Веймар 1918—1933: история первой немецкой демократии - Генрих Август Винклер
Но Лютер и Штреземан с полным основанием были убеждены, что только путем незамедлительного парафирования они могли закрепить «существенные преимущества, полученные Германией». Договор в Локарно действительно был выгоден немцам. В соответствии с его положениями западные границы рейха теперь находились под защитой международного права. Германия, Франция и Бельгия отказывались от насильственного изменения существующих границ, что гарантировалось Англией и Италией. Со своими восточными соседями, Польшей и Чехословакией, рейх заключил только договоры о третейском арбитраже, при этом Франция брала на себя обязательства оказать военную помощь Польше и Чехословакии в случае нападения на них Германии. Таким образом, мирная «ревизия» немецкой восточной границы в результате Локарно никоим образом не исключалась.
Что касается вступления в Лигу Наций, то и здесь Штреземан мог записать на свой счет первый успех. Союзники заверили Германию в том, что статья 16 Устава Лиги Наций, в которой речь шла об интервенции, в отношении Германии будет толковаться в смысле, наиболее соответствующем пожеланиям немецкой стороны, а именно: Германия будет обязана принимать участие в санкциях Лиги Наций только в той степени, в какой ей это позволяют ее географическое и военное положение. Таким образом, Германия не должна была страшиться против своей воли оказаться участницей экономических санкций против СССР или вовсе в случае советско-польской войны быть обязанной разрешить французским войскам проход через свою территорию.
Западные страны пошли на уступки Германии потому, что взятые на себя немцами договорные обязательства должны были оказать в целом сдерживающее и умиротворяющее воздействие. Членство в Лиге Наций казалось союзникам особенно подходящим средством, чтобы держать в узде немецкий ревизионизм, поэтому договор в Локарно приобретал силу только в случае вступления Германии в Лигу Наций. С точки зрения Штреземана, Локарнские соглашения также способствовали упрочению мира. Но в то же время достигнутые договоренности были для него только очередным этапом на пути к всеобъемлющему пересмотру послевоенного миропорядка. Октябрьский договор 1925 г. означал для Штреземана достижение ближайшей промежуточной цели: настолько расширить сферу действия Германии путем договоренностей с Западом, чтобы рейх, несмотря на все еще остававшиеся ограничения немецкого суверенитета, мог снова вести политику, присущую великой европейской державе. Составной частью такой политики была более жесткая позиция в отношении Польши, которая не смогла добиться осуществления своих требований «восточного Локарно».
О том, что именно подразумевал Штреземан после Локарно под мирной ревизией восточной границы, он открытым текстом уведомил 19 апреля 1926 г. посольство Германии в Лондоне: «Мирное решение пограничного вопроса с Польшей, которое действительно удовлетворяло бы наши требования, не будет достигнуто, пока бедственное экономическое и финансовое положение Польши не дойдет до своего максимума и не приведет все ее государственное тело в состояние бессилия… Таким образом, по большому счету нашей целью является задержка на как можно более длительный срок окончательной и долговременной санации Польши, пока эта страна не созреет для урегулирования пограничного вопроса сообразно нашим пожеланиям, и пока наша политическое могущество не усилится в достаточной мере… Нас может удовлетворить только неограниченное обретение суверенитета над спорными областями»{326}.
Уступки, на которые пошли в Локарно западные державы, еще долго казались немецким националистам недостаточными. ДНФП была не особенно впечатлена также и тем, что союзники обещали очистить «Кельнскую зону» после ратификации договора, не посчитавшись с тем, что, беря на себя это обязательство, они молчаливо обходят нарушение немецкой стороной версальских пунктов о разоружении. 22 октября 1925 г. фракция немецких националистов в рейхстаге заявила, что не может одобрить результаты переговоров в Локарно. Она якобы не увидела со стороны других держав встречных усилий, соразмерных немецким жертвам, и подтвердила, что не даст своего согласия ни одному договору, «который не отвечает жизненным потребностям Германии и который в особенности не исключает отказа Германии от немецкой земли и немецкого населения» (при этом имелись в виду Ойпен-Малмеди и Эльзас-Лотарингия). И Лютер, и министр внутренних дел Шиле напрасно пытались переубедить немецких националистов. 23 октября 1925 г. руководство партии и председатель ДНФП заявили о том, что результаты переговоров в Локарно являются для партии «неприемлемыми». Спустя еще два дня фракция немецких националистов в рейхстаге приняла решение о незамедлительном выходе из правительственной коалиции{327}.
Решение о выходе из кабинета Лютера далось ДНФП отнюдь не легко. Как бы то ни было, но правофланговая партия «буржуазного блока» смогла добиться в августе 1925 г. осуществления одного из своих главных требований — возвращения к протекционистским пошлинам в отношении зерна и других продуктов сельского хозяйства в соответствии с «тарифом Бюлова» 1902 г. Поэтому крупное сельское хозяйство не было той силой, которая осенью 1925 г. стремилась к развалу коалиции. За него ратовал печатный концерн правого члена ДНФП, одного из основателей Пангерманского союза, многолетнего председателя Союза шахтовладельцев и депутата рейхстага Альфреда Гугенберга. С помощью разветвленной газетной империи Гугенбергу удалось переманить на свою сторону сначала земельные союзы, а потом и руководство партии вместе с фракцией в рейхстаге. Гугенеберг стоял на позициях радикального национализма, делавшего главную ставку на эмоциональную мобилизацию масс и считавшего организационные интересы второстепенными{328}.
Выход министров от немецких националистов из кабинета Лютера знаменовал собой начало «Локарнского кризиса». 25 октября 1925 г. правительство утратило парламентское большинство; ратификация договора была теперь возможной только в том случае, если бы социал-демократы заполнили собой брешь, оставленную немецкими националистами. Поначалу социал-демократы продемонстрировали небольшую склонность сделать это, хотя «Форвартс» еще 17 октября 1925 г. прославляла Локарно «как одно из самых великих событий в мировой политике». Большинству партийных лидеров казалось тактически более предпочтительным отказать правительству в поддержке и стремиться к роспуску рейхстага и новым выборам, из которых социал-демократия надеялась выйти победителем.
Когда министр-президент Пруссии Отто Браун выступил за принятие договоров и одновременно за образование правительства Большой коалиции, он оказался фактически в полной изоляции в своей собственной партии. В действительности же его предложение было единственным реалистическим: социал-демократия могла бы назначить за свое одобрение договоренностей, приветствовавшихся почти всеми
