Казимир Валишевский - Петр Великий
Пустившись в плавание по бурным волнам Белого моря на яхте, наскоро выстроенной на астраханских верфях, только что созданных, Петр подвергся сам и подверг своих спутников большой опасности. Прибегнув к содействию голландских кораблестроителей, он уже обладал в 1694 году тремя судами: кораблями, одинаково пригодными для двух целей – военной и торговой, выстроенными по типу, выработанному первыми судохозяевами из опасения волжских разбойников и надолго сохранившемуся в отечественном судостроительстве; но эта эскадра являлась просто забавой, и молодой государь понимал это настолько хорошо, что в 1695 году неожиданно бросил свой северный порт и все старания, там потраченные, а также увеселительные прогулки. Он снова возвратился к тихим водам Яузы, где прежде всего обнаружились его мореплавательные фантазии. Там он принялся, взяв за образец остов голландской галеры, привезенной к месту строительства на санях, за подготовление флотилии, перевезенной затем – все сухим путем – в Воронеж, спустившейся по Днепру и содействовавшей взятию Азова.
Нам уже пришлось говорить о сомнительном успехе этой второй попытки. В следующем году военная флотилия, в свою очередь, оказалась в ряду игрушек, переставших нравиться. Теперь Петр стремился прежде всего иметь торговый флот, и, верный своей манере добиваться намеченной цели, он допускал возможность приобрести его сразу, превратив свое желание в повеление и прибегнув к властным приемам. 4 ноября 1696 года, собрав в Преображенском совет, он решил, что все собственники, миряне и духовенство, обладающие сотней домов и больше, должны были в течение месяца явиться в Москву в поместный приказ для корабельной раскладки, кому с кем быть в кумпанстве для постройки торговых судов. Архимандриты, владевшие недвижимостью в монастырских имениях, не составляли исключения, и патриарх обязан был соорудить два пятидесятипушечных фрегата! Количество снаряженных таким образом судов также было определено. Их приказано было выстроить восемьдесят, а еще восемьдесят государство предполагало построить на своих верфях. Их формы и вооружение были также точно обозначены.
Постройка должна была окончиться в два года. Смертная казнь для запоздавших! Все повиновались, и к назначенному сроку все было готово; только 20 апреля 1700 года вышел новый указ, повелевавший упразднить кумпанства, исполнившие волю государя, сорганизовавшиеся и создавшие флот, но положительно не умевшие им пользоваться.
Вся эта громадная затрата времени, энергии и денег снова привела лишь к морской демонстрации, имевшей, однако, известное значение. В августе 1699 года русский корабль переплыл Черное море и вошел в Константинопольский рейд, конечно, с мирными намерениями, доставив двух царских уполномоченных, имевших поручение приступить к заключению окончательного договора. Но все же появление корабля вызвало сильнейшее волнение среди турок. Дипломатические аргументы, просьбы и угрозы – все было пущено в ход, чтобы преградить дорогу этому посетителю. Но Петр настоял на своем. И, в сущности, такой демонстративный характер остался связанным со всей будущностью русского военного флота. Он действовал и достигал цели главным образом нравственным воздействием. Что касается донской флотилии, засевшей в Воронеже благодаря мелководью Дона, ей нельзя было воспользоваться в 1711 году при возобновлении враждебных действий с Турцией. После же потери Азова она сделалась совершенно неприменимой. Часть ее была уступлена тем же туркам, а остальная предоставлена разрушению.
Более серьезным казалось создание северного флота, вызванное войной со Швецией. Первые шаги его были геройскими. Захваченные шведами и принужденные служить лоцманами при нападении на Архангельск, в июне 1701 года два русских матроса, Иван Рябов и Дмитрий Боринов, привели неприятельские корабли под крепостные пушки, где те были разбиты и взяты в плен. Избитые, герои притворились мертвыми и наконец все-таки спаслись. Затем последовало несколько удачных сражений на Ладожском озере, обладание которым осталось за русскими. В 1703 году, после победы у устья Невы, в Олонецке на Олонке были устроены кораблестроительные верфи. Год спустя было основано С.-Петербургское адмиралтейство, а при взятии Дерпта и Нарвы молодой балтийский флот уже помогал в перевозке войск и провианта. В 1705 году он отразил нападение шведов на остров Котлин, в 1706 году захватил в плен под стенами Выборга большое шведское судно, в 1710 году принимал участие во взятии Выборга. Но все-таки еще Финский залив, державший в осадном положении все побережье Балтийского моря, оставался в руках Швеции. Одно только численное превосходство ее войска обеспечивало ей такое выгодное положение. Правда, уже в 1701 году, при свидании с Августом в Биржах, Петр похвалялся своему царственному другу, что обладает восемьюдесятью шестидесяти– и восьмидесятипушечными кораблями, из которых один, построенный по его собственному чертежу, называется «Божье Предвидение». «У этого корабля на носу находится изображение св. Петра; над аллегорическим изображением, также нарисованным самим Петром, лодка, на которой дети пускаются плавать по морю». Петр, бесспорно, составлял чертежи и рисунки, но эскадра, с которой двенадцать лет спустя он предпринял победоносную осаду Гельсингфорса и Боргё, состояла всего из семи линейных кораблей и четырех фрегатов, из числа которых три корабля и два фрегата были куплены за границей.
Эта самая эскадра, сопровождавшая флотилию из двухсот галер и других мелких суденышек, участвовала в первой значительной морской победе, какой могут гордиться летописи русского флота, – в сражении при Гангуде (Ганго-Удд), где 25 июля 1714 года шведский адмирал Эреншёльд отдал свою шпагу Петру Михайлову. Эскадра опустошила в 1719 году берега Швеции, а в 1721 году, дозволив генералу Лесси совершить высадку на шведский берег, сильно содействовала ускорению Ништадтского мира. Но победоносными делали эти выступления, по большей части сохранявшие характер демонстраций, численность и качество войск, находившихся на флотилии. Так, Апраксин имел при себе в 1719 году двадцать семь тысяч человек пехоты. Битвы, происходившие неизменно в очень близком соседстве от берегов, тоже не были похожи на настоящие морские сражения. Там господствовал элемент сухопутный и обеспечивал успех.
В общем, как с точки зрения военной, так и с точки зрения торговой, Петр приложил много бесплодных стараний, чтобы обратить русский народ в мореплавателей. Жители обширного пространства, окаймленного морями, далеко не гостеприимными, не были виноваты, что не сумели приспособиться к фантазии своего царя. В торговом отношении Россия до сих пор остается данницей иностранных флотов. Военный флот Дона со своими подражаниями галерам голландским, английским, венецианским оказался затеей дорогой и неудачной. Необходимость уменьшить осадку даже не позволила воспроизвести основные мореходные качества взятых образцов. Благодаря более благоприятным местным условиям и опыту, приобретенному государем, его северные верфи удались лучше. Они даже внушили некоторое беспокойство Англии, однако, как доказали последствия, забившей тревогу слишком рано. Неумеренность и поспешность – два недостатка, свойственные всем созданиям великого мужа, – здесь, как и в других случаях, помешали успеху стараний. Лес, употребленный в дело, был слишком сыр, оснастка плохого качества, матросы не были обучены. Течь, потеря мачт, неопытность и неподготовленность команды, наскоро набранной, уносимой болезнями, – ежедневные явления в истории Петровского флота. Число судов всякого рода, линейных кораблей, фрегатов или галер, построенных в эпоху великого царствования, достигало почти тысячи; но когда в 1734 году, девять лет спустя после смерти Петра, для предполагаемой осады Штеттина понадобились их услуги, то налицо с трудом оказалось пятнадцать, способных держаться на воде, и ни одного офицера, чтобы ими командовать.
Петр пошел слишком быстрыми шагами, а главное, хотел зайти слишком далеко. Создать в России флот было прекрасной мыслью, превратить Россию в Голландию – безрассудным намерением. Учреждая в двадцати пяти местах своей империи, иногда очень далеких от моря, верфи, последовательно заброшенные, заменяя канцелярию мореплавательных сооружений во Владимире адмиралтейской канцелярией в Москве, причем оба пункта находятся от моря на расстоянии более шестисот километров, Петр придал своему созданию характер искусственности, сохранившейся и по сие время. Перенесенные позднее в С.-Петербург вместе с канцелярией военного флота (1712 г.), сосредоточенные окончательно в новой столице совместно с коллегией адмиралтейства (1719 г.) предприятия могут показаться предназначенными главным образом для доставления царю развлечения и иллюзии. Без сомнения, они содействовали если не обоснованности, то предоставлению некоторых веских аргументов оппозиции, с какой пришлось столкнуться всей деятельности Преобразователя, к чему мы вернемся в заключении.
