Итальянские морские республики и Южное Причерноморье в XIII–XV вв. - Сергей Павлович Карпов

огромной территории. Всякая идеализация «монгольского мира» (pax mongolica)[265] игнорирует огромные масштабы разрушения производительных сил на обширных пространствах Евразии, гибель городов, разрыв или запустение традиционных, существовавших ранее торговых путей, например между Сирией и Италией, Южным Причерноморьем и Восточной Европой, Русью, Грузией. Показателен следующий факт. Татаро-монгольское владычество в Восточной Анатолии устанавливается с 1243 г.[266]; в 1263 г. образуется держава Хулагуидов (ильханов). Но в 40–70-е годы XIII в. не происходит решительного поворота коммерции в сторону государства ильханов, хотя присутствие на ее территории венецианцев, прибывших еще, видимо, средиземноморским путем, зафиксировано в 1263 г. Расцвету торговли препятствовал упадок производительных сил в регионе после завоевания, а также наличие чрезвычайно высокого 10%-го налога на все сделки (тамга)[267]. Кроме того, сама централизация была относительной и непродолжительной, а период, когда торговые пути были «открыты» на всем протяжении от Трапезунда до Китая, как уже отмечалось, был весьма недолгим. Но перемена направления мировой торговли в середине XIII в., неблагоприятная для Восточного Средиземноморья, стала импульсом торговой активности итальянцев в бассейне Черного моря.

Реформы ильхана Газана (1295–1304) укрепили заинтересованность итальянских купцов в ведении торговли через Трапезунд-Тавриз. В одних городах он вовсе отменил тамгу, в других — уменьшил наполовину. При Газан-хане восстанавливается регулярное денежное обращение на всей территории его державы серебряной монеты, имевшей твердый курс, вводится единая система мер и весов по тавризскому стандарту, строится большое число караван-сараев и принимаются меры по обеспечению безопасности торговли[268]. Так как государства Северной Анатолии, включая и Трапезундскую империю, признавали сюзеренитет ильханов, их денежно-весовые стандарты, о чем писал Пеголотти, были также унифицированы[269].

60–80-е годы XIII в. стали временем утверждения; позиций итальянской торговли на Понте и в Пафлагонии, а конец XIII — 30-е годы XIV в. — периодом ее расцвета. В конце XIII — начале XIV в. генуэзцы опережали венецианцев в освоении анатолийских портов Черноморья. Но в правление дожа Джованни Соранцо (1312–1328) Венеция повсеместно укрепила свои торговые позиции. Целая серия торговых договоров с Францией и Брабантом (1320), с Брюгге и Англией (1322 и 1326), с Тунисом (1317), Трапезундской империей (1319), ильханами (1320), Киликией (1320, 1321) обеспечила ей устойчивость в связях как с Западом, так и с Востоком[270]. Срок, отпущенный для реализации всех преимуществ этих соглашений оказался непродолжительным: лишь около двух десятилетий до наступления торгового и политического кризиса. С развитием торговли было связано и основание итальянских факторий в различных городах региона, к характеристике которых мы переходим.

Наиболее крупным центром региона, городом-эмпорием был Трапезунд, ставший в XIII–XV вв. средоточием как международной посреднической, так и местной крупной торговли. Город имел торговый квартал, развитое ремесленное производство, был важнейшим политическим, религиозным и культурным центром. Он был самым главным центром итальянского предпринимательства в Южном Причерноморье. Генуэзская фактория существовала здесь с конца XIII в., венецианская — с 1319 г. Их история специально освещалась в нашей монографии по истории связей Трапезундской империи с Западом[271].

Ираклия Понтийская (Понтираклия, тур.: Эрегли) была первой большой гаванью, защищенной от западных ветров, на пути из Константинополя в Трапезунд[272]. Расположенный на возвышающейся над морем скале, с хорошей бухтой, город никогда не отличался большими размерами[273]. У него была плодородная округа. Город торговал скотом и сельскохозяйственными продуктами[274]. Однако еще с 60-х годов XIII в. тюркские набеги существенно ослабили его экономическое значение и изолировали его от остальных византийских владений. Тем не менее вплоть до османского завоевания (1360) город считали богатым и знаменитым главным образом из-за хорошего порта[275]. Значение Понтираклии усиливалось ее ролью стратегического центра, крепости на границах Вифинии и Пафлагонии[276]. Население города в первый период после османского завоевания продолжало оставаться в основном греческим. Турок было незначительное меньшинство, но, как отмечал Клавихо, город стал уже малонаселенным[277]. Падает и его церковно-политическое значение: в 1387 г. бывшая греческая митрополия Ираклии соединяется с Aмастридской[278].

Активная торговля в городе венецианского купечества и посещения его венецианскими и генуэзскими кораблями зафиксированы с 70-х годов XIII в.[279] вплоть до 1469 г.[280] Возможно, в 60-х годах XIII — первой половине XIV в. в городе была генуэзская фактория[281]. Основанием для этих предположений служит характер некоторых средневековых построек, в частности замка и маяка в городе[282]. Однако известные нам письменные источники не дают точных указаний на существование фактории и не упоминают ее оффициалов[283]. При османах в городе не существовало никакого генуэзского поселения: и Клавихо, и анонимный венецианский источник начала XV в. называют весь город и порт турецкими[284].

Амастрида (генуэз.: Самастро, тур.: Амасра)[285]. В XII–XV вв. Амастрида была небольшим городом[286], расположенным на склонах холмистого полуострова и соединенным мостом с лежащим чуть севернее небольшим островком. Античный и ранневизантийский город был, по-видимому, больших размеров: в 1404 г. Клавихо видел (многочисленные развалины зданий — церквей, дворцов, жилых домов за пределами городских стен[287]. Еще до XII в. с южной стороны полуострова были построены стены, преграждавшие подступы к городу с суши[288]. Обрывистые высокие берега делали излишним укрепление города со стороны моря. Принадлежавший Трапезундской (1204–1214), Никейской и Византийской (1214–1360), Османской (около 1360 — конец XIV в.) империям, генуэзцам (конец XIV в. — 1459) город был важен прежде всего как крупный опорный морской пункт и располагал значительными гарнизонами. В XVII в. Эвлия Челеби отметил наличие в нем превосходного крытого рынка, складов близ пристани[289], но было ли все это в XIII–XV вв. — неизвестно. Современники, быть может, по традиции, и в те века именовали город прекраснейшим — «preclara et ornatissima»[290]. Основное население Амастриды было греческим, но имелись и мусульмане: неизвестный немецкий автор начала XV в. писал, что там говорили как по-гречески, так и по-татарски (путая, вероятно, татарский и турецкий языки), но писали греческими буквами (litteras grecas habentes)[291]. Амастрида была митрополией Константинопольского патриархата и играла заметную роль в церковно-политической жизни Византии XIII–XV вв.[292] Там были греческие нотарии, переписчики рукописей[293]; митрополия активно функционировала при генуэзцах[294], пребывание которых в городе зафиксировано как минимум с конца XIII в.[295] Образование фактории произошло, однако, позднее. Ф. Хаслак, а затем и М. Балар считали первым свидетельством генуэзской строительной деятельности в Амастриде мраморную плиту у крепостных ворот с гербом Генуи и дожа Бокканегра[296]. Однако этот герб может относиться не только к дожу Симоне Бокканегро (1339–1344, 1356–1363), но и к какому-либо консулу, носящему эту фамилию. Во всяком случае, надпись не является доказательством существования