История Финляндии. Время Петра Великого - Михаил Михайлович Бородкин
Карл XII
Лучше других оценил Нарвское дело сам Петр. В «Журнале или поденной записке» читаем: «И так шведы над нашим войском викторию получили, что есть бесспорно; но надлежит разуметь, над каким войском оную учинили, ибо только один старый полк Лефортовский был; два полка гвардии только были в двух атаках у Азова, полевых боев, а наипаче с регулярными войсками, никогда не видали прочие полки, кроме некоторых полковников... самые были рекруты. К тому-ж за поздним временем великий голод был; понеже за великими грязьми провианта привозить было не возможно, и единым словом сказать, все то дело яко младенческое играние было: а искусства ниже вида; то какое удивление такому старому, обученному и практикованному войску над такими неискусными сыскать викторию».
После Нарвы наши полки «в конфузии в свои границы пошли».
Все-таки, нелегко было пережить этот удар. Но тут-то и сказалась крепость характера Петра. «Неудача — проба гения». Было над чем задуматься... Войска не оказалось, доверие к собственным силам было подорвано, убеждение в непобедимости шведской армии укоренилось в народе. А затем, легко себе представить, как приняли весть о Нарве во всех государствах и как отнеслось к Карлу и Петру общественное мнение заграницей. Карл заслужил удивление Европы. Петра печать Запада старалась уронить в глазах своих читателей. К русским представителям при иностранных державах стали относиться с высокомерным пренебрежением. Лейбниц, а вместе с ним, вероятно, и многие другие выражали надежду, что Карл XII овладеет Московией вплоть до реки Амура. Но Петр не пал духом...
«Правда, — говорится в Журнале Петра В., — сия победа (шведов под Нарвой) в то время зело была печально чувственная, и яко отчаянная всякия впредь надежды, и за великий гнев Божий почитаемая. По ныне, когда о том подумать, в истину не гнев, но милость Божию исповедати долженствуем: ибо, ежели бы нам тогда над шведами виктория досталась, будучи в таком неискусстве во всех делах как воинских, так и политических, то в какую бы беду после нас оное счастие вринуть могло, которое оных же шведов уже давно во всем обученных в Европе под Полтавой так жестоко низринуло, что всю их моксиму низ к верху обратило: но когда сие нещастие (или лучше сказать великое щастие) получили, тогда неволя леность отогнала, и ко трудолюбию и искуству день и ночь принудила...».
Тождественные мысли высказал король Оскар II по отношению к шведскому герою — Карлу XII: «И все-таки Нарвский день, со всем его блеском, для Швеции и для Карла XII не был вполне счастливым. Победа, хотя и стоившая дорого, казалась слишком чудесной и легкой и потому породила презрение к противнику...».
Рассуждения Петра об удачах не были высказаны с единственной целью утешить себя после Нарвского погрома. Нет, эти мысли являлись коренным его убеждением. В 1705 г. В. Шереметев впал в отчаяние, испортив операцию в Курляндии: «Не извольте о бывшем несчастии печальны быть, — утешал его Петр, — понеже всегдашняя удача многих людей ввела в пагубу, но забывать и паче людей обадривать».
После Нарвы Карл покинул Россию и направился в Польшу. Трудно определить, какие именно соображения руководили Карлом, когда он, оставив русских, бросился на Августа II. Шведский историк утверждает, что у Карла наблюдалась большая охота ринуться на Россию, с целью завладеть Плесковым и другими пограничными укреплениями. Но его генералы, и особенно Реншельд, высказались против подобного плана, находя Россию в этих местностях совершенно опустошенной, а армию после Нарвы расстроенной, на усиление же её до весны никакой надежды не имелось.
После Нарвской битвы, «печали исполненный Петр» старался завлечь союзные державы в посредничество, с целью прекращения Шведской войны, но попытки его не удались. К этим переговорам в первый момент он устремился с мольбами и очень порывисто. Еще до Нарвского поражения король английский и штатгальтер нидерландский предлагали свое посредничество. Петр, занятый осадой, не ответил им. После поражения, он писал королю, что предложения его о мире со Швецией русское правительство не отвергает; но теперь уже его не слушали.
Столь же безуспешны были хлопоты о посредничестве цесаря. После Нарвского погрома Петр так низко пал в глазах цесарцев, что при венском дворе открыто читали вести о новом поражении русского войска близ Пскова, о бегстве царя с немногими людьми, об освобождении царевны Софьи и о вручении ей правления. Хлопотавший в Вене о посредничестве князь Петр Александрович Голицын доносил 28 июля 1701 г.: «Главный министр граф Кауниц и говорить со мною но хочет; да и на других нельзя полагаться: они только смеются над нами».
«Всякими способами, — писал князь И. А. Голицын Ф. Ал. Головину, — надобно домогаться получить над неприятелем победу. Сохрани Боже, если нынешнее лето так пройдет. Хотя и вечный мир заключить, а вечный стыд чем загладить. Непременно нужно нашему Государю хотя малая виктория... тогда можно и мир заключить. А то теперь войскам нашим и войсковому управлению только смеются».
В Голландию, в Гаагу, отправлен был до начала Северной войны Андрей Артамонович Матвеев. Он извещал, что Шведская война очень неприятна штатам, которые опасаются и не хотят утверждения русских при Балтийском море. Весть о Нарвском поражении произвела поэтому в Голландии несказанную радость. Матвеев писал Петру: «Шведский посол с великими ругательствами сам ездя по министрам, не только хулит ваши войска, но и самую вашу особу злословит, шведы с здешними как могут всяким злословием поносят и курантами на весь свет знать дают не только о войсках ваших, и самой особе вашей». Шведы распускали слухи, что Петр сошел с ума.
Но вскоре Петр овладел своими чувствами и заговорил в ином тоне.
