимали почти все государственные посты в армии и среди чиновников. У Веймарского государства с самого начала была целая армия врагов конституции на государственной службе! Кроме того, начиная с 1920 года правые и левые противники республики обладали еще и большинством в рейхстаге, и до 1925 года республика, едва сойдя со стапелей, уже годами раскачивалась, подобно кораблю в шторм. Почти ни одного года не проходило без путча справа или слева (гитлеровский путч 1923 года был одним из многих). В эти годы никто не предрекал республике долгую жизнь.
А затем случился все же краткий период видимой консолидации — «золотые двадцатые годы», с 1925 по 1929 год. Для Гитлера это были годы полного провала, когда его исступленная враждебность к республике полностью оставалась безответной и только что не вызывала насмешек. Что же изменилось? Что неожиданно сделало «республику без республиканцев» жизнеспособной?
