Борис Соколов - Иосиф Сталин – беспощадный созидатель
По характеру того материала, который Зюзь-Яковенко собирался сообщить Ворошилову и членам Военного Совета, видно, речь шла всего лишь о разговорах с критикой коллективизации. Очевидно, Зюзь-Яковенко и другие военные опасались, что нарком припомнит им многие подобные разговоры, в которых они участвовали и в ходе которых, вероятно, критиковали не только Ворошилова, но и самого Сталина. Однако от разговоров с критикой Сталина до военного заговора против него – дистанция огромного размера.
По мнению С.Т. Минакова, «в разговорах и обсуждениях вопроса об отставке К. Ворошилова, т. е. в «заговоре», так или иначе, принимали участие: М. Тухачевский, Я. Гамарник, И. Якир, И. Уборевич, А. Корк, В. Путна, В. Примаков, С. Каменев, В. Левичев, Б. Фельдман, И. Кутяков, И. Гарькавый, возможно, М. Василенко, С. Савицкий и И. Смолин. Инициативу в объединении всех указанных выше лиц проявлял Б. Фельдман. От участия в «заговоре» отказался М. Тухачевский, возможно А. Корк и С. Каменев, а И. Кутяков, судя по всему, лишь принял обращение к сведению. Однако, поскольку они не сообщили о «заговоре» в вышестоящие партийные, военные и правительственные инстанции, то тоже считались его участниками».
На самом деле нет никаких данных, что Тухачевский отказался от идеи смещения Ворошилова, равно как и то, что противники Ворошилова хотели видеть вместо него не Тухачевского, а кого-либо другого. Заметим, что в тех условиях заменить маршала Ворошилова на посту наркома мог только другой маршал. А в иерархии вслед за Ворошиловым стоял Тухачевский, как первый заместитель наркома обороны, стоявший в иерархии выше другого первого заместителя, начальника Генштаба А.И. Егорова. Из пяти тогдашних маршалов только он и Егоров в годы гражданской войны командовали фронтами. Но Егоров считался полководцем, который жил реалиями гражданской войны, и для руководства современной армией не годился.
Как мог окончиться неподготовленный заговор, хорошо показал тот же С.Т. Минаков, описавший «случай, имевший место 5 августа 1934 г., когда начальник артиллерийского дивизиона Осоавиахима А.С. Нахаев ввел отряд курсантов, проходивших военную подготовку в лагерях, в расположение казарм 2-го стрелкового полка Московской Пролетарской стрелковой дивизии, дислоцированной почти в центре Москвы, и обратился к ним с речью. Ее содержание в пересказе свидетелей было приблизительно таковым:
«Мы воевали в 14-м и 17-м годах. Мы завоевали фабрики, заводы и земли рабочим и крестьянам, но они ничего не получили. Все находится в руках государства, и кучка людей управляет этим государством. Государство порабощает рабочих и крестьян. Нет свободы слова, страной правят семиты. Товарищи рабочие, где ваши фабрики, которые вам обещали в 1917 году; товарищи крестьяне, где ваши земли, которые вам обещали? Долой старое руководство, да здравствует новая революция, да здравствует новое правительство».
Поскольку курсанты были без оружия, после своей речи Нахаев отдал приказ занять караульное помещение полка и захватить находившееся там оружие. Правда, никто этот приказ выполнять не стал. Нахаева тут же арестовали. Его признали психически неуравновешенным человеком, что, в общем, соответствовало действительности. Его выступление выглядело бессмысленным. Очевидно, он и сам это понимал, поскольку намерен был тут же покончить самоубийством, запасшись для этого ядом. Однако не успел исполнить свое намерение из-за стремительного ареста. И руководство ОГПУ решило, что никакого заговора тут не было.
Кстати сказать, именно Тухачевский был одним из тех, кто добивался смещения А.И. Корка с поста начальника Московского военного округа, что и произошло 5 сентября 1935 г. Среди прочего, ему инкриминировали и инцидент с Нахаевым. Выступая на итоговом заседании Военного совета при наркоме обороны СССР 9 декабря 1935 года, Тухачевский стремился доказать, что Корка сняли правильно: «Из всех округов, которые я видел, Московский округ самый худший, это совершенно бесспорно и безоговорочно. Московский округ несравненно хуже Украинского округа и Ленинградского округа. Так как Август Иванович Корк и т. Кулик находятся здесь, то при них можно говорить и неприятные вещи».
Не приходится сомневаться, что если бы Тухачевский действительно замышлял военный переворот, он постарался бы любой ценой сохранить близкого себе Корка во главе столичного округа. Тем более что сменил Корка Б.С. Горбачев, из «конармейцев» (последнее обстоятельство не спасло Горбачева от ареста и казни в 1937 году). Заметим также, что в момент ареста и казни Тухачевского Московским военным округом командовал И.П. Белов, который, хотя и не был «конармейцем», но от Тухачевского был весьма далек и никогда не служил под его началом. Так что если Тухачевский действительно готовил заговор в 1937 году, он почему-то не озаботился тем, чтобы иметь во главе МВО своего человека, а для успеха любого переворота этот пост играл ключевую роль.
С.Т. Минаков утверждает: «Несомненно, в периоды политических кризисов в СССР Тухачевский, возможно, ждал «народного призыва», обращенного к нему как к «спасителю Отечества», – это и было то самое «ожидание власти». В этом-то и была его гибельная ошибка». Однако нет никаких документов или собственных свидетельств Тухачевского о том, что он ждал «народного призыва» и мечтал стать новым российским императором, вроде Наполеона и что он вообще был настолько наивен, что был готов полагаться на народный призыв. Он прекрасно понимал, как такого рода призывы организуются.
Минаков убежден, что «политическое значение Тухачевского сохранялось, а в 1935–1936 гг., пожалуй, и значительно возросло из-за его популярности на Западе. Для Запада это была единственная приемлемая политическая фигура в качестве альтернативной не только Сталину, но и вообще «большевизму». Он считался единственным настоящим «небольшевиком» в «большевистской России». Для кого-то он был «русским Наполеоном», для кого-то – «русским Монком», для кого-то – «русским Муссолини», но только с этой личностью, как полагали в СССР, и как было, в общем-то, и на самом деле, на Западе могли связывать надежды на реальное политическое перерождение «русского коммунизма», его скорое или постепенное уничтожение. Его считали карьеристом, политическим оппортунистом и некоммунистом».
Однако подобное мнение базируется исключительно на оценке личности Тухачевского, бытовавшей в среде русской эмиграции. Но эти оценки совершенно не обязательно совпадали с оценками, которые давали Тухачевскому западные политики, чьи мнения различались в зависимости от политической ориентации. Русская эмиграция никакого влияния на европейские правительства не имела. Нет данных, что правительство какой-либо из европейских держав рассматривало Тухачевского как желательного кандидата в диктаторы России. Кроме того, далеко не все европейские правительства, равно как и правительства Японии и США, считали необходимым отстранение большевиков от власти.
Предположение Минакова, будто во время зарубежной поездки Тухачевского в январе 1936 года со стороны Сталина «расчет был на использование Тухачевским своих личных знакомств в русском Белом зарубежье, чтобы с их помощью выйти на контакты с правительственными кругами Германии, с Гитлером», представляется совершенно фантастическим. Знакомых в кругах РОВСа у Тухачевского не было, и из эмигрантов вряд ли кто согласился бы с ним встречаться – подавляющее большинство белых офицеров считали его предателем. И устроить Тухачевскому встречу с Гитлером эмигранты никак не могли. В свое время фюрер даже с генералом А.А. Власовым отказался встречаться. А официально такая встреча была немыслима даже по чисто протокольным соображениям. Заместитель наркома обороны максимум мог встречаться с военным министром, но уж никак не с рейхсканцлером.
Минаков считает, что сведения о подготовке свержения Сталина группой генералов во главе с Тухачевским с целью установления «национальной диктатуры», распространявшиеся в эмигрантской печати, не поддаются проверке. На самом деле проверку можно провести, постаравшись дать ответ на вопрос, действительно ли Тухачевский и его товарищи готовили переворот. Делать же выводы о том, что заговор существовал, на основе одних только эмигрантских источников – дело неблагодарное. Там схема противостояния Тухачевского и большевиков, Тухачевского и Сталина существовала с первых лет после окончания гражданской войны и порождалась извечным русским стремлением выдать желаемое за действительное.
Важным представляется вывод Минакова о том, что в статье некоего Алексеева, появившейся в парижской газете «Возрождение» 13 февраля 1936 г., «Тухачевский был представлен «троцкистом, зиновьевцем и давним агентом германского Генштаба». Весь «букет» будущих обвинений Тухачевского, открыто прозвучавших на судебных процессах 1937–1938 гг., был налицо». Но вот другой вывод – «дискредитация Тухачевского посредством статьи Алексеева косвенно указывает на то, что сделано это было с санкции Сталина». Этот вывод представляется сомнительным. Алексеев мог в равной мере как основывать свою статью о Тухачевском на материале, полученном от Скоблина, так и прийти к аналогичным умозаключениям самостоятельно. Февраль 1936 года выглядит слишком ранней датой для начала кампании по ликвидации Тухачевского. В апреле 1936 года его повысили до 1-го заместителя наркома обороны – второго человека в военной иерархии после Ворошилова. Но здесь была существенная разница с положением Фрунзе в 1924 году. Тогда Михаил Васильевич был уже намечен в качестве замены Троцкому, и его не только сделали заместителем наркомвоенмора, но и ввели кандидатом в члены в Политбюро, т. е. сделали политическим вождем. Тухачевского же делать политическим вождем Сталин явно не собирался, а значит, и Ворошилова убирать из наркомов не планировал.
