Говард Зинн - Народная история США: с 1492 года до наших дней
Дюбуа смотрел еще глубже. Он писал за несколько лет до появления работы В. И. Ленина «Империализм, как высшая стадия капитализма», в которой отмечена новая возможность передачи рабочему классу империалистической державы части награбленного. У. Дюбуа обратил внимание на парадокс великой «демократии» в Америке, где сосуществовали «усиливавшееся влияние аристократии и ненависть по отношению к темным расам». Он объяснил этот парадокс тем, что «белому рабочему предложили разделить прибыли от эксплуатации "китаёз и черномазых"». Да, уровень жизни простых граждан в Англии, во Франции, в Германии и Соединенных Штатах стал выше, чем был раньше. Но автор спрашивал: «Откуда же пришло это новое богатство?. Главным образом оно пришло из стран, жители которых имеют более темный цвет кожи, — из Азии и Африки, из Южной и Центральной Америки, Вест-Индии и с островов южных морей».
В объединении эксплуататоров и эксплуатируемых, в создании предохранительного клапана для взрывоопасных классовых конфликтов У. Дюбуа видел изобретательность капитализма. Он писал: «Это уже не просто короли торговли или аристократы-монополисты и даже не класс работодателей эксплуатируют весь мир: это нация, новая демократическая нация, состоящая из объединенного капитала и труда».
Соединенные Штаты соответствовали этой идее Дюбуа. Американский капитализм нуждался в международном соперничестве и периодических войнах для того, чтобы создать искусственную общность интересов богатых и бедных, которая бы оттеснила естественную общность интересов бедняков, проявлявшуюся в отдельных социальных движениях. Насколько понимали это отдельные предприниматели и государственные мужи? Трудно сказать. Однако их действия, даже неосознаваемые до конца, их инстинктивное стремление к самосохранению вписывались в данную схему. В 1917 г. это потребовало национального консенсуса по поводу отношения к войне.
Согласно традиционной точке зрения, правительство быстро преуспело в достижении этого согласия. Биограф Вудро Вильсона Артур Линк писал: «В конечном счете американская политика определялась президентом и общественным мнением». На самом деле в те времена не было никакого способа изучения общественного мнения, и нет убедительных свидетельств того, что народ хотел войны. Правительству пришлось потратить много сил для достижения консенсуса. Тот факт, что не наблюдалось стихийного желания воевать, подкрепляется рядом жестких мер, предпринятых властью: призывом молодежи, тщательно продуманной пропагандистской кампанией, охватившей всю страну, жестоким наказанием тех, кто отказывался становиться в строй.
Несмотря на воодушевляющие речи Вильсона о войне, которая «положит конец всем войнам» и «сделает мир безопасным для демократии», американцы не спешили записываться в армию. Требовался 1 млн мужчин, но за первые шесть недель после объявления войны нашлось лишь 73 тыс. добровольцев. Конгресс большинством голосов одобрил призыв.
Ветеран газетной журналистики Джордж Крил стал официальным правительственным пропагандистом войны. Для того чтобы убедить американцев в ее справедливом характере, он организовал Комитет общественной информации[164]. Комитет выделил средства на организацию выступлений 75 тыс. ораторов, которые произнесли 750 тыс. четырехминутных речей в 5 тыс. крупных и малых городов США. Это была массированная попытка расшевелить ленивую публику. В начале 1917 г. один из членов Национальной гражданской федерации жаловался на то, что «ни рабочие, ни фермеры» не проявляют «никакого интереса к усилиям лиг обороны и лиг безопасности или к другим движениям за национальную готовность».
На следующий день после объявления Конгрессом войны СПА собралась на чрезвычайный съезд в Сент-Луисе и объявила этот акт «преступлением против народа Соединенных Штатов». Летом 1917 г. организованные социалистами антивоенные митинги в Миннесоте собрали огромные толпы — 5 тыс., 10 тыс., 20 тыс. фермеров, протестовавших против войны, призыва в армию и спекуляций военного времени. Местная висконсинская газета из города Плимут «Ревью» писала о том, что «возможно, ни одна партия никогда не набирала силу с такой скоростью, как делает это сейчас Соцпартия». Газета сообщала также, что тысячи людей приходят «послушать ораторов-социалистов туда, где раньше сборище нескольких сот человек считалось внушительным собранием». Консервативная газета города Акрон (Огайо) «Бикон-джорнэл» писала, что «едва ли это заметили политические обозреватели… но если бы сейчас проходили выборы, мощная волна социализма захлестнула бы Средний Запад». По ее мнению, страна никогда еще «не участвовала в более непопулярной войне».
Во время муниципальных выборов 1917 г. социалисты добились существенных успехов, несмотря на шквал пропаганды и патриотической риторики. Их кандидат на пост мэра Нью-Йорка Моррис Хилквит собрал 22 % голосов, что в 5 раз превышало процент голосов, которые социалисты обычно получали в этом городе. Десять членов СПА были избраны в легислатуру штата Нью-Йорк. В Чикаго число проголосовавших за партию увеличилось с 3,6 % в 1915 г. до 34,7 % в 1917 г. В Буффало этот показатель возрос с 2,6 до 30,2.
Дж. Крил и правительство стояли за созданием Американского альянса за труд и демократию[165], президентом которого являлся Сэмюэл Гомперс. Целью организации было достижение «единства чувств нации» в поддержку войны. Отделения Альянса имелись в 164 городах: в их работе участвовали многие лидеры рабочего движения. Вместе с тем, по мнению Дж. Вейнстейна, деятельность этой организации не приносила плодов: «Поддержка войны так и не вызвала энтузиазма у простых рабочих…» И несмотря на то что некоторые видные социалисты, в том числе Джек Лондон, Эптон Синклер, Кларенс Дэрроу, стали придерживаться провоенной позиции после вступления США в конфликт, большинство их соратников продолжали оставаться в оппозиции.
В июне 1917 г. Конгресс принял, а Вильсон подписал Закон о шпионаже. Исходя из названия, можно предположить, что Закон был направлен против шпионов. Однако одно из его положений предусматривало наказание вплоть до 20 лет лишения свободы «любому, кто в условиях ведения Соединенными Штатами войны преднамеренно провоцирует или попытается провоцировать акты неподчинения, предательства, мятежа или отказа от несения службы в Вооруженных силах или Военно-морском флоте Соединенных Штатов, или будет сознательно препятствовать вербовке и записи на службу в Вооруженные силы США…». Не имея представления о природе государства, было бы трудно себе представить, как будет применяться Закон о шпионаже. В нем даже содержалось положение о том, что «ничто из сказанного в данном разделе не должно интерпретироваться как ограничение… каких-либо обсуждений, высказываний или критики действий или политики правительства…». Но его двойное толкование скрывало истинную цель. Закон о шпионаже использовался для того, чтобы заключать в тюрьму американцев, устно или письменно выступавших против войны.
Спустя два месяца после принятия Закона социалист Чарлз Шенк был арестован в Филадельфии за изготовление и распространение 15 тыс. листовок, осуждавших законодательство о призыве в армию и войну. В листовке приводилось положение 13-й Поправки к Конституции США по поводу «подневольного услужения» и говорилось, что Закон о призыве нарушает ее. Кроме того, отмечалось, что призыв — это «чудовищное деяние, направленное против человечества, в интересах финансистов с Уолл-стрита», а также было сказано: «Не поддавайтесь угрозам».
Шенку предъявили обвинения. Его судили, признали виновным и приговорили к шестимесячному тюремному заключению за нарушение Закона о шпионаже. (В дальнейшем это оказался один их наиболее коротких сроков лишения свободы в подобных делах.) Шенк подал апелляцию, в которой утверждал, что Закон, по которому преследуется написанное и высказанное, нарушает 1-ю Поправку к Конституции, гласящую: «Конгресс не должен издавать ни одного закона… ограничивающего свободу слова или печати…»
Верховный суд США вынес единодушное решение, которое подготовил член Суда — либерал Оливер Уэнделл Холмс. Он резюмировал содержание листовки и сказал, что она, без сомнения, направлена на то, чтобы «препятствовать» выполнению Закона о призыве. Находился ли Шенк под защитой 1-й Поправки? Холмс так отвечал на этот вопрос:
Никакой, даже самый строгий закон, защищающий свободу слова, не сможет защитить человека, который умышленно крикнет: «Пожар!» — в переполненном театре и вызовет панику… В каждом отдельном случае вопрос заключается в том, были ли использованные слова высказаны в тех обстоятельствах, и были ли они таковы, чтобы создать явную и непосредственную угрозу, и вызовут ли они то реальное зло, которое Конгресс имеет право предотвратить.
