100 великих достижений СССР - Николай Николаевич Непомнящий
Святослав Фёдоров родился 8 августа 1927 г. в городе Проскурове, который сегодня носит имя Хмельницкий. Отец Николай Фёдорович лихой рубака, прошёл Гражданскую войну. Мать Александра Даниловна была домохозяйкой. В 1935 г. отец окончил Академию имени Фрунзе, получил генеральское звание комдива и назначение командиром 28‐й кавдивизии. Семья переехала в Каменец-Подольский, где находился штаб и квартировали основные части дивизии. У комдива Фёдорова был денщик и повар, так что первые годы жизни Славы прошли в чудесных условиях. В 1938‐м Николая Фёдоровича арестовали, за участие в военном заговоре дали 15 лет лагерей – срок он отбыл от звонка до звонка и вышел в 1953‐м уже после смерти Сталина. Семью из дома выселили, и они переехали в Новочеркасск к сестре матери. Слава, которому тогда было 11 лет, в одночасье из сына героя превратился в ЧСИР – «члена семьи изменника Родины».
Офтальмолог С.Н. Федоров (справа) рассматривает искусственный хрусталик. 1961 г.
Осенью 1941 г. немецкие войска заняли Ростов-на-Дону, от которого до Новочеркасска всего 40 километров. Хотя город немцы взяли только 25 июля 1942 г., уже в октябре 1941‐го в Новочеркасске была проведена экстренная эвакуация, мать и сын Фёдоровы отправились в столицу Армянской ССР Ереван. Окончив в 1944‐м школу, Слава Фёдоров поступил в артиллерийское училище, но затем его перевели в лётную спецшколу в Ростове-на-Дону, чему он был очень рад, поскольку всегда мечтал летать. Весной 1945 г. с Фёдоровым произошло несчастье. Двери у трамваев в то время закрывались и открывались вручную, трамваи в «час пик» были обвешаны людьми, как виноградными гроздьями, и спрыгнуть на ходу, не доезжая остановки, было делом обычным. Фёдоров сделал то, что делал много раз, но было скользко, левая нога попала под колесо трамвая, и в больнице ему ампутировали ногу примерно до половины голени. О том, чтобы стать лётчиком не было и речи, но именно с этого момента и начался настоящий Фёдоров.
Кстати
Мама посоветовала сыну идти в доктора – люди болеют всегда, работа не пыльная – сиди себе день-деньской в кабинете да рецепты выписывай. Это и без ноги можно делать. Святослав совету внял и в том же году, когда потерял ногу, поступил на лечфак Ростовского мединститута. С матерью жили они бедно, а со 2 октября 1940 г. Совнарком ввёл плату за обучение в вузах в размере 300 рублей в год – деньги не такие уж и большие, но их всё равно нужно было где-то взять. Пока он учился в военных училищах, проблемы не было: там обучали, кормили и одевали бесплатно. Чтобы оплачивать учёбу, Святослав стал за копейки фотографировать солдат из соседнего полка. Окончив институт, он по распределению уехал в Молотовскую область и три года отработал хирургом в лысьвенской горбольнице. Фёдоров нашёл там горки и на своём протезе катался на лыжах. Ему удовольствие, а вот протез порой не выдерживал и ломался. Чинить его приходилось самому.
Работая в Лысьве, С. Фёдоров написал «глазную» диссертацию и в 1958 г. защитил её в своей альма-матер. Став кандидатом наук, Фёдоров возглавил клиническое отделение Чебоксарского филиала института глазных болезней имени Гельмгольца. Там в 1960 г. он и провёл свою первую имплантацию искусственного хрусталика 12‐летней Лене Петровой, у которой была врождённая катаракта. Но прежде чем вживлять хрусталик человеку, Фёдоров основательно потренировался на кроликах.
Прямо на кухне Фёдорова хрусталики из пластмассы делал рабочий высочайшей квалификации Семён Мильман. У кроликов хрусталики приживались хорошо, но всех волновало, приживётся ли инородное тело в глазу человека. Сама операция по вживлению хрусталика прошла успешно. Такого яркого света, таких красок, предметов с такими чёткими очертаниями, как после операции, девочка никогда прежде не видела. За своей первой пациенткой Фёдоров наблюдал день и ночь несколько месяцев. Хрусталик прижился хорошо, никаких осложнений и побочных явлений не было. Тогда многие не понимали, зачем нужна операция – миллионы людей всю жизнь ходят в очках. Но очки с диоптриями больше 10 уродуют лицо человека, все предметы увеличиваются вдвое. Фёдорова жёстко критиковали, операцию признали медицинским хулиганством, а его самого уволили. После обращения к известному журналисту Анатолию Аграновскому и его статьи в «Известиях» Фёдорова на работе восстановили, но он уже уехал в Архангельск и в столицу Чувашии больше не возвращался.
Кстати
Архангельский мединститут, где Фёдоров возглавил кафедру глазных болезней, стал для него и его коллег отличной стартовой площадкой, потому что туда не дотягивалась рука Москвы и там они могли делать то, что хотели. В Центре их бы быстро засекли, пресекли их деятельность и, возможно, отдали бы под суд. Но и в Архангельске было не просто. Их было всего трое – Фёдоров, Альбина Ивановна Ивашина, Валерий Дмитриевич Захаров. Во время операции Фёдоров не хотел дважды резать глаз – удалить родной мутный хрусталик и установить новый нужно было за один раз. Оптическую силу хрусталика нужно было рассчитать математически, опираясь на законы оптики. Из нагретого оргстекла штамповалась оптика, и получались довольно приличные линзы, но очень сложно было сделать специальное крепление, которое удерживало бы линзу строго на своём месте. Так была создана оригинальная модель искусственного хрусталика – по сей день одна из лучших в мире ирис-клипс линза Фёдорова – Захарова, представляющая собой двояко выпуклую линзу из инертной биологической пластмассы с тремя парами опорных элементов. Сегодня в это трудно поверить, но эти хрусталики 15 лет были под запретом, и их ставили без разрешения Минздрава СССР.
Интернета в то время не было, да что там Интернета – городские телефоны мало у кого были. Тем не менее информация о том, что в Архангельске доктор-кудесник делает чудо-операции, после которых даже слепой прозревает, очень быстро распространилась по стране, и в Архангельск хлынул поток страждущих. Но на всю Архангельскую область в клинике было 30 коек, и большинству приехавших отказывали. После многочисленных жалоб в Архангельск приехала комиссия из столицы и сделала совершенно невероятный вывод: весь коллектив нужно переводить в Москву. Они поехали, но их никто не ждал, и почти полгода они вообще не имели рабочего помещения, пока им не выделили комнатку в полуподвале 3‐го Московского мединститута. Комната была
