Юрий Корольков - Кио ку мицу !
Эйген Отт тоже отметил это в своем донесении Риббентропу: "С возвращением к власти принца Коноэ отмечается усиление прогерманской ориентации японского кабинета".
Пока внешне ничто будто бы не давало повода для излишней тревоги, но доктор Зорге всем своим существом ощущал напряженность политической атмосферы, как перед близкой грозой, когда начинают ныть старые раны и непонятная тяжесть затрудняет дыхание. Теперь Рихард хорошо разбирался почти во всем, что его окружало, он знал, о чем говорили на секретных заседаниях Тайного совета, ему были известны доверительные разговоры в генеральном штабе, настроения в правительстве, в германском посольстве. Ему доверяли настолько, что предложили стать руководителем нацистской партийной организации в районе Токио - Иокогама и даже... просили наблюдать за послом германского рейха - генерал-майором Эйгеном Оттом.
Такое предложение сделал Рихарду новый полицейский атташе германского посольства оберштурмбаннфюрер СС Йозеф Майзингер, с которым Зорге иногда встречался за карточным столом. Рихард сумел расположить к себе эсэсовца-контрразведчика, войти к нему в доверие, правда, для этого приходилось иногда проигрывать Майзингеру в покер...
Как-то вечером они играли в карты в посольстве. Майзингеру бешено везло. На радостях оберштурмбаннфюрер крепко выпил. После игры, когда встали из-за стола, Майзингер пошел было провожать Рихарда к машине, но по дороге предложил на минуту завернуть к нему в кабинет - есть разговор.
Гестаповец поставил перед Зорге бутылку кюммеля и сказал:
- Послушай, Ики, что я тебе скажу... Послушай и забудь... будто ничего не слышал... Ты хорошо знаешь нашего посла генерала Отта?.. Знаешь! И то, что он путался с генералом Шлейхером, тоже знаешь?.. Верно! А Шлейхер участвовал в путче против нашего фюрера, и его застрелили, как собаку... Ты, оказывается, все знаешь. Послушай, иди к нам в гестапо!.. Не согласен. Жаль!
Новая бутылка водки сделала свое дело, Майзингер заговорил громко, отрывисто, язык его заплетался, и он без причины смеялся.
- Ты что, думаешь, я пьянее тебя! Нисколько! - Майзингер потянулся к бутылке и опрокинул ее. - Давай поговорим о деле... Так вот, ты должен следить за Оттом, другой этого не сумеет. Здесь я тебе одному доверяю... Наблюдай, понял!..
Йозеф Майзингер, человек двухметрового роста, с кулачищами-кувалдами, внушал страх всем сотрудникам посольства. Женатый на секретарше Гиммлера, друживший с начальником гестапо Мюллером, с руководителем шпионско-диверсионной работой за границей Гейдрихом, Йозеф Майзингер приехал в Токио по их заданию, чтобы возглавить полицейскую слежку в посольстве, установить связь с японской контрразведкой1. И вот с этим человеком оказался сдружен" Рихард Зорге.
1 В Токио Майзингер приехал в 1940 году из Варшавы, где работал в городской комендатуре и "прославился" жестокими расправами с польскими патриотами. После войны его судили и повесили в Варшаве как военного преступника.
- Я не люблю кого? - пьяно бормотал Майзингер. - Интеллигентов, евреев и коммунистов... Вот кого! - Он забыл, о чем только что говорил, и перешел на другое. - Ну, а ты согласен стать нашим руководителем? Каким? Гаулейтером национал-социалистской партии в Японии. Вот каким! Всех надо держать вот здесь, - поднял он кулак. Отказался?! А почему отказался?
- Да так, не хочу!.. Я предложил им устраивать собрания в кабаке "Фледермаус" и чтобы у каждого нациста сидело на коленях но две японки, а они не согласились. Ну я и отказался...
Майзингер захохотал:
- Правильно! На каждого по две японки - вот это собрание национал-социалистской партии!.. Зря ты не пошел!
С течением времени сотрудник всесильного управления имперской безопасности оберштурмбаннфюрер Майзингер проникся к доктору Зорге полнейшим доверием, он называл его покергеноссе, приятель по карточному столу.
ТАЙНА ТАЙН ЯПОНСКОЙ ИМПЕРИИ
В германском посольстве генерала Умедзу Иосидзиро называли Кайзером VI Маньчжурским... После Хондзио, нынешнего адъютанта императора, он, начиная от мукденского инцидента, был шестым командующим Квантунской армией. Шестым правителем Маньчжоу-го.
Новый командующий прибыл в Маньчжурию в разгар номонганской битвы, когда уже все было потеряно и ничего нельзя было поправить. Он ужаснулся тому, что произошло под Номонганом. Как русским удалось провести такого опытного, расчетливого генерала, как Уэда! Оказалось, что в течение двух месяцев они накапливали силы, делая вид, что готовятся к длительной обороне. Им удалось создать трехкратное превосходство над силами Шестой армии, тогда как считалось, что императорские войска численно превосходят русских в четыре-пять раз... Какие ужасающие потери: 23-я дивизия окружена в номонганскпх холмах и полностью уничтожена; 7-я дивизия понесла меньшие потери, но тоже практически перестала существовать. Не помогли даже современные мощные железобетонные укрепления, которые возвели инженерные войска Квантунской армии с расчетом на будущее - номонганский укрепленный район должен был стать исходным рубежом для плана "Кан Току-эн", стратегического удара по Забайкалью. К тому же русские применили какое-то новое, неизвестное оружие - реактивную артиллерию: ракеты-снаряды обрушили ливень грохочущего огня...
Единственное, что удалось сделать новому командующему, осуществить ночной контрудар по тылам противника. Уничтожили два десятка русских машин с боеприпасами - и это все! Для подкрепления Квантунской армии в район боевых действий дополнительно направили три дивизии - две из них сняли с китайского фронта. Но не хватало главного - времени. Императорская ставка отдала приказ: не расширяя конфликта, нанести тяжелый ответный удар всеми наличными войсками Квантунской армии, чтобы восстановить пошатнувшийся военный престиж Японии, и после этого начать переговоры об урегулировании инцидента (бои под Номонганом все еще называли "инцидентом"). Но было поздно. Японские войска продолжали нести потери. 16 сентября японское командование подписало перемирие с русскими.
А потом произошло еще одно, казалось бы, незначительное событие, но очень сильно уязвившее самолюбие командующего армией генерала Умедзу. Седьмого ноября, в день русского национального праздника, на Красной Площади в Москве проходил военный парад. Нарком Ворошилов сошел вниз с трибуны Мавзолея, чтобы поздороваться с иностранными военными атташе. Он подходил к каждому, а когда дошла очередь до генерала Татабана, Ворошилов протянул руку, поздоровался, а потом при всех, улыбаясь, погрозил ему пальцем... Когда Умедзу прочитал об этом в донесении из Москвы, ему показалось, будто его, командующего Квантунской армией, потомка древнего самурайского рода, так гордившегося своим происхождением, всенародно высекли, как мальчишку... Такого позора никогда не бывало в роду самураев Умедзу. Командующий расплачивался за промахи и ошибки других - ведь теперь он отвечал за Квантунскую армию.
Генерал Умедзу, получив назначение, проследовал из Тяньцзиня прямо в район боевых действий, минуя столицу Маньчжоу-го, где размещался штаб Квантунской армии. Он здесь, прямо в блиндаже командного пункта, принял армию от своего подавленного неудачами предшественника. Закончив передачу дел, Уэда протянул генералу Умедзу замысловатый никелированный ключ.
- Это от секретного сейфа, - сказал он, - я всегда держал его при себе.
Прошло немало времени, прежде чем Умедзу раскрыл тяжелую дверцу и заглянул в сейф, куда имел доступ только командующий Квантунской армией. Здесь лежала сверхсекретная переписка с генеральным штабом, указания императорской ставки, последний вариант разработанного во всех деталях плана "Кан Току-эн" - наступления на советский Дальний Восток... Перебирая папки, он увидел одну, которая остановила его внимание несколькими предупреждающими надписями: "Только для избранного круга высшего командования!", "Хранить только в сейфе!", "При опасности сжечь!". Посередине стоял иероглиф: "Кио ку мицу!"
Содержимое этой папки удивило генерала Умедзу, хотя он, прослуживший столько лет в генеральном штабе, должен был бы, казалось, знать все военные тайны Японской империи. Он читал:
"Дело отряда э 731. Научно-исследовательский институт Квантунской армии. Бактериологическая война!"
Научно-исследовательский институт располагался в военном городке на станции Пинфань, в двадцати километрах от Харбина, а его филиал отряд э 100 - вблизи Синьцзина. Во главе института стоял профессор Исии Сиро, в ведении которого находилось три тысячи сотрудников.
Научно-исследовательский бактериологический институт Квантунской армии располагал новейшими лабораториями, испытательным полигоном, собственным аэродромом на станции Аньда. Весь район Пинфаня на десятки километров в диаметре объявлен запретной зоной. Над ним запрещается пролетать даже самолетам японских авиационных частей, расположенных в Маньчжурии...
