Короли-чудотворцы. Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространённых преимущественно во Франции и в Англии - Марк Блок

той эпохи; впрочем, большого успеха оно не снискало. Кардано называл королей, творивших чудеса, обманщиками: он считал, что они питаются особыми специями, целебная мощь которых сообщается их особе[909]. Кальканьини подозревал королей в другой хитрости; если верить ему, в Болонье Франциска I застали за весьма странным занятием: он смачивал слюной свой большой палец; из этого Кальканьини делает вывод, что целительной мощью Капетинги были обязаны чисто физиологической особенности своего рода — лечебной слюне[910]. Здесь мы видим прообраз идеи, которая почти неизбежно приходила в голову всем людям того времени, а именно убеждения, что целительная мощь передается вместе с кровью; в ту пору Европу наводняли шарлатаны, утверждавшие, будто они обладают наследственной способностью исцелять те или иные недуги! Как мы упоминали выше, уже итальянский знаток канонического права Фелино Сандеи — он умер в 1503 г., — отказывавшийся, к великому негодованию одного из древнейших апологетов династии Валуа, Жака Боно де Созе, признать за целительной мощью французских монархов чудесную природу, объяснял эту мощь «силой родства»[911]. Самый прославленный из представителей падуанской философской школы, Пьетро Помпонацци, развил эту гипотезу, окончательно освободив ее от какой бы то ни было апелляции к чуду. «Подобно тому, — пишет он, — как определенная трава, определенный камень, определенное животное… наделены способностью исцелять некую совершенно определенную болезнь… точно так же и определенный человек может владеть таковою способностью», что же касается королей Франции, то в данном случае способность эта принадлежит не отдельной личности, а целому роду. Помпонацци обходится с французскими королями весьма неуважительно, приравнивая этих великих государей к «родичам святого Павла», итальянским колдунам, которые, как мы видели, утверждали, будто умеют излечивать от укусов ядовитых змей; философ не ставит под сомнение дар обоих семейств: с его точки зрения, подобная наследственная предрасположенность есть вещь абсолютно естественная, ничем не отличающаяся от фармацевтических свойств минералов или растений[912]. Примерно так же рассуждал и Джулио Чезаре Ванини[913]. Однако этот последний — наряду с теорией наследственности, роднящей его с Помпонацци, — выдвинул и другое объяснение, которое мы встретим позже у Бекета и Дугласа[914]. По мнению этих авторов, исцеления были плодом «воображения»; это не означает, что Бекет и Дуглас считали исцеления воображаемыми, то есть ненастоящими; нет, они полагали, что ум больных, пораженный торжественностью церемонии, величием королевской особы и, прежде всего, надеждой на выздоровление, переживал нервное потрясение, которое само по себе способно было излечить недуг. По этой версии, возложение рук оказывалось чем-то вроде психотерапии, а короли — невольными предшественниками Шарко[915].

Сегодня никто больше не верит ни в физиологическое воздействие светил, ни в лечебные свойства слюны, ни в способность специй сообщать тем, кто их ест, целительную мощь, ни в передачу этой целительной мощи по наследству. Однако у физиотерапевтического истолкования королевского чуда, пожалуй, имеются сторонники и сегодня; разумеется, рассуждения этих авторов не отличаются таким простодушием, какое выказывали их сторонники прежде, — в наши дни, например, никто не утверждает, подобно Бекету, что возбужденное воображение горячит кровь, и та проникает в закупоренные вены, к воспаленным железам, — сегодня та же мысль подается в обрамлении самых изощренных и с виду правдоподобных неврологических доктрин. Поэтому следует сказать о ней несколько слов.

Разумеется, целительные кольца — особая статья. По отношению к этому проявлению чудотворного дара гипотеза Ванини и Дугласа звучит вполне правдоподобно. Ее можно использовать для объяснения если не всех, то многих исцелений, наступивших после совершения этого обряда. В самом деле, вспомним, от каких болезней, по всеобщему убеждению, излечивали золотые или серебряные кольца, освященные в Великую Пятницу: к числу этих болезней относили эпилепсию, «судороги», иначе говоря любые мышечные спазмы и боли. Разумеется, ни эпилепсия, ни скрывающиеся под весьма неопределенным обозначением «болей» ревматизм или подагра не лечатся средствами чисто психиатрическими. Не стоит, однако, забывать, о том, что представляла собою несколько столетий назад медицина, даже ученая, и что представляла собою испокон веков медицина народная. Ни от той, ни от другой не следовало ждать большой точности ни в диагнозах, ни в эпикризах. В те времена, когда английские короли благословляли cramp-rings, словом «эпилепсия» или одним из ее многочисленных синонимов, бесспорно, обозначали самые разные болезни, от собственно эпилепсии и пляски святого Витта до нервных расстройств вроде конвульсий, дрожи, сведения суставов, имевших чисто эмоциональное происхождение либо принадлежавших к числу тех, причину которых современная неврология видит во внушении или самовнушении; нынешние ученые именуют подобные болезни, которые можно вылечить сильным нервным потрясением или влиянием какого-либо талисмана, «суггестивными»[916]. Сходным образом и многие боли, вероятно, имели невропатическую природу и, следовательно, в большой степени зависели от игры «воображения» — в том смысле, какой вкладывали в это слово старинные авторы. Среди обладателей колец, по всей вероятности, находились такие, которые были обязаны полным прекращением или частичным облегчением своих страданий несокрушимой вере в силу королевского амулета. Вернемся, однако, к более древней, более яркой и более известной форме чуда — к исцелению золотушных посредством возложения рук.

В XVII столетии авторы, отстаивавшие сверхъестественный характер королевской власти, неоднократно протестовали против теории о том, что золотушные больные, удостоившиеся прикосновения священной королевской руки, были обязаны исцелением исключительно своему воображению. Обычно они ссылались в этом случае на малых детей, которые неспособны поддаваться внушению, так как неспособны понять суть происходящего; аргумент довольно весомый: в самом деле, как можем мы отрицать факты исцеления маленьких детей, если принимаем на веру факты исцеления взрослых, о которых располагаем свидетельствами ничуть не более надежными?[917] Однако главная причина, мешающая нам согласиться с психическим объяснением королевского чуда, иная. Лет пятьдесят назад, пожалуй, мало кто стал бы спорить с неврологами и психиатрами, ибо в ту пору сторонники Шарко и его школы охотно приписывали некоторым нервным расстройствами, именуемым «истерическими», способность порождать язвы и опухоли; логично было предположить, что болезни, имеющие подобную природу, и вылечиваются посредством нервного потрясения. Следующим шагом, естественно, становилось допущение, что многие из опухолей и чирьев, до которых дотрагивались короли при совершении обряда, только считались золотушными, а на самом деле были следствиями «истерии». Сегодня, однако, эта теория почти единодушно отвергнута учеными. Более тщательно проведенные исследования показали, что органические явления, источник которых прежде видели в истерии, во всех случаях, доступных систематическому наблюдению, объясняются либо симуляцией, либо заболеваниями, не имеющими никакого отношения к нервам[918]. Остается выяснить, способно ли внушение вылечивать собственно золотуху, то есть туберкулезный аденит и вообще