Евгений Фёдоров - Рок в нескольких лицах
— Я не считаю себя поэтом, — сказал в одном из интервью Градский. — Поэт — это человек, который не может не писать стихов. Я же прекрасно без этого обхожусь. Но если я пишу слова к песне сам, то стараюсь делать это как можно тщательнее. Бывает, работаю над одним стихотворением по году и более… Для меня средством самовыражения является музыка. Вот без неё я себя не представляю…
Действительно, для Градского именно музыка является основным творческим материалом, что встречается довольно редко среди рок-исполнителей, делающих основную ставку на текст песен. Часто, слушая рок-группы, чуть ли не интуитивно чувствуешь рациональное зерно, идею композиции, но она так и остаётся лишь в сердцах музыкантов, которые в силу тех или иных причин не умеют её раскрыть и обыграть. Градский же наделён завидной способностью донести все свои чувства и мысли до слушателя именно в том виде, в котором они должны быть выражены. Он умеет мастерски, ненавязчиво расставить акценты, заставить их услышать…
Ему свойственно заниматься сразу несколькими делами. Основные работы дня сегодняшнего — это опера «Мастер и Маргарита» на либретто Грушко. Создание этого произведения по заказу фирмы «Мелодия» идёт уже несколько лет. Ещё в 1980 году композитор закончил партитуру балета «Человек» по известной сказке Киплинга «Маугли». К настоящему времени завершена его запись. Музыкант находит время, чтобы ездить на гастроли, участвовать в работе рок-клуба, председателем которого он является, выступать по радио и телевидению и так далее и так далее.
…Я слушаю первые аккорды балета «Человек» — и погружаюсь в шорохи джунглей, скрывающих таинственную жизнь странных существ. И вдруг — голос одинокого в этом огромном мире человека, который выживет, несмотря ни на что, найдёт свою дорогу.
Напротив меня сидит автор балета. Может быть, его память извлекает из «запасников» картины успешных концертов в Ереване в 70-м году, когда даже милиционеры танцевали твист в проходах между рядами, а потом восторженная публика несла музыкантов три километра до гостиницы? Или концерт в 1972 году в Куйбышеве. Музыкантов тогда не знали, и они были вынуждены надеть скоморошьи костюмы, захватить нераспроданные билеты и выступить в целях рекламы на центральном рынке. А после концерта публика не расходилась минут сорок… А может быть, Саша вспоминает что-то другое?..
Музыка закончилась, и лишь из кухни доносятся звуки неумелой скрипки. Сын Александра — Даня — постигает азы музыкальной грамоты.
До-ре-ми-фа-соль-ля-си-до…
4
Александр Ситковетский рассуждает о группе, гастролях и творчестве
У «Автографа» — относительно небольшая, но очень бурная история. Её и историю своей творческой карьеры рассказал Александр Ситковецкий в 1987 году. Об этом следует помнить, поскольку в рок-музыке зачастую один месяц так богат событиями, как редкий год…
Лето 1985 года. Эстония. Отпуск. Никаких телефонных звонков, никакой суеты и нервотрёпки и вдруг «Вас вызывают на главпочтамт». Звонит директор коллектива, который но случайности остался в Москве. Он сообщает руководителю «Автографа» Александру Ситковецкому о том, что группу приглашают принять участие в телемосте с США и Англией, а также сняться для передачи «Песня-85». Съёмки на телевидении для «Автографа» — всегда событие, а потому срочно принимается решение собрать всех музыкантов — кого пришлось «вылавливать» на юге. кого па подмосковной даче, по главное — к 13 июля все были в Москве.
— Вечером двенадцатого я сел в машину в Эстонии, в восемь часов утра после бессонной ночи был в Москве, — рассказывает Ситковецкий. — Заскочил домой, чтобы принять душ, и помчался на телевидение. Там пытался разобраться в том, что же нас ожидает… Мне называют громкие имена американских и английских рок-музыкантов, которые будут участвовать в телемосте, но толком объяснить ничего не могут. Потом появляется американский импресарио и объясняет, что будет некий грандиозный международный концерт в помощь голодающим народам Африки под названием «Life Aid».
Понемногу начинаем понимать суть происходящего, но, когда в три часа дня включили огромный телеэкран в Останкинской студии и мы увидели огромную сцену и битком набитый стадион «Уэмбли», мне стало, честно говоря, не по себе. Я осознал, что через три часа придётся выходить через спутник «живьём» в эфир, на аудиторию, которая насчитывает два миллиарда человек. Трансляция шла на весь мир! Быстро отобрали две песни из нашего репертуара. Без нескольких минут шесть Лондон дал «добро», и мы заиграли.
Вначале что-то не ладилось с телесвязью, но вдруг мы видим себя на огромном экране» установленном на «Уэмбли». Мне это только придало силы, и тогда я до конца понял, что происходит… Мы выложились как могли. Конечно, я сейчас не могу смотреть эту запись без улыбки. Ведь тогда для нас понятие «выложиться» заключалось в том, чтобы выложиться не столько музыкально, сколько физически. Мы так старались, так хотели показать нашу причастность к происходящему, что сошли со сцены совершенно мокрые…
Лишь позже пришло осознание чего-то очень важного и серьёзного. И по сей день чувствую, что был участником события общечеловеческого значения. Трудно найти слова, чтобы объяснить значение для нас того памятного выступления. Что это? Звёздный час? Высокие слова. Но не хочется ими разбрасываться. Однако именно так оно и есть…
Об «Автографе» — разговор особый. И даже не столько по каким-либо «музыкальным» причинам, сколько из-за того, что эта группа часто выступает за рубежом, что до недавнего времени было для советских рок-групп явлением довольно редким.
Поскольку автор этих строк не мог, естественно, сопровождать ансамбль во время зарубежных гастролей (а именно эта сторона творчества группы мне кажется наиболее любопытной), рассказ о коллективе построим в форме интервью с художественным руководителем «Автографа» Александром Ситковецким. С вашего разрешения позволю себе лишь небольшие отступления, касающиеся творчества «Високосного лета», чьим почитателем я был и остаюсь по сей день.
Итак, вопросы и ответы.
— Известный писатель как-то сказал, что для того, чтобы понять настоящее, нужно разобраться в прошлом. Мне кажется, что многим юным поклонникам рок-музыки будет небезынтересно проследить ваш творческий генезис с самых истоков…
— Трудно сказать, с чего всё началось. С самого детства я учился играть на скрипке. Не учиться играть я просто не имел права, так как отец, дед, дядя — все были скрипачами. Но, несмотря на генную связь, моё обучение окончилось крахом в прямом смысле этого слова. Я буквально разбил скрипку — довольно дорогой инструмент, к которому я, к сожалению, так и не проникся любовью в свои четырнадцать лет, а скорее наоборот…
Лишь когда поступил в университет, понял, что скрипку разбил зря, но сделанного не вернёшь… Вскоре после «скрипичной трагедии», как это часто случается, вместо одного инструмента появился в доме другой. Конечно, это была акустическая гитара. Мне привезли из Ленинграда дефицитный в то время звукосниматель. Гитара была подключена к усилителю, и с этого времени, можно сказать, начался для меня рок. Увлёкся «Beaties», «Deep Purple», «Uraih Неер» и другими группами…
— Всё это можно отнести к индивидуальным проявлениям любви к року. А с кем вы начали играть в группе?
— К тому времени я познакомился с ребятами, что жили у метро «Аэропорт»: Крисом Кельми, Андреем Давидяном и Игорем Окуджавой. Тогда и начался «коллективный этап» творчества. Не хочу уделять этому времени много внимания, но, чтобы понять, как разворачивались события дальше, вкратце скажу, что в состав первой группы вошли вышеперечисленные молодые люди и я. Играли мы песни Игоря Окуджавы, то есть можно сказать, что играли свою музыку. Это был 1971-й год, я учился в десятом классе средней школы.
— А откуда вы доставали инструменты, аппаратуру?
— Дело в том, что в то время «один очень известный в Тушине музыкант», услышав нас на школьном вечере, переманил часть коллектива к себе — в Дом культуры Института атомной энергии имени Курчатова (альма-матер нынешней рок-лаборатории!), где он руководил группой «Садко». Весь наш коллектив ему был неинтересен, а нужен был гитарист, то есть я, и клавишник, на место которого был приглашён Крис Кельми, закончивший в своё время музыкальную школу по классу рояля.
В течение года мы совершенно безвозмездно играли в «Садко», но зато пользовались прекрасной по тем временам аппаратурой. Самое же главное заключалось в том, что к 1972 году (високосному) мы стали с Крисом неразлучными друзьями и поняли, что рок-музыка — это то дело, которым будем серьёзно заниматься. В 1972 году мы с Крисом покидали «Садко» с чувством гордости. И не без основания. Ведь вначале мы были в коллективе на «седьмых» ролях, а когда уходили, группа играла практически только наши песни. Большинство англоязычных, но были и на русском, хотя и с совершенно ужасными текстами…
