Капиталисты поневоле - Ричард Лахман

1564 г., когда самозваные колдуны были обособлены от предававшихся черной магии. В начале XVII в. светские судьи Парижского парламента начали карать самозваных колдунов как уголовных преступников, в отличие от настоящих ведьм? как более опасных и заслуживающих смертной казни (Mandrou, 1968, с. 313-363). Несмотря на эти концептуальные новшества, ни светские, ни церковные судьи не имели институциональной возможности преследовать много ведьм или обучать население отличать редких подлинных ведьм, которые действительно совершили пакт с дьяволом, от более распространенных поддельных ведьм. Как уже отмечалось выше, в начале XVI в. институциональным и духовным полномочиям католической церкви все еще угрожали корона, аристократы и корпоративные органы. Ни одна французская элита не была готова уступить другой полномочия управлять магической властью, так как каждая элита продолжала требовать для себя рычаги управления духовными силами и церковными должностями.

Когда духовенство было включено в абсолютистское государство и борьба за церковное имущество разрешилась его распределением внутри провинциальной, а потом и общенациональной иерархии, французская католическая церковь получила институциональные ресурсы и поддержку от светских элит и судебных чиновников в осуществлении посттридентской атаки на настоящих и фальшивых ведьм и в реформировании народных практик. Причинно-следственная первичность институциональных над идеологическими факторами в развязывании антимагической кампании демонстрирует географическая локализация, равно как и локализация во времени (более века спустя после Тридентского собора) начала попыток реформ католической иерархией. Тридентские реформы наиболее успешно прошли в тех провинциях, где епископы назначались королевскими губернаторами, осуществлявшими контроль над низшей знатью и светскими судами, особенно парламентами, а также пользовавшимися поддержкой короны (Delumeau [1971], 1977; Dent, 1975; Mauzaize, 1978).

Как только французские элиты, протестанты и католики, были включены в абсолютистское государство, наличие магической силы перестало быть критерием или отражением распределения церковных доходов. Магия больше не была основанием для конкуренции элит. Аристократия и городские элиты, и католические и протестантские, оставили свои притязания на обладание магическими силами в конце XVI-XVII в. и перешли к подавлению таких практик внутри религиозных братств и во время праздников, которые ими контролировались. Реформистские епископы и священники переняли тактику братств, стараясь навязать катехизис, который был принят после Тридентского собора, но не получил широкого распространения во Франции до XVII в. Светские элиты принимали визиты от реформировавшихся епископов и растущее присутствие священников из новых евангелических миссий. Число иезуитов во Франции выросло с 1000 в 1556 г. до 15 000 в 1600 г. Такой же рост испытывали и другие ордена — капуцины, урсулинки, визитандинки, дочери милосердия, трапписты и доминиканцы. К 1700 г. каждый диоцез во Франции имел, по крайней мере, несколько монастырей, что часто удваивало число священников в этом диоцезе (Delumeau [1971], с.75-83)[266].

Окончательное поражение в 1653 г. аристократической Фронды в борьбе с монархией принесло мир французским элитам больше, чем на столетие. Занятия магией никогда не давали элитам преимущества в контроле над церковным имуществом и не угрожали положению других элит. Элиты воспринимали магию как угрозу, только когда она исходила от народных колдунов, вдохновлявших или возглавлявших крестьянские мятежи (Castan, 1979, с. 175-242). Таким образом, магия оставалась источником опасности для французского правящего класса, не будучи источником силы ни для одной элиты в классовой борьбе друг с другом. В таких условиях провинциальные светские элиты и приходские священники стали более восприимчивы к давнишним утверждениям католических интеллектуалов и судей Парижского парламента о том, что большинство колдунов скорее жулики, чем настоящие чародеи, заключившие пакт с дьяволом.

Новый скептицизм по отношению к ведьмам отразился и на восприятии, которое проявилось в Traite des superstitions, написанном парижским доктором теологии Жан-Батистом Тьером. Впервые опубликованный в 1679 г. четырехтомный труд Тьера подробно и дотошно разрабатывал различение столетней давности, Тридентского собора ведьм, которые используют настоящую черную магию и шарлатанов, которые используют суеверия, чтобы убедить массы в своих ложных притязаниях на сверхъестественные силы.

Нельзя отрицать, что существуют колдуны или волшебники... не впадая в противоречие с каноническим и гражданским правом, а также опытами всех столетий и не отвергая бесстыдным образом неоспоримый и непогрешимый авторитет церкви, которая столь часто обрушивала громы отлучения на них в своих проповедях.

То, что колдуны существуют, неоспоримо; но тот факт, что [они] действительно колдуны, часто очень сомнителен, потому что часто обвиняют людей в том, что они колдуны, когда на самом деле они ими не являются (Thiers, 1741, I, с. 132, 137)[267].

Труд Тьера получил широкий отклик от клириков и образованных мирян. Сам труд и многочисленные конспекты выводов в виде памфлетов печатались епископами для распространения среди священников и образованных прихожан. Работа Тьера и имитирующие его произведения в последние десятилетия XVII в. оправдывали усиление преследования тех практикующих магию людей, которых по большей части теперь считали мошенниками, а не черными колдунами (Mandrou, 1968).

Скептицизм элит настолько усилился в XVIII в., что преследования ведьм прекратились, уступив место попыткам подавить народные религиозные практики через образование и церковный надзор. К судебным преследователям обращались только во времена крестьянских мятежей, и тогда радикальные чародеи и ведьмы судились обычно за подстрекательство к бунту, а не за колдовство (Berce, 1974; Delumeau [1971], 1977; Joutard, 1976). Главным учебником в эту пору был Traite de la police, написанный в 1722 г. Николя Деламаром, основателем национальной полиции. Деламар объяснял, что полиция должна отслеживать тех, кто устраивает шаривари, праздники дураков, демонстрации своего мастерства колдунами и все прочие «профанные» мероприятия, и не навязывать религиозную ортодоксию, которую он считает общим местом, а заранее обезглавливать политические бунты. Все колдуны, по мнению Деламара, являются мошенниками, и поэтому их деятельность проходит по ведомству полиции, а не церкви (1722, книга 1). Резкое снижение числа судов над колдунами в конце XVII в. (Muchembled, 1979, с. 131) и последующий резкий рост сил национальной полиции в XVIII в. указывают на то, что французские элиты — светские и духовные — разделяли воззрения Деламара (Delumeau [1971], 1977, с. 308-322).

ВИДЫ РАЦИОНАЛЬНОСТИ И ЕЕ ПРЕДЕЛЫ

Следуя Парсонсу (1937) и, кажется, полностью игнорируя новейшие исторические исследования Европы раннего Нового времени, некоторые социологи писали по поводу причин «подъема Запада», как будто