Александр Гогун - Сталинские коммандос. Украинские партизанские формирования, 1941-1944
Во главе украинских партизанских отрядов и различных штабов партизанского движения стояли работники советского госаппарата, прямо или косвенно замешанные в массовом терроре 1917–1941 гг., как минимум видевшие разрушение церквей и старинных усадеб. Для этих людей подобные действия не представляли ничего экстраординарного. Тем более, что уже 3 июля 1941 г. на всю страну прогремел призыв Иосифа Сталина уничтожать в германском тылу все, что стоит, и все, что движется.
Невнимание к судьбе крестьянства, к слову, не пользовавшегося в СССР доброжелательным вниманием со стороны властей, выражалось и в методах продовольственного обеспечения коммунистических отрядов. Бандеровцы, стремясь получить пищу и одежду для УПА, установили на территории, находившейся под влиянием
ОУН, упорядоченную систему натуральных налогов. И далее, уже в 1945–1947 гг., когда влияние националистов на село вследствие мер НКВД ослабло, через членов партии и сочувствующих бандеровцы узнавали, где и в каком селе у какого хозяина что есть, что можно забрать так, чтобы не обозлить население. Отряды АК в Польше в годы Второй мировой войны стремились забирать прежде всего те продукты, которые предназначались для сдачи немцам, или же платить за еду деньгами, получаемыми по воздуху из Англии. По словам Бориса Соколова, «как раз в [советских] партизанских донесениях говорится, что население местное в Западной Белоруссии поддерживает польских партизан, — там еще было католическое население, белорусские католики, — потому что они никогда не грабят, не насилуют, не убивают и всегда платят за взятое продовольствие. В то время как советские партизаны и грабят, и насилуют, и убивают и никогда за продовольствие не платят, надо бы это дело изменить»[1429]. Хозяйственные операции АК и УПА переносились населением куда легче, чем хаотичные реквизиции красных. Методы обеспечения советских отрядов характеризовались словами партизанского командира Петра Вершигоры, которыми он описал поведение партизан своего коллеги Ивана Шитова: «“Мы тот отряд, что берет все подряд”, “Тетка, открывай шкаф. Мы на операцию приехали”»[1430]. Подчеркнем, что это описание не девиаций — грабежей, бандитизма и мародерства, с которыми партизанское начальство иногда на словах боролось — а повсеместно господствовавшей практики проведения хозяйственных операций. К чему она приводила, сказал тот же Вершигора весной 1944 г. в официальном отчете в УШПД: «Экономическое состояние районов, контролируемых УПА, более благоприятное, чем в советских [партизанских краях и] районах, население живет богаче и менее ограблено»[1431]. Ничего удивительного в этом факте не было: «корнем», «цементом», «зерном» партизанских формирований являлся «партсовактив», а также номенклатурщики, отличавшиеся, по оценке историка Михаила Восленского, крайней бесхозяйственностью, а также ленью и неуважением к работе[1432].
От непродуманной системы реквизиций нужно отличать разбой (хотя в случае с красными партизанами это иногда сложно). Диверсант Илья Старинов писал о том, что в 1945–1946 гг. ему довелось обезвреживать поставленные УПА мины: «Некоторое сходство между партизанской войной и партизанщиной, действительно, имеет место, но оно ограничивается только заимствованием некоторых партизанских приемов, политическим бандитизмом»[1433]. Если кто и заслуживал подобного ярлыка, то это были как раз подопечные Стари-нова — красные партизаны. Разница с бандеровцами настолько била в глаза, что ее заметили даже немцы, для которых все «лесные жители» по сути должны были представлять нечто вроде аморфной злой массы. В разведсводке расположенного в Здолбунове абвер-пункта «Украина» говорилось, что «УПА воюет не только против большевистской, но и против немецкой армии. Подразделения, в которые входят и конные отряды, хорошо вооружены и, в отличие от большевистских банд, хорошо дисциплинированы. С гражданским населением отряды УПА обращаются корректно. Грабежи караются смертной казнью»[1434]. Эта оценка подтверждается и внутренней документацией ОУН-УПА. Главком Повстанческой армии Дмитрий Клячковский («Клим Савур») уже 15 мая 1943 г. издал приказ, в котором перечислял «особо тяжкие преступления против украинского народа», которые могли караться лишением жизни. В перечень, помимо уклонения от военной службы, дезертирства и коллаборационизма и ряда других действий, входили вооруженные грабежи, присвоение имущества УПА, личной собственности граждан[1435].
Советские партизанские командиры и комиссары, а также их за-фронтовые руководители знали, что ордена и медали, чины и звания, должности в послевоенном госаппарате и номенклатурные пенсии они получат не за лояльное отношение к мирным жителям, а за взорванные партизанами поезда и мосты, убитых немцев. В том числе поэтому командиры партизан попустительствовали разбою среди своих подчиненных, да и сами в нем нередко принимали участие. Бандеровцы же, напротив, ставили перед собой прежде всего не военные, а политические цели, стремились пропагандой и собственным поведением влиять на сознание людей, чтобы способствовать национальной революции. УПА зависела от местного населения, а не от поставок и руководства Центра, поэтому повстанческие командиры вынуждены были не допускать разбоя со стороны своих подчиненных. Армия Крайова, столкнувшись с конкуренцией за влияние на народ со стороны других польских партизанских организаций, стремилась борьбой с криминалом не только в собственных рядах, но и среди населения легитимизировать себя в глазах поляков.
Помимо разбоя, для советских партизанских формирований было присуще распространение других дисциплинарных нарушений — пьянства, половой распущенности и сексуального насилия. В АК проблема потребления алкоголя в целом находилась под контролем, в ОУН-УПА пьянства не было на уровне явления, хотя встречались отдельные факты. Бандеровцы, помимо того, что не допускали злоупотребления алкоголем в собственных рядах, боролись с самогоноварением и пьянством среди мирных граждан. В отношении полового поведения партизан и повстанцев различия также заметны. В УПА и АК тоже встречались факты, описанные в данной книге в главе «Половая распущенность». В частности, определенной активностью, в том числе в отношении собственных связных, отличался главком УПА Роман Шухевич. Но это скорее были исключения. В «Организационных указаниях» СБ ОУН отдельно подчеркивалась необходимость для националистов и повстанцев быть сдержанным: «Мужчина-подпольщик не должен ходить к женщинам по личным делам. Если он идет к женщинам по организационным делам, то должен брать с собой свидетеля… Мужчина, которого деморализует женщина, будет наказан понижением в должности»[1436]. У красных же командиров наличие любовниц («ППЖ»), иногда сразу нескольких, было общепринятой нормой. Сексуального насилия против украинского населения в УПА, в отличие от советских отрядов, вообще не было. Ко всем уже названным причинам различий можно добавить еще одну небольшую деталь — в АК и УПА служили христиане, а не атеисты, как в советских отрядах. И традиционная и официальная христианская этика допускает убийство в качестве крайней меры; к пьянству же и разврату в христианских церквях выработано однозначно негативное отношение. Любопытно отметить, что курение было столь распространено в среде красных, что табак входил в перечень поставок УШПД. У бандеровцев же существовал тотальный запрет на курение.
Помимо названных внешних дисциплинарных нарушений, в советских партизанских отрядах было большое количество внутренних конфликтов. Михаил Наумов считал «отсталость руководства» важной причиной неудач борьбы в тылу Вермахта: «Все партизанские соединения и отряды Украины сосредоточены вместе, а действуют порознь. Склочничают, никакого взаимодействия, ни дисциплины, ни согласованности, бесконтрольность, безответственность»[1437]. Это было следствием одной из существенных особенностей советских партизан — их безыдейности, что вело к отсутствию спаянности. Если личные усилия не подчинены общей цели, то на поверхность выходит себялюбие, эгоизм и другие черты характера, провоцирующие ссоры в коллективе. Сталинские партизаны клялись в любви к «вождю народов», но не были убежденными сталинистами и марксистами. Этого совершенно не могли понять нацисты. Они ошибочно принимали царившую среди партизан вполне закономерную ненависть к наглым, злым и надменным захватчикам, сочетавшуюся с лояльностью к советской сверхдержаве, за проявление исступленного большевизма.
Самое главное отличие между УПА и советскими партизанскими формированиями заключалось в принципе организации этих военнополитических структур.
