Григорий Джаншиев - Эпоха великих реформ. Исторические справки. В двух томах. Том 1
которая на всю жизнь осталась в памяти присутствовавших; все дети понимали ужас и отчаяние матери.
И никто из родителей не жаловался на этого мучителя!»
«После описанных деяний Китченка в Черниговской гимназии невольно возникает вопрос, кто же был в то время директором и как последний мог допустить устройство Китченком застенка в помещении Мины, где ежедневно проливалась кровь детей. Директором в Чернигове в то время был известный педагог Януарий Михайлович Неверов, впоследствии попечитель Кавказского округа, умерший 27 мая 1893 г. Чрезвычайно странное совпадение; с одной стороны добрый, гуманный ученый, идеально честный директор (так говорят близко знавшие Неверова), а с другой – Китченко, полнейшее воплощение зверя, палача, оба они стоят во главе одного и того же воспитательного заведения. Произвол Китченка происходил потому, что гуманист Неверов почти никогда не заглядывал в гимназию, в которой он был директором». (Новое Время. № 6542). Нет, должно быть, дело было не в том, что не заглядывал гуманист Неверов, а в том, что он дал себя засосать старой педагогической рутине, пред которой спасовал– даже такой из ряда вон выделявшийся гуманист и мыслитель, как Пирогов, первый выступивший в «Вопросах жизни» против старой педагогической муштровки и в частности против розог, а впоследствии на практике заплативший дань заманчивому оппортунизму и примирившийся с розгами, как будто бы с неизбежным злом…
Как известно, и среди рутинеров самыми закоренелыми считаются педагоги. Это наблюдение подтверждается историею борьбы с школьною розгою. С тем же упрямством, с каким киевские педагоги отстаивают ныне (1894 г.) поверочные испытания, или точнее бесплодные истязания (стараясь даже risibile dictu отыскать в них… поэзию) в конце 50-х гг. грудью стали они за розгу. Знаменитый гонитель розог Н. И. Пирогов вздумал в должности попечителя Киевского учебного округа вывести из употребления розгу, но, встретив дружный отпор со стороны всего местного педагогического мира, имел слабость сделать уступку и вместо отмены только «урегулировал» розгу, составив кодекс педагогической порки. Считая по-прежнему розги с нравственно-педагогической точки зрения крайне вредными, Пирогов, уступая влиянию среды, признал, что розги в школе можно будет отменить тогда, когда они будут изгнаны из семьи и вообще осуждены нравами общества. Таким образом, школе рекомендовалось стоять не во главе, а в хвосте в деле отмены розги, что, само собою разумеется, обеспечивало ей продолжительное и невозбранное господство. Пылкий, благородный, молодой, но уже знаменитый критик Добролюбов, восходящее светило Современника, в статье «Всероссийская иллюзия, разрушаемая розгами» напал на Пирогова за эту непоследовательность или, по нынешней терминологии, оппортунизм, который он считал тем более вредным, что общество относилось с большим уважением (между прочим, благодаря прежней и восторженной статье Добролюбова) к Пирогову. Почти вся «серьезная» журналистика ополчилась за это честное мужество и разумную строгость на Добролюбова, как на «мальчишку»; он не остался в долгу пред серьезными педагогами, преданными розге (см. в Сочинениях 1 статью: От дождя да в воду).
– Один из кавказских священников о педагогических порядках ставропольской духовной семинарии рассказывает следующее: «Я был сечен в день по три и четыре раза, а иногда и более, и это почти каждый день; с колен, от стояния на них, не сходили язвы; я же был свидетелем, когда начальствующие, избив все розги с 6-ти дерев, росших пред училищем, секли всех классов учеников принесенным почтарским кнутом (!!) и притом розги были не розги, а шпицрутены, а число ударов восходило от 10 до 100 и даже полутораста; о наказаниях поклонами от 100 до 1000 и говорить не стоит». (См. с. 16–17. Записки по поводу основ, полож. в Деле о преобр. суд. части). Из рассказа Н. Лескова видно, что даже студенческий мундир не всегда мог сохранить от позорной порки. Свирепый попечитель Киевского учебного округа Бибиков «порол» студентов Киевского университета и учеников гимназий. (См. Неделю за 1888 г. «Бибиковские меры» – Лескова).
433
Такой же злодей-шутник Боровицкий исправник Крылов «был (в начале 60-х гг.) для крестьян вверенного ему уезда чистейшим бичом, в нравственном и материальном отношении. Крестьяне всегда были награждаемы от него нецензурными выражениями и при случае поролись им не на живот, а на смерть. Метод сечения у него был таков: велит раздеть и положить мужика, потом потребует огня; закурив папироску, велит сечь, конечно, с двух сторон, и дерет до тех пор, пока не докурит папиросы». Записки Радзиковского в майской книге Русск. Стар, за 1895 г.
434
Для характеристики духа времени и нравов любопытен напечатанный в № 85 газеты «Северная Пчела» за 1862 г. протест редактору Военного Сборника от 106 офицеров против статьи, заключавшей защиту телесных наказаний в войсках. В 1861 г. Военный Сборник (при Сухозанете) напечатал статью кн. Витгенштейна в защиту телесных наказаний. Против этой статьи 106 офицеров напечатали (уже при Д. А. Милютине) протест следующего содержания (приводим по цитате г. Тимофеева): «Кн. Э. Витгенштейн обдумывал (sic), написал и напечатал свои взгляды по-немецки. До него, следовательно, нам нет дела, но нам неприятно, что дикие суждения иностранца (которые, однако, разделялись тогдашним русским военным министром Сухозанетом)… переводятся и находят место в журнале, редакция которого вверена Вам, М. Г., не для того, чтобы распространять в нашем военном сословии невежество и проводить взгляды – доказывающие возмутительное непонимание духа русского солдата и потребностей общества». Какое разительное знамение времени! Давно ли именно на основании знания «духа русского солдата (контингент которого доставили крепостные и другие «подлые» люди) и потребностей общества», беспощадное дранье признавалось краеугольным камнем военной дисциплины?! В мастерстве истязания преступников не приходится одной национальности корить другую. Если шпицрутен – изобретение немецкое, то «аракчеевское усовершенствование» его —12 раз чрез тысячу без медика, навсегда опозорившее отвратительное имя его изобретателя (см. Ровинского) и установившее в стране, где официально давно была отменена смертная казнь, самую чудовищную форму ее, какую только могло доселе придумать воображение, – какое? – До чего изобретателен был на орудия мучений гений зверя-Аракчеева, показывает другое его изобретение – «военные поселения», обеспечившие ему не менее гнусную страницу в истории. Чтобы составить себе представление о том, что это было за беспощадное и беспрерывное мучение для несчастных солдат, достаточно указать, что после военного бунта 1838 г. они скорее соглашались подвергнуться наказанию шпицрутенами по аракчеевской манере, т. е. с верным почти смертельным исходом, нежели оставаться в этом аракчеевском аду, устроенном посредине между двумя столицами (Тимофеев, 167, 207). Не лишен значения в смысле характеристики настроения в военных кругах 60-х гг. и такой факт. В № 69 С.-Петерб. Ведомостей 1861 г. общество офицеров Западного инженерного округа просило редакторов газет быть посредниками между ними и студентами и уведомить: к кому могут быть высланы деньги, собранные офицерами по подписке для вспомоществования бедным студентам (см. там же, с. 378).
435
См. Свод мнений и замечаний по вопросу об отмене телесных наказаний, 1–6. При составлении этой записки кн. Орлову содействовал советами известный своею гуманностью юрист П. Н. Глебов, принимавший деятельное участие в преобразованиях по морскому ведомству, предпринятых великим князем Константином Николаевичем.
В 1855 г. состоялась отмена плетей для женщин. Дворовая женщина Анна Колоскова за покушение на убийство своей помещицы была присуждена к каторге на 20 лет и 75 ударам плетей. Задолго до окончания экзекуции, всего лишь после 17 ударов, Колоскова почти замертво была взята в больницу с тем, чтобы по выздоровлении дополучить остальное. За несчастную Колоскову, которая приходила в ужас при одной мысли о повторении экзекуции, заступилась сердобольная особа, член попечительного о тюрьмах комитета, Н. Б. Потемкина, предпринявшая ходатайство пред наследником Александром Николаевичем. Ходатайство было уважено, и вскоре затем в первые же дни нового царствования состоялся закон 25 февраля 1855 г. об освобождении слабосильных преступников от наказания плетьми. Закон, впрочем, казался настолько радикальным, что не решались опубликовать его.
Замечательно, что на Кавказе женщины никогда не подвергались телесному наказанию, и оно формально было отменено еще в 1841 г. (См. Юрид. Вестн., 1892. № 8, ст. Бинштока).
436
