Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 2 - Игал Халфин
Я обращаюсь именно к Вам потому, что Вы лично были тем человеком, который еще 10 лет тому назад в самом начале моего политического заблуждения старался повернуть меня на большевистский путь. Я был одним из тех молодых членов ЦК комсомола, к которым Вы лично проявили необычайную заботливость, исключительную чуткость и товарищескую теплоту, терпеливо разъясняя каждому отдельно наше заблуждение и уча нас большевистской мудрости. И вот сейчас отчетливо помню, как в ЦК ВКП(б) в такой личной беседе Вы говорили мне: «Файвилович и другие с ним занимаются в ЦК комсомола кружковщиной, делают антипартийное дело».
Сын ленинградского рабочего с 35-летним стажем, Леонид Яковлевич Файвилович (1900 г. р.) обвинял Сталина в «полутроцкизме» в 1926 году, после чего вместе со всей зиновьевской группой влился в объединенную оппозицию[808]. Увы, Тарасов не почуял опасность, не разобрался в этом человеке.
Но Ваши прямые указания и советы я не довел до глубины партийного сознания и вместо того, чтобы остаться большевиком и бороться под знаменем Ленина – Сталина, я в числе других из молодежи свернул с партийного пути и пошел за политическими авантюристами – Зиновьевым, Троцким, Каменевым. Вот почему сегодня, когда невольно вспоминаешь эту незабываемую с Вами беседу, так мучительно остро, буквально до боли переживаешь всю осознанную теперь гнусность собственного положения как результат того предательского пути Зиновьева, по которому я шел около 10 лет и который в конце концов привел меня вместе с остатками бывшей ленинградской оппозиции в болото контрреволюционной зиновьевщины, политически вдохновлявшей убийцу С. М. Кирова.
На чем воспитывал Зиновьев ту молодежь, которую он увлек на борьбу с партией? На протяжении всех этих 10 лет ведущей осью его идей была пропаганда бешеной ненависти к славному большевистскому руководству партии и прежде всего против Сталина, неустанная организационная борьба для свержения этого руководства.
Эта борьба в различные периоды принимала различную форму. Сперва она прикрывалась идеями и идейками «спасения» диктатуры пролетариата и мировой пролетарской революции от «термидорианцев». Под этим флагом в 1927 г. объединенная троцкистско-зиновьевская оппозиция вышла на улицу с антисоветской демонстрацией против руководства партии и советской власти. И не случайно, что уже в 1927 году, еще до XV съезда партии, черепа отдельных оппозиционеров дали трещины, на которых показались фашистские ростки. <…> А когда жизнь развеяла в дым платформы, программы и идейки троцкистско-зиновьевского блока, и труднее стало обманывать партию, оппозиция широко применила маневренную тактику двурушничества.
Применяя именно эту тактику, я вместе с другими возвращался в партию в 1928 г., когда я, Котолынов и Румянцев, с одной стороны, ходили к Ем. Ярославскому в ЦКК для переговоров о возвращении в партию, а, с другой стороны, в то же время – обращались за советами о том, как лучше написать заявление в ЦКК, к такому политическому пройдохе и двурушных дел мастеру, как Л. Каменев. Разгромленная на XV партсъезде зиновьевская антипартийная группа возвращалась в партию для сохранения своих кадров ради продолжения борьбы с партией.
Теперь Иван Тарасов называл своих друзей и соподписантов Котолынова и Румянцева «фашистскими молодчиками», ответственными за выстрел «в грудь партии, поближе к ее сердцу». А Зиновьева, который давал ему советы в течение 10 лет, – «ненаказуемым развратителем молодежи»[809].
В ЦКК и ОГПУ следили за тонкостями спора оппозиционеров о желаемых границах покаяния. Сводка 1928 года информировала, что образовалось два крыла, правое и левое: Бакаев советует изменить редакцию покаянной в духе заявления 23‑х, а вот представитель сафаровской группы Александр Исаакович Зильберман уговаривает не идти дальше формулы покаянной Г. Я. Беленького в «Правде», утверждает, «что их все равно восстановят, если они сохранят за собой права на убеждение по основным вопросам платформы и ограничатся только осуждением троцкизма. Как правые, так и левые очень ругают заявление Тартаковской, выдержки которого помещены в „Правде“»[810].
Случай Юлии Борисовны Тартаковской показателен. Как инструктор Василеостровского райкома партии, она выступила с поддержкой политической линии ленинградской делегации на XIV партсъезде, за что получила партвзыскание. В 1926 году, после перевода в Москву на работу старшим инспектором ЦКК – РКИ, она вела подпольную работу в Хамовническом районе. Считалась особенно непримиримой по отношению к партийному руководству. Зиновьев отзывался о ней комплиментарно в ноябре 1927 года на заседании «субфракционного зиновьевского центра объединенной оппозиции», говорил, что из троцкистов «наиболее экстремистски настроен» Владимир Куприянович Яцек, «а из зиновьевцев – Тартаковская»[811]. Ленинградские зиновьевцы считали Тартаковскую «своим человеком», но заявляли, что «боятся иметь с ней дело, т. к. она человек авантюристического склада»[812]. На XV съезде ВКП(б) Тартаковская была исключена из партии, отправлена в колхозцентр в Семипалатинскую область, но через полгода вернулась в Ленинград на работу инженером Северной судостроительной верфи Нарвского района. Она сама свидетельствовала, что «на этой стадии ближайшая задача состояла в том, чтобы во что бы то ни стало проникнуть в партию и построить свою работу применительно к новым условиям. Для решения ближайших задач оппозиции мы последовательно применяли ряд маневров».
В своем заявлении Тартаковская писала:
Сущность этих маневров наглядно видна из обнаруженных у меня при обыске нескольких заявлений о восстановлении меня в партии. В своем заявлении от 18 апреля 1928 г., в котором я заявляла об отказе от фракционной работы, я одновременно подчеркиваю, «что разрешение внутрипартийных споров допустимо только внутри партии» и что «ленинградская оппозиция при всех своих тактических ошибках оказалась, как я думаю, права политически». Этот маневр, рассчитанный на проникновение в партию с оставлением поля борьбы, оказался недостаточно глубоким. Обстановка требовала сманеврировать глубже. 19 мая того же года я вновь обращаюсь в ЦКК с просьбой о восстановлении, в которой я уже заявляла о согласии с линией партии. В этом же заявлении я делаю ударение, что «безусловно ленинским является курс на продолжение развития наступления на кулака», что «безусловно ленинской является линия, взятая на насаждение внутрипартийной демократии». Последний мотив широко комментировался в нашей среде в том смысле, что в вопросах борьбы с кулаком и внутрипартийной демократии партия становится на путь платформы оппозиции. Но и этот маневренный шаг оказался недостаточным. Мы вынуждены были идти дальше. В своем и Тимофеева заявлении от 10 июня мы говорим, что оппозиция ошибалась в ряде принципиальных вопросов. Этот ряд последовательных маневров преследовал задачу сохранить свои кадры от разгрома и
