Екатерина Вторая - Екатерина Вторая и Г. А. Потемкин. Личная переписка (1769-1791)
Поздравляю тебя с сегодняшним праздником и с сей победою. Разрешил нас Бог от бремени, и обрадовал тебя Чичагов еще раз8, как видишь. Вчерась в день Полтавской баталии был у меня здесь молебен, а в воскресение поеду в город, и будет молебен в морской церкви у Николая Чудотворца.
Прощай, Бог с тобою. Сказывают, будто пруссаки с первого июля вступят в поход, о чем такожде тебя извещаю: чрез Курляндию хотят идти к Риге, а Король уже давно в Бреславле, и переговоры доныне еще идут в Рейхенбахе9.
Июня 28 ч., 1790
Корнет твой обрадовался твоей присылке и продолжает непрерывно по-прежнему свое похвальное поведение.
1061. Екатерина II — Г.А. Потемкину
Друг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Вчерась я ездила в город для приношения Богу благодарения за победу, одержанную при выходе шведского флота из Выборгской бухты. Доднесь никто у нас не ведает, куда девался Король Шведский. Странно, что и из-за границ выходящие дезертиры о сем ничего не ведают, а пленные шведы, на сем сражении взятые, его клянут и проклинают, и дух их даже до того обращен в нашу сторону, что своих не слушали, а наши что велят — исполняют непрекословно.
Сего утра получила твои письма из Кокотени от 18 и 23 июня. Вижу я из оных, что полномочные из Царяграда после Байрама отправятся1, но берегись, чтоб не проехали мимо тебя в Рейхенбах в Силезию, на мнимый конгресс Короля Прусского, где он старается трактовать и нам законы предписать, либо поставить посреди пяти огней. Союзник, каков ни есть, но без него еще тяжелее быть может, ибо законы принять от Прусского Короля мне не сродно, а России — еще менее2. Что Кобург плох, сие довольно известно. Не будет нам покоя, пока Прусский Король не будет бит, и надобно необходимо промышлять — чем.
Теперь, мой друг, сам пишешь, каково тебе безпокойно было, не имев известия от нас. Разсуди сам, каково мне, когда не имею недели по три и по четыре писем от тебя. Я не знаю, как по сю пору силы достало, однако доныне я здорова и жалею очень, что ты жалуе[шь]ся на слабость. Молю Бога да укрепит тя. Что пишешь о своем корнете и его брате, его совершенно успокоит, и он будет весьма благодарен в безпорочности сердца своего, которое без каверзы совершенно. Прости, мой друг любезный, Бог с тобою.
Июля 1 ч., 1790 г.
1062. Г. А. Потемкин — Екатерине II
Кокотени. 9 июля [1790]
Матушка Всемилостивейшая Государыня. С праздником возшествия общим, а паче моим, поздравляю из чувствительности сердца. Я сей день и после несколько был в худом здоровье, теперь становится полегче.
Отправление изготовлено было, но, получа известие из Белграда, что от устий Дуная слышна была в море пушечная пальба, остановил отправление в ожидании верного известия, которое вчерашнего дни получил, что флот неприятельский показался у берегов Тавриды против Тарханова кута, откуда спустился к Севастополю и потом склонился на юг; шел он от берегов верстах в 20, северным ветром, который нашему флоту для выходу противен. Лишь будет возможно, Адмирал Ушаков пойдет его искать. Я сужу, что он клонится к Синопу, а оттоль к Еникольскому проливу ради предположенного десанта. Я своим предписал на суше и на море сражаться мужественно. Молю Бога да поможет.
Полки все в движении к своим назначениям, но больных много. Жары были сильны, а теперь дожди проливные и холодно.
Король Венгерский трактует с Королем Прусским. Что бы они не оставили нас одних в игре, ибо ничего сюда не сообщают1. В Польше ожесточаются день от дня противу пруссаков. Нужен, матушка, Булгаков быть там.
Посылаю ярмящинок турецких.[435] Вы жаловали носить их летом. Простите, матушка родная, цалую ручки Ваши и по смерть непоколебимо
вернейший и благодарнейший
подданный
Князь Потемкин Таврический
1063. Г. А. Потемкин — Екатерине II
Всемилостивейшая Государыня!
Получил я от посла нашего из Вены копию с его донесений к Вашему Императорскому Величеству отправленных. Но он не знал, что делалось: у австрийцев с Прусским Королем уже слажено было, как изволите усмотреть из записки моего корреспондента1. Такового же содержания получил я и из Польши, которое сверх сего гласит, что войски польские, бывшие в Дубне противу австрийцев, получили повеление иттить к нашей границе, по слуху, что в Киеве войски умножаются. Бывший в Царыраде интернунцием барон Герберт прибыл на конгресс в Букарешт и будто явится у меня. Но все сие без предуведомления меня. Принц Кобург потерял совсем голову, а войско без всякой к нему доверенности. Я подвинул Генерала Суворова по дороге к Букарешту в 5 маршей от оных, а потом на 4, хотя сие во многом разстраивает пользу дел Вашего Императорского Величества2.
В Измаиле, Браилове и Килии неприятель усиливается, а паче в Анапе. Флотилии их большая часть лежит в устьях Дуная.
Вашего Императорского Величества
вернейший и благодарный подданный
Князь Потемкин Таврический
13 июля 1790. Копоу
1064. Г. А. Потемкин — Екатерине II
[13 июля 1790]
Матушка Государыня. Не сумневайтесь, Бога ради, чтоб я пошел в чем-нибудь противу союзников. Я не люблю коварства, однако же не буду причиною остуды и напротив надеюся правотою своею заставить их платить и мне тем же. Мне очень грустно оттого, что мне показалось в Вас в сей материи некоторое сумнение.
Будьте уверены и надейтесь на меня.
1065. Екатерина II — Г.А. Потемкину
Благодарствую, друг мой любезный Князь Григорий Александрович, за твое поздравление с прошедшим праздником возшествия моего и за чувства, при том изъясненными. Я ведаю, что оне чистосердечны. Жалею, что здоровье твое не по моему желанию. Дай Боже, чтоб турки нашим флотом от предприятья на Тавриду отражены были, подобно как шведы при выходе из Выборгской бухты1, о чем, думаю, что ты вскоре по отправлении твоих писем от 5 июля2 получил отселе уведомление. Но после сей прямо славной победы, шесть дней [спустя], последовало нещастное дело с гребной флотилиею, которое мне столь прискорбно, что после разнесения Черноморского флота бурею при начатии нынешней войны, ничто столько сердце мое не сокрушило, как сие3. Описание увидишь из посланных бумаг; пуще всего — великая потеря в людях. Не унывая в сем нещастии и замыкая печаль горькую в сердце моем, я стараюсь, чтоб общему делу возвратить поверхность, колико можно. Вижу из твоих писем, что полки в движении, но что (при лутчем присмотре) больных много. Вы жалуетеся, что у Вас были жары сильны, а здесь от самой весны ни единого дня теплого еще не было, а все холодно, так что окошек нельзя открыть. Я думаю, что Король Венгерский старается протягивать негоциации. Булгаков поехал в Польшу и более двух недель на Москве и в Белоруссии не проживет.
Благодарствую за присланные ко мне материи. Платье из них заказала шить во ожидании теплого времени; по числам — каникулы, но по погоде — самый сентябрь: дожди и ветры с моря почти непрерывные.
О переформировании здешних полков и морских баталионов я тебе скажу, что теперешнее время неудобно: здесь войска мало, и к зиме великий некомплект окажется. Подобные распоряжения лучше делать в мирное время. О егерском корпусе Финляндском пишешь, чтоб его отдать, по заочности Графа Ангальта, барону Палену, но сей корпус разделен в Армии по всей Финляндии на сухом пути, и барон Пален также отсутствен, командует на гребной флотилии, где необходим же. 20 июля барон Игельстром будет иметь свидание с обер камер-юнкером Армфельдом4. Что оне сложат, не ведаю, но, буде слухи справедливы о народном волнении в Швеции, то вероятно, что мир не замешкается. Вот тебе наши хорошие и дурные вести. Христос с тобою.
Корнет твой мне вручил твои посылки и непрерывно тот же.
Июля 17 ч., 1790 г.
1066. Г. А. Потемкин — Екатерине II
[20 июля 1790]
Матушка родная, Всемилостивейшая Государыня! Поспешая отправлением последнего курьера, не мог я изъяснить всей радости, какую я чувствовал одержанной Богом победе1. Сия столь велика и помощь Вышняго явственна. Остается кончить и, ежели будет у всех рвение единодушное, то совершатся нам благости, и тогда уже я воспою Епеникион[436] виновнице всего, ибо без нея был бы Петербург пуст. Твердость ноги Ея все удержала, и она не ослабевала в неудачах.
Здесь не получено в добычь судов, но бой был жесток и для нас славен тем паче, что и жарко, и порядочно Контр-Адмирал Ушаков атаковал неприятеля вдвое себя сильнее, у которого были учители2. Как и прежде доносил: разбил сильно и гнал до самой ночи; три корабля у них столь повреждены, что в нынешнюю кампанию, не думаю, быть им в море, а паче всех адмиральский, которого и флаг шлюбкою с корабля «Георгия» взят.
