Светлана Лурье - Ереван. Мифология современного города
Не таланты черпали вдохновение от народа – народ искал и находил в трудах своей интеллигенции близкие себе черты.
Стихи, оперы и эстрадные песни тех лет отличались богатым языком, мелодичностью, что оказалось настолько приятным людям, что некоторые из них тут же объявили народными, и это звание они подтвердили долгими годами своей популярности.
Ажиотажным спросом пользовались сборники песен, ставшие потом каноническими “Толстый ергаран(песенник)” и три малоформатных. В песенники вошли и сельские песни Восточной Армении, и городские романсы Западной, и “советская песня”, и эстрадные песни, и гусанские (бардовские).
Обычно старые песни помнит старшее поколение. В Армении 60 – х песенник брали с собой на разные торжества, поскольку известных всем песен до сих имелось очень мало, и старшее поколение (собравшееся из разных краев) не могло тут помочь. Поэтому пели по книжке, пока лучшее из вошедшего в песенники не выучили наизусть.
Армяне очень быстро забыли, что “народные” песни “Пастух в горах загрустил” и “Вода течет из-под тучи” были из оперы “Ануш”…
Танцы балета “Гаянэ” поставили разделительную черту в народных стилях: если “Армянский танец” стал “главным” танцем армян, то “Курдский танец” (известный как “Танец с саблями”) и “Грузинский танец” подсказали признаки “не нашего” танца.
Балетный танец, отразившись еще раз в хореографии танцевального ансамбля “Мак”, повлиял на характер движений в народном танце. Творческая находка Государственного ансамбля песни и танца Армении – танец “Берд пар” также вскоре стал народным танцем. Мы не утверждаем, что такого танца не было в историческом прошлом. Несомненно одно – его не было в обороте, его вернули народу профессиональные хореографы.
Армения 60-х не делала отличий между эстрадной и народной песней, живописью и декоративно-прикладным искусством. Каждая песня, каждая картина были пока из ряда “штучных” явлений, и подобно первым полетам космонавтов, пока не успели слиться в непрерывную череду.
В людях любого возраста могла соседствовать любовь к музыке Комитаса, к джазу, к модной поэтессе Сильве Капутикян и ко всеобщему любимцу Шекспиру. Все было в одинаковой мере в новинку, все было нужно и молодым, и старым. Предпочтения стилей и жанров появились гораздо позже – в 70 – х, совсем в другой социальной обстановке.
Вкусы армян того времени очень хорошо отражают имена, которые давали детям: Гамлет, Гаянэ, Спартак, Ануш, Байрон, Офелия, Ричард, Аида, Юра (от Гагарина), Роберт (от Рождественского), Джульетта, Грета (из сказки Бр. Гримм), были даже Жюльверны, Майнриды, Джонриды. Это помимо “всесоюзных” Эдиков, Рудиков и Жориков, которые прижились в “стиляжном” Ереване лучше, чем где бы то ни было еще.
Естественно, что такие имена реже всего давали в образованных семьях. Таким образом, в них отражена широта сферы интересов людей, еще недавно бывших далекими от культуры, неожиданно увлеченных всеобщей тягой к чтению и музыке.
Первая “экскурсионная программа”
“…Рядом с Ереваном – озеро Севан:/ Извини, что меньше, чем Тихий Океан!/Там форель прекрасная под волнами спит, / Извини, что меньше, чем в океане кит!/ Эй, джан, Ереван – родина моя!…”, – такая шутливая “визитная карточка” была у ереванских джазменов 60 – х. Конечно, Ереван пока не был настоящей родиной для большинства взрослых людей. Но как сильно было желание чуть-чуть похвастать, поделиться радостью обретенной родины, пригласить в гости!
Это были первые ласточки работы ереванцев “на экспорт”. Они носили характер самообъяснения, рассказа “им” о “нас”.
“Справа – горы, слева – горы, а вдали – Кавказ / Там армяне создавали свой армянский джаз…”. При этом нарочно пародировалось и упрощенное понятие “братьев по Союзу” об армянах, и даже их понятие об армянском акценте – раз уж гостям так нравится!
На обновленной родине, решили ереванцы, должно быть все. И об этом надо поскорее рассказать всему миру. Ереван должен быть похож на весь мир в миниатюре. Гостям давали пояснения: “Вот это ереванская кошка, а вот это – ереванский троллейбус…”. Пели: “Ереванский луна выходил на небес…” (опять “имитация” акцента и того образа армянина, который имелся в представлении других народов).
“Кто еще на свете армянин”
Вслед за поиском “традиций” вошел в моду такой же полусерьезный поиск “кто еще на свете армянин”. Шекспир – армянин: нашего рыжего Спиридона сын (“Шек Спир” – “рыжий Спиридон”). Байрон не даром учил армянский – что-то армянское в нем есть. Греческий бог Посейдон – армянин, это же Эдо (Эдик), который живет в Посе (т.е. в районе “Айгедзор”).
“Этак у вас получается, что все на свете – армяне!”, – восклицали гости.
“Есть исключения. Например Фидель Кастро Рус (русский)”, – признавались радушные хозяева, и принимались искать “что-то армянское” в самих гостях…
“Армянское радио”
Ереванцев досадовало, что в вопросе шуток и анекдотов первенство удерживал город Ленинакан. Именно там, а не в Ереване, давно имелись анекдотические герои Полоз Мукуч и Китрон, а в 60-е Ленинакан еще раз подтвердил свой приоритет серией шуток о шалопае Варданике и учительнице Мадам Марго (эту серию в 80-х годах перевели на русский в виде “Вовочки и Марь Ванны”).
Ереванским ответом стало “Армянское радио”.
Настоящее радио Еревана стоило насмешки. В отличие от телевидения, это был оплот консерватизма сталинского стиля. Особой тупостью славилась радиопередача “Арц у патасхан” (“Вопрос – ответ”), пародией на которую и стали анекдоты об Армянском радио.
Все в единственном экземпляре
Армяне построили свою Столицу. С любой точки этой столицы была видна Гора (Арарат). В 3 часах езды (по Старой дороге) было Озеро (Севан, который, кстати, называли “морем”). У армян были свои “варпеты” (мастера) Художник (Мартирос Сарьян), Композитор (Арам Хачатурян), Певец (Ованес Бадалян), Певица (Лусинэ Закарян), Клоун (Леонид Енгибарян), Чтец (Роберт Кочарян), Ученый (Виктор Амбарцумян), Шахматист (Тигран Петросян), скульптор (Ерванд Кочар).
Позже к ним добавились футбольная команда “Арарат”, пловец Игорь Новиков и другие.
Все – по одному “экземпляру”. Интерес ереванцев был направлен на то, чтобы обрести свой собственный образчик еще кого-нибудь или чего-нибудь. Пусть – только один! Второй, считали, даже ни к чему. Лучше иметь по одному в каждой области!
Все “первые достопримечательности” окружались любовью, часто овеянной легендой или ритуалом. Гора Арарат была “первой из первых”. Когда самолет взлетал из Ереванского аэропорта “Западный” (ныне – “Звартноц”), он непременно делал круг с таким расчетом, чтобы пассажиры, сидящие по обоим бортам, могли попрощаться с Араратом. Автобус, выезжая из Еревана в северном направлении, останавливался, чтобы все посмотрели на Арарат через Арку Чаренца. Если на запад – автобус останавливался у мемориальной беседки “20 лет Советской Армении”, от которой на Арарат открывался незабываемый вид. Подчеркну, что те арка и беседка существовали давно, а вот искренне желание поддерживать традицию появилось только в 60-е годы.
Проводник поезда, выезжающего из Еревана подвергался атаке пассажиров, желавших проверить, заправлены ли баки именно ереванской водой. А по прибытии поезда в Ереван возникала давка у единственного на вокзале фонтанчика – все прибывающие хотели сразу же попить ереванской воды, еще до того, как выйти с вокзала в город.
Дорога на озеро Севан довольно однообразна. Ее не забыли украсить двумя бетонными чайками, отмечавшими примерно половину пути. Несчастных аляповатых чаек стали изображать на открытках, на стенах гостиниц, на севанских прогулочных катерах: именно этих чаек, которые стояли на дороге.
На Севан армяне перенесли и легенду об Ахтамар, которая с факелом в руке ждала своего любимого. По легенде, эта история случилась на озере Ван, но в 60-е об этом накрепко забыли, стремясь как бы уместить мифологию всей Армении на территории Армянской ССР…
На территории Еревана стали появляться микрорайоны, носящие название исторических областей, в которых в прошлом жили армяне: “Новый Зейтун”, “Новая Киликия”, “Новая Бутания”. Ереван хотел отразить в себе историю и окружающий мир.
“Канонизированный” список достопримечательностей каждый “экскурсовод” дополнял по-своему.
К “уникальным” достопримечательностям города могли отнести и городского сумасшедшего Далулэ, и даже всем известного подпольного владельца табачной торговли Еревана инвалида Пуртула.
Ереванец любил отмечать все “самые-самые” объекты среди имеющихся у него городских богатств. Где находится самый высокий городской мост в Союзе? В каком городе расположен первый в Европе двухзальный кинотеатр? О любимом кинотеатре “Москва” знали даже, что барельефы на нем – это “первое в мире изображение киногероев в другом виде искусства”.
