Мурад Аджи - Без Вечного Синего Неба. Очерки нашей истории
Один из самых вопиющий примеров – знаменитый Константинов дар, или Дарение Константина.
(29) После смерти Грозного Москву стали подталкивать к более решительным действиям на Кавказе (1584–1587). Поводом для этого послужило слезное обращение правителя Кахетии к царю Федору. Он умолял «единоверных братьев россиян» взять его под защиту вместе с зятем, правившим в Картли. При этом конфликт выстраивали очень тонко. В войну втягивали не только Москву, но одновременно достигали раздора между шавкалом (шамхалом) – дагестанским правителем и аварским ханом.
А после смерти Федора проблемы Кавказа перешли к Борису Годунову. К 1604 г. россияне заняли столицу шамхала Тарки. И кровь полилась уже рекой. Меньше года оставалось до событий, которые получили название Смута. [Карамзин. Т. X. С. 38–42; Т. XI. С. 35–42.]
(30) О святом Георгии я подробно рассказываю в книге «Европа. Тюрки. Великая Степь» в приложении «У родника святого Георгия».
(31) Впрочем, чему удивляться. Достаточно вспомнить единоверца россиян правителя Иверии Александра. Один его сын Юрий был христианином, другой – Константин – принял в самом начале XVII в. мусульманство. Политика теперь определяла поступки правителей и народов, подвластных им. [Карамзин. Т. XI. С. 38–39.]
(32) О Дж. Боэтти и Т. Лапинском читайте: Литвинов Н. Д., Литвинова А. Н. С. 39–41, 347.
(33) Здесь очень интересны наблюдения профессионального разведчика барона Ф. Ф. Торнау, выполнявшего секретную миссию на Кавказе в XIX в. По его наблюдениям, новообращенные мусульмане так и не отказались от старых обрядов. «Христиане и магометане праздновали вместе Рождество Христово, Св. Пасху, Духов день, Джуму и Байрам и постились в Рамазан и Великий пост для того, чтобы не давать друг другу соблазна», – сообщает разведчик. Цит. по: Литвинов Н.Д., Литвинова А. Н. С. 71.
(34) Считается, что армию Максенция разбил его соправитель Константин. Он властвовал в Галлии и пришел якобы со своим войском с берегов Рейна, что, по-моему, противоречит здравому смыслу. Решающую роль в сражении сыграла «варварская» конница. Об истории создания конных отрядов в римской армии, о традиции привлекать на службу «варваров-всадников», об этническом составе римского войска я рассказал в книге «Тюрки и мир: сокровенная история».
Здесь же только отмечу, что благодаря тюркским всадникам Константину удалось одержать победу над Максенцием. Правда, Гиббон пишет: вооружение и организация конницы Рима были тоже заимствованы «от восточных народов», что спорно. Кони тогда были экзотикой в Европе, их считали на штуки. Следовательно, не о заимствовании идет речь, а о найме. [Гиббон Э. Т. I. С. 400–404.]
(35) Об имени Курбат и его происхождении см.: Чичуров И.С. С. 112–113, прим. 267.
(36) Я не одинок в своих оценках поступков Скандербега (Скандерберга). Гиббон тоже не понимает мотивов измены: «Если Скандерберг уже давно питал в себе верования христианские и намерение восстать против султана, то всякий честный человек осудит низкое притворство, которое служило орудием только для измены, давало обещания только для того, чтобы их не исполнять, и много содействовало мирской и духовной гибели (выделено мною. – М. А.) стольких тысяч его несчастных собратьев». [Гиббон Э. Т. VII. С. 188.]
(37) Скандербег получал «денежную помощь из церковного фонда на пользу крестоносцев». [Егер О. С. 571.]
(38) «Вся эта страна от западной стороны того моря, где находятся Железные ворота Александра и горы аланов, до Северного океана и болот Меотиды, где начинается Танаид, обычно называлась Албанией», – писал Рубрук. Железные, или Каспийские, ворота – узкий проход в Юго-Восточном Дагестане, между восточным отрогом Большого Кавказа и Каспийским морем, в районе г. Дербента. Марко Поло подробно рассказывает о споре ханов Хулагу и Берке за обладание землями Кавказской Албании. [Рубрук. 1997. С. 116; Поло. 1997. С. 204, 406, прим. 39, 370–375, 427, прим. 462, 463.]
(39) Поводом для такого заключения послужило неумение армянского автора считаться с реальными фактами. «А его (Хоренского. – М. А.) близкое знакомство с местной жизнью, его страсти и предрассудки обнаруживают в нем местного уроженца и современника», – пишет Гиббон. И предостерегает читателя: «Эти историки смешивают самостоятельные факты, повторяют рассказ об одних и тех же событиях и верят очень странным фактам, поэтому ими следует пользоваться с недоверием и осторожностью». [Гиббон. Т. III. С. 356, прим. 85; С. 87, прим. 136.]
Этот совет Гиббона я вспоминаю всякий раз, когда прибегаю к помощи письменных источников. Как показывает практика, нет ничего более ненадежного, чем «свидетельства очевидцев, дошедшие из глубины веков». Их надо проверять и перепроверять неоднократно. Сводить науку историю лишь к источниковедению значит резко сужать кругозор.
(40) Помня о массовом уничтожении рукописей, иными глазами читаешь Гиббона. «Слабые зачатки греческой учености, которые старался развивать Петрарка и которые насадил Боккаччо, скоро рассеялись по ветру и исчезли… а новое неугасаемое пламя снова зажглось в Италии не прежде конца XIV столетия», – пишет историк, рассказывая о «восстановлении» изучения греческой литературы. Он сообщает интересные подробности распространения «древнегреческих» произведений: «Книгопечатный станок римского уроженца Альда Мануция был поставлен в Венеции около 1494 года; Альд напечатал более шестидесяти значительных произведений греческой литературы, из которых почти все появлялись в свет в первый раз (выделено мною. – М. А.). Первая греческая книга Грамматика Константина Ласкариса была напечатана в Милане в 1476 году… произведения Гомера были изданы в 1488 году во Флоренции». [Гиббон. Т. VII. С. 167, 172–173, прим. 117.]
Где же веками хранились «оригиналы» сгоревших рукописей, с которых печатали «греческие» книги? И были ли они? Вопросы не лишние. Особенно когда знаешь, что в Средневековье подделывались даже древние церковные документы, включая знаменитое Дарение Константина.
(41) Здесь хотел бы познакомить читателя с гипотезой, настаивать на которой не могу, не имею права. Речь идет об исламе, точнее, о первой искре, с которой начался свет ислама. Похоже, ее высекли в Кавказской Албании, утверждать так позволяет ряд косвенных данных. Это и третья сура Корана, где упомянута пещера Асхабу-Каф. Это и мусульманское имя Кавказкой Албании – Арран. Тюркский корень топонима очевиден, «ведущий начало от прекрасного», или, что убедительнее – «святыня», «святое место».
Если помнить, что Коран и обряд при пророке были на тюркском языке, то другого места их появления, кроме Аррана, быть не могло. Как-никак интеллектуальный центр Востока. Разве нет? Это мнение усиливает этноним «араб», который появился в те годы… Над всем этим предстоит крепко подумать, зацепка есть. Но интерес арабов к Дербенту и Кавказской Албании имел очень серьезные причины.
(42) Замечу, Успенского трудно упрекнуть в симпатиях к тюркам. Порой он и не скрывает своего враждебного отношения к их политике. Но как честный исследователь Успенский не мог не заметить явной тенденциозности российских историков в освещении Восточного вопроса. Об этих работах он замечает: «Мы не можем не остановиться в крайнем смущении перед их односторонностью и – что особенно важно – отсутствием в них реального содержания. Наши построения в большинстве проникнуты заботами дать такое определение, которое бы наиболее подходило к западному (здесь и далее выделено мною. – М. А.) и в котором бы русский государственный интерес старательно был покрыт совершенно для него враждебными тенденциями великих европейских держав». [Успенский Ф. И. История Византийской империи XI–XV вв. Восточный вопрос. С. 655.]
(43) И восстание Скандербега, давшее рождение Балканской Албании, идеально соответствует этой версии: там было так же, как потом на Кавказе. События протекали по той же схеме. В инструкциях Рима конца XVI в. четко прописана роль албан в решении Восточного вопроса. Папскому послу предписывалось «войти в сношения с албанцами и всячески готовить их к движению». Балканам, чей народ имел тюркское прошлое, отводилась неприглядная роль, инструкция предписывала: «Не следует доверять этим народам тайну высокой важности, пока не получится точных данных о расположениях (имеется в виду «предпочтениях». – М. А.) их. Нелегко отвлечь их от необходимости стоять под турецкими знаменами». Только после сбора разведданных следовало приступить к следующему этапу – диверсиям. [Успенский Ф. И. История Византийской империи XI–XV вв. Восточный вопрос. С. 677–685.]
