Пьер Брюле - Повседневная жизнь древнегреческих женщин в классическую эпоху
Но если ничего подобного нельзя сказать о Брисеиде, разве не странно, что в трех случаях ее, сожительницу военачальника, описывают словом pais, «дитя, дочь»?[29] Именно pais означает близость к отцу (но не к матери!). Однако это слово в меньшей степени определяет родство, скорее эмоциональную связь. «О! — говорит Хрис ахейцам, — да помогут вам боги, имущие домы в Олимпе, / Град Приамов разрушить и счастливо в дом возвратиться; / Вы ж освободите мне милую дочь (pais)» (I, 20). В сцене возвращения Хрисеиды ее отцу Агамемноном мы не удивляемся, видя, как Хрис с радостью получает свою«милую дочь», а стороннее лицо, Одиссей, описывает ее в точно таких же словах: эта «дочерь» все-таки ушла с ложа Агамемнона (I, 443—5). Pais здесь, следовательно, используется скорее для описания чувств, чем возраста. Мало таких отцов, продолжающих называть свою дочь (даже вдову!) прозвищем, говорящим об их близости или по крайней мере о воспоминаниях об этой близости в ее раннем детстве.
Другое название Хрисеиды — thygater, то есть «дочь такого-то». Если Хрисеида является одним из редких примеров «любимых детей» в «Илиаде», «дочери»-thygatres, напротив, представлены в поэме в достаточном количестве. Гомеровский герой колеблется между двумя полюсами: неистовым, параноидальным индивидуализмом и своими привязанностями: своим классом и своим «домом». Именно в родственных связях наиболее сильно проявляются привязанности. И именно там единый мир. Вместе с родственными связями мы проникаем в настоящую систему символов, в язык первоначальных значений. Герои описываются как рожденные от мужчины; Главк, объясняя свое противостояние с Диомедом, так подводит черту своему происхождению: «Жил Гипполох, от него я рожден и горжуся сим родом» (VI, 206). Но Д. Редфилд прав, когда напоминает: «Герой [эпопеи] также рожден и женщиной», и подчеркивает, что даже у Гомера можно обнаружить, что «врожденные качества какого-то индивидуума наследованы от матери». Таким образом, весьма многочисленные thygatres «Илиады» объясняются необходимостью упоминать также женщин при упоминании родственных связей. И все-таки все эти «генеалогические» дочери являются дочерями-своих-отцов. Даже самые незначительные из богинь: Фетида часто называется «thygater морского старца Нерея», как Афродита, Афина, музы — thygatres Зевса; Гера — thygater Крона. Этот перечень показывает, что быть божественной thygater не означает принадлежность к одному сексуальному статусу. Ни Афина, ни музы, ни Гера — девственница, нимфы и супруга — с этой точки зрения не представляют одно и то же. Для смертных тем более качество thygater не означает принадлежность к определенному сексуальному статусу. Следовательно, можно быть thygater какого-то мужчины и после свадьбы.
Описывая женщину в добрачный период, «Илиада» использует слово thygater чаще во множественном числе; thygatres «Илиады» образуют некую общность. Все троянские женщины, как мы видим, являются «дочерями и супругами»: thygatres и alochoi, иными словами, дочерьми, матерями. Когда становятся thygatres? Возможно, в пубертатный период. Но это неопределенно. Употребление слова во множественном числе прекращается с момента свадьбы. С этого времени thygater индивидуализируется и становится единичной nymphe. Этот путь, который мы пройдем вместе с Навсикаей, подтверждает тот «тайный дар», который девушка передает во владение мужу. На этом жизненное поприще thygater должно бы закончиться, но ее необходимое присуствие на генеалогическом древе дает ей возможность «продолжить себя» благодаря родам и после них; вот почему герои упоминают thygatres среди своих предков!
От девушки к женщине, от свадьбы к смерти
Два слова употребляются исключительно в связи с Брисеидой: супруга и женщина. Первый раз, чтобы описать будущее: Патрокл обещает, что она станет супругой Ахилла. Второй раз, когда Ахилл говорит, что, прежде чем ее взял к себе Агамемнон, она разделяла ложе с ним, Ахиллом, и он ее любил, как «Добродетельный муж и разумный / Каждый свою [alochos] бережет и любит, как я Брисеиду: / Я Брисеиду любил, несмотря, что оружьем добыл!» (IX, 341—43). Не будем придавать значения утверждению, что насилие дает мужчине право обладать женщиной, а также факту матримониального соглашения[30], обозначающему здесь зарождение любви. Следовательно, можно любить (а возможно, особенно любят...) другую женщину, а не ту, что была вам передана ее отцом во время бракосочетания. Почему же, несмотря на их псевдоидентичность, Хрисеида гораздо больше Брисеиды остается kourè-своего-отца? Почему в отличие от Хрисеиды мужчины называют Брисеиду терминами, связанными словами, предназначенными для взрослой женщины?
С самого начала нашего изучения гомеровской женской лексики мы слышим только мужские слова. Ни одна ни другая сестра не говорят сами. Только один-единственный раз мы слышим голос kourè-Бриса, когда рассказчик один раз из двух употребляет слово «женщина», gynè. Патрокл убит, его тело лежит в шатре Ахилла. Вожди ахейцев помирились, и Агамемнон совершает публичное покаяние и приносит Ахиллу несметный выкуп. Единственное, с чем можно было бы сравнить этот выкуп, это с приданым thygater, богатствами, с которыми отец отдает ее в другой «дом». Итак, из шатра Агамемнона
Семь Ахиллесу обещанных в сени треножников взяли;Двадцать блестящих лаханей, двенадцать коней пышногривых;Вывели вместе и жен непорочных, работниц искусныхСемь, и осьмую румяноланитую Брисову дочерь.С златом же сам Одиссей, отвесивши десять талантов,Шел впереди.
(XIX, 243—48)Агамемнон добавляет клятву о сделке:
«Я здесь клянусь, что на Брисову дочь руки я не поднял,К ложу неволя ее иль к чему бы то ни было нудя;Нет, безмятежной она под моим оставалася кровом!»
(XIX, 261—63)Богатство и девственность (непорочность или, скорее, воздержание, поскольку о какой девственности можно говорить, когда речь идет о вдове) — Брисеида играет здесь роль nimphe, «обычной» новобрачной. «Златой Афродите подобная ликом» Брисеида прибывает в шатер Ахиллеса, видит тело Патрокла и падает на него,
Вкруг мертвеца обвилась, возрыдала и с воплями сталаПерси терзать, и нежную выю, и лик свой прелестный [...] стенали и прочие жены.
(XIX, 284—856; 301)Почему Брисеида внезапно перестает быть kourè-своего-отца, о котором больше не упоминается, почему она обретает в это мгновение зрелость, превращается в женщину? Именно она имеет отношение к произошедшему событию: смерти самого дорогого для нее человека — господина и любовника. Значит, на нее возлагается задача, характерная для взрослой женщины. Она слишком молода, чтобы выполнить погребальный обряд, возлагаемый обычно на женщину в возрасте и заключающийся в очищении тела[31], она должна просто оплакать его. Вместо молчания, которого от нее всегда требовали, она выплескивает свою боль. Этот поступок имеет ритуальное значение: «Стенали и прочие жены». Ясно, что женщины кричат ради мужчин, которые могут плакать только молча.
О мой Патрокл, о друг, для меня, злополучной, бесценный!Горе, живого тебя я оставила, сень покидая;В сень возвратясь, обретаю мертвого, пастырь народа!Так постигают меня беспрерывные бедство за бедством!Мужа, с которым меня сочетали родитель и матерь,Видела я перед градом пронзенного медью жестокой;Видела братьев троих (родила нас единая матерь),Всех одинако мне милых, погибельным днем поглощенных.
Брисеида объясняет свою особую привязанность к Патроклу:
Ты же меня и в слезах, когда Ахиллес градоборецМужа сразил моего и обитель Минеса разрушил,Ты утешал, говорил, что меня Ахиллесу героюСделаешь милой супругой, что скоро во фтийскую землюСам отвезешь и наш брак с мирмидонцами праздновать будешь.
(XIX, 287—299)Как быстро эти женщины переходят от одного мужчины к другому! Она в неоплатном долгу перед Патроклом. Эта свежеиспеченная вдовушка готовится стать законной супругой божественного Ахилла — убийцы ее близких, да еще и испытывает радость от этой божественной войны. Вот каким образом из Гипподамии, супруги, потом вдовы, она становится, если не супругой, то по крайней мере подругой Ахилла и даже в более поздних источниках матерью сына Ахилла, Неоптолема... все еще оставаясь kourè-Бриса.
