Железо и кровь. Франко-германская война - Андрей Владимирович Бодров
28 января перемирие наконец было подписано на тяжелых, но приемлемых для самолюбия французов условиях. Продовольственная блокада города прекращалась. Все парижские форты сдавались немецкой армии, сделав дальнейшее сопротивление столицы невозможным. Однако в самом Париже в качестве гарнизона сохранялась одна дивизия французских регулярных войск, необходимая для поддержания порядка. Фавру удалось также убедить Бисмарка в том, что никакая сила в мире не способна заставить разоружиться батальоны национальных гвардейцев[1141]. Остальные защитники французской столицы должны были сложить оружие, избегнув при этом германского плена. В течение двух недель выплачивалась контрибуция в размере 200 млн франков. За этот же срок должны были состояться выборы во французское Национальное собрание, призванное санкционировать итоговые условия мира с немцами. Местом созыва последнего был определен Бордо, равно далекий как от немцев, так и от беспокойных парижан.
Как свидетельствовал один из жителей Шатодена, известие о заключении перемирия было воспринято с облегчением: «Сопротивление Парижа, возможно, и спасло честь нации, но в то же время продлевало бессмысленную бойню»[1142]. Аббат Венсен из Фразе, подтверждал общее настроение: «В этом весь патриотизм деревни: она желала капитуляции Парижа, потому что оборона Парижа подвергает деревни новым набегам. Республика, повинная в глазах деревни в героизме этой обороны, с каждым днем становится все более непопулярной»[1143]. Тем не менее, когда условия перемирия стали известны, французский епископат принял деятельное участие в протесте против «триумфа силы над правом», выразив неприятие отторжения от Франции территорий. Как отмечает Жак Гадий, патриотизм верхушки католического клира даже был несколько демонстративным, дабы «использовать его в качестве политического капитала, пригодного как для защиты, так и для нападения»[1144]. Намеченные всеобщие выборы выдвигали вопросы внутриполитической борьбы на первый план.
Публикация условий перемирия привела к конфликту между правительством в Париже и Гамбеттой. Последнего возмутило то, что демаркационная линия между враждующими армиями была проведена Фавром без малейших консультаций с ним, исключительно на основании сведений прусского Генерального штаба[1145]. В ответ Гамбетта от своего имени опубликовал декрет, запрещавший участвовать в предстоящих парламентских выборах бонапартистам и «официальным кандидатам» времен Второй империи. Декрет нарушал оговоренный ранее принцип «свободы выборов», побудив немцев грозить разрывом перемирия. Не в их интересах было подыгрывать сторонникам Гамбетты, выступавшим против унизительного мира.
Среди сторонников продолжения борьбы были и некоторые генералы, включая Федерба и Шанзи. Последний, в частности, писал: «Я не только считаю, что сопротивление возможно, но также думаю, что оно не преминуло бы принести успех, если бы страна приняла все вытекающие из этого обязательства и последствия. Мы могли бы добиться лучших условий, если бы продемонстрировали решимость скорее возобновить борьбу, чем покориться унизительному миру»[1146]. По подсчетам Шанзи, даже после капитуляции Парижа республика по-прежнему располагала более 220 тыс. пехотинцев, 20 тыс. кавалеристов и 1232 орудиями с запасом снарядов, превышавшим 240 выстрелов на каждое. Не были полностью исчерпаны мобилизационные резервы: 354 тыс. человек по-прежнему числились в территориальных войсках, резервных частях и в Алжире, плюс 132 тыс. внеочередных призывников 1871 г. находились в тренировочных лагерях. Военное производство оставалось на высоком уровне. Правительство продолжало контролировать территорию с населением в 25 млн человек, куда еще не ступала нога неприятеля[1147].
Однако ни французское руководство, ни основная масса населения продолжения войны не желали. В условиях открытого конфликта правительству «национальной обороны» пришлось озаботиться вопросом отстранения Гамбетты с занимаемых постов, что составляло крайне деликатную задачу. Отправленному в Бордо Жюлю Симону были даны самые решительные инструкции, предусматривавшие в случае необходимости арест популярного политика. Гамбетта пытался лишить эмиссара беспрепятственного доступа к телеграфу и изолировать, однако потерпел неудачу. Жюль Симон избирался от Бордо и пользовался здесь влиянием и уважением. Ему удалось привлечь на свою сторону Гарнье-Пажеса, Пельтана и Араго. Гамбетте оставались лояльны многие республиканцы, а также значительные вооруженные силы. Однако перед лицом угрозы гражданской войны он предпочел уйти в отставку[1148]. Путь к подписанию предварительного мирного договора был открыт.
Не все было спокойно и в стане победителей. Значительной части германского офицерского корпуса условия перемирия казались слишком мягкими. Они призывали расширить зону оккупации, заставив французов пойти на полную капитуляцию. Настроения военных оказывали влияние на их действия. В департаменте Ду немецкие военные власти выполняли условия перемирия своеобразно. «Они пропускают наши письма, но запрещают нам газеты и телеграфные сообщения: новости из Бордо мы получаем только через них», — свидетельствовал хранитель библиотеки Безансона Огюст Кастан[1149]. Немецкие войска продолжали перемещаться и занимать города, где-то они компенсировали расходы на свое содержание, где-то продолжали принудительные реквизиции.
После подписания французами перемирия Бисмарк считал войну оконченной. Мольтке же вовсю готовился к новой кампании. «Страна находится под угрозой анархии, — разъяснял он свою позицию брату Адольфу 3 февраля. — Поэтому мы должны быть полностью готовы к продолжению борьбы»[1150]. Переброска, по указанию руководителя германского генштаба, двух армейских корпусов на Луару дала Бисмарку очередной повод обвинить того в саботаже мирных переговоров. Ради их ускорения Бисмарк, по-видимому, даже подумывал оставить французам Мец. Однако Мольтке категорично требовал сохранить эту стратегически значимую мощную крепость в немецких руках. Конец раздорам положило лишь подписание мира.
* * *
8 февраля 1871 г. во Франции наконец состоялись выборы в Национальное собрание. С учетом чрезвычайных обстоятельств, в которых осуществлялось голосование, процедура выборов прошла на удивление гладко как в той части Франции, что оставалась под контролем Временного правительства, так и на оккупированных германской армией территориях. В сложившихся чрезвычайных условиях привычной предвыборной кампании не удалось провести нигде за исключением столицы. По сути, голосование свелось к одному вопросу: мир или продолжение войны? Итоги голосования принесли подавляющее большинство монархистам (более 400 голосов), выступавшим за скорейшее заключение мира. Подлинным триумфатором стал Тьер, избранный сразу в 31 департаменте. Париж, в пику остальной Франции, отправил в парламент почти исключительно радикальных республиканцев — сторонников войны «революционными методами».
Выборы также прошли и в Эльзасе, превращенном к тому моменту в немецкое генерал-губернаторство. Этот вопрос составлял отдельный предмет разногласий между Бисмарком и Жюлем Фавром во время неудачных переговоров в Феррьере в сентябре 1870 г.[1151] Очевидно, что Бисмарк хотел избежать всего, что придало бы этим выборам характер официально признанного немцами плебисцита по вопросу о национальном самоопределении эльзасцев. Заинтересованный в скорейшей ратификации мирного договора французами, Бисмарк ограничился устным обещанием в январе 1871 г. не чинить препятствия голосующим, равно как не преследовать тех, кто выдвинет свои кандидатуры. В своих инструкциях генерал-губернатору в Страсбурге он рекомендовал рассматривать выборы «как
