История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 1 - Луи Адольф Тьер

принца занявшим место между дядей и братом и ведущим себя как монарх. Он не скрыл, что готов рассмотреть всерьез обращенное к нему предложение и даже догадался о его истинной причине, но сделал вид, что не может принять решения без советников, и заявил, что лишен всякой власти и не знает, будет ли принято и исполнено в Мадриде то, что он подпишет в Валансе. Тем не менее легко было догадаться, что Фердинанд не хочет прерывать переговоры и вновь обнаружить закрывшейся готовую приоткрыться дверь тюрьмы. Он был очевидным образом встревожен. Когда Лафоре предложил ему принять бывшего наставника каноника Эскоикиса, проживавшего под надзором в Бурже, секретаря Маканаса, проживавшего под надзором в Париже, знаменитого Палафокса, содержавшегося в Венсенне, и наконец, герцога Сан-Карлоса, он, казалось, уже не испытывал доверия ни к одному из этих людей. Можно сказать, что назвать их значило даже тотчас погубить их в его глазах.

Совещания продолжались, и очевидная добрая воля Лафоре и поразительная простота условий, которые он привез, в конце концов подействовали на Фердинанда, возымело свое влияние на него и желание свободы: он понемногу ободрился и стал здраво рассуждать о том, что ему предлагали. Наконец, прибытие герцога Сан-Карлоса, который виделся с Наполеоном, говорил с ним и оценил искренность его намерений, окончательно рассеяло подозрения валансейского узника. Сан-Карлосу также понадобилось некоторое время, чтобы победить недоверчивость своего повелителя, но вскоре ему удалось заставить себя выслушать, после чего приступили к серьезному обсуждению предмета. Фердинанд VII не возражал против предложения вернуться в Испанию, вновь взойти на трон, обеспечить пансион отцу, сохранить всю континентальную и колониальную территорию древней монархии и даже простить испанцев, перешедших на сторону французов.

Брак с дочерью Жозефа нравился ему меньше; но, после того как он сам добивался брака с принцессой дома Бонапартов, ему не пристало выказывать пренебрежение, и к тому же, чтобы вновь обрести свободу и трон, он был готов заключить любой брак. Трудность состояла не в предложенном союзе, она крылась в другом. Ослепленным глазам Фердинанда представляли бесконечное множество весьма желанных вещей и обещали предоставить их при условии, что Кортесы или регентство ратифицируют договор, который он подпишет; таким образом то, чего он пламенно желал, ставили в зависимость от чужой воли. Фердинанд сказал об этом откровенно и с большим основанием указал, что то, о чем он распорядится издалека, рискует не быть исполненным. Он гневно говорил о пределах, которые некоторые люди, по его мнению, мятежники, захотели положить его королевской власти, и дал понять, что после французов более всего ненавидит испанских либералов. Он дал почувствовать, что самым надежным средством добиться желаемого будет его отправка в Мадрид, где в его присутствии никто не сможет отказать ему в повиновении, в то время как теперь его подданные могут ссылаться на его пленение и делать вид, будто не верят сказанному от его имени.

Более одного раза Фердинанд клялся самым святым, что сдержит слово короля, честного человека и доброго христианина. Вскоре, оживившись еще больше и оставив скрытность, он выказал чрезвычайно страстное стремление освободиться, уехать и царствовать, что, впрочем, было весьма законно, и всеми силами настаивал на том, чтобы приняли его предложение как единственное имеющее шансы на успех.

Между тем инструкции Наполеона были категоричны, и пришлось им подчиниться. Заключили договор, согласно которому Фердинанд VII должен был вернуться в Испанию, как только регентство признает договор и распорядится о его исполнении. Условия были теми самыми, которые мы упомянули: целостность территорий Испании на континенте и в колониях, возвращение испанских крепостей, возвращение французских гарнизонов, отступление испанских и английских войск за Пиренеи, всеобщая амнистия и пенсия Карлу IV. Брак с дочерью Жозефа официально не оговаривался. Фердинанд заявил, что не заключит другого брака, если получит свободу, но добавил, что говорить об этом станет возможно только в Мадриде.

Вышеперечисленные статьи были подписаны 11 декабря; оставалось узнать, кто доставит их в Мадрид от имени Фердинанда. Посланца выбрали заранее, им оказался сам герцог Сан-Карлос. Договорились, что он отправится в Каталонскую армию, соблюдая строжайшее инкогнито, дабы усыпить бдительность англичан; затем постарается прибыть в Мадрид и переместится даже в Кадис, если регентство всё еще находится там, чтобы представить договор и добиться его утверждения. Герцог Сан-Карлос должен был убедить подданных Фердинанда VII думать прежде всего о его освобождении и всё принести в жертву этой основной цели. В то же время он имел категорическое предписание не признавать конституцию, а в случае принуждения признать ее с оговорками, которые позволят впоследствии нарушить обязательства с так называемыми мятежниками.

Герцог Сан-Карлос отбыл из Валансе 13 декабря, сопровождаемый пожеланиями испанских принцев, которые отбросили теперь всякую скрытность и выказывали почти детское нетерпение вновь обрести свободу. Уверившись в намерениях Наполеона, они согласились на встречу с верными служителями, в отношении которых выказали поначалу недоверие: с каноником Эскоикисом, секретарем Маканасом и защитником Сарагосы Палафоксом. В надежде, что последний вызовет у испанцев большее доверие, нежели герцог Сан-Карлос, – ибо его должны были выслушать с религиозным трепетом, если не потеряли всякую память, – Палафокса одновременно отправили с копией договора другими путями.

Мы никого не удивим, если скажем, что Наполеон вел эти переговоры, ничего не сообщив о них брату Жозефу, жившему почти таким же пленником в Морфонтене, каким жил Фердинанд VII в Валансе. После возвращения в Париж Наполеон не виделся с братом. Он не хотел, чтобы переговоры с Фердинандом VII, полностью завершенные, стали известны Европе прежде, чем Жозефу. Он поручил Редереру, который обычно служил посредником, отправиться в Морфонтен и сообщить Жозефу обо всем произошедшем, обязать вновь мирно стать французским принцем, щедро наделенным, заседавшим в совете регентства и служившим Франции, которая была его единственным и последним пристанищем. Получив эти сообщения, Жозеф горько пожаловался на обращение, которому подвергался, и выказал остатки королевских притязаний, которые могли бы вызвать улыбку и у менее насмешливого человека, нежели Наполеон. Он согласился с тем, что совершал военные ошибки, но не такие серьезные, как ему приписывали; заявил о готовности отказаться от испанского трона, но в силу договора и при условии территориального возмещения в Неаполе или в Турине. Жозеф, похоже, вовсе не желал вновь сделаться просто французским принцем, после того как носил одну из величайших корон мира. Он отказался примкнуть к чему бы то ни было, о чем было договорено в Валансе, и остался в Морфонтене, заявив, что испанцы и Наполеон отлично обойдутся без подписи короля Жозефа, чтобы вернуть Фердинанду VII испанский трон.

Период падения семейных тронов был наполнен частыми внутрисемейными волнениями, которые делали жизнь Наполеона, добавляясь ко